Энн из Зелёных Крыш

– Не пойму, как это может утешить, – удивилась Марилла.

– Эти слова звучат красиво и романтично, и я могу вообразить себя героиней из книги. Я так люблю все романтическое, а разве можно представить что-нибудь романтичнее кладбища разбитых надежд? Вы так не считаете? Я почти рада, что у меня оно есть. А Озеро Мерцающих Вод нам по пути?

– Рядом с прудом Барри, если ты его имеешь в виду, мы не окажемся. Мы поедем прибрежной дорогой.

– Как прекрасно звучит – «Прибрежная дорога», – мечтательно произнесла Энн. – Она так же красива, как это звучание? Как только вы произнесли эти слова, в моей голове сразу же возникла прелестная картина. Уайт-Сэндз тоже звучит неплохо, но мне больше нравится Эйвонли. Чудесное название. В нем слышится музыка. А далеко до Уайт-Сэндз?

– Пять миль. Вижу, ты явно настроена на разговор. Тогда поговорим о чем-то дельном. Расскажи мне о себе.

– В том, что мне известно о себе, нет ничего интересного, – поспешно произнесла Энн. – Вот, если б вы позволили рассказать то, что я придумываю о себе, было бы гораздо интереснее.

– Нет, уволь меня от твоих фантазий. Мне нужны голые факты. Начни с самого начала. Где ты родилась и сколько тебе лет?

– В марте исполнилось одиннадцать, – приступила со вздохом Энн к изложению голых фактов. – Родилась я в Болинброке, Новая Шотландия. Отец, Уолтер Ширли, был учителем в городской школе. Мать звали Бертой. Уолтер Ширли и Берта Ширли – красиво звучит, правда? Я рада, что у моих родителей такие благозвучные имена. Было бы ужасно, если б отца звали, например, Джедедайя, вы согласны?

– На мой взгляд, неважно, как человека зовут, главное – как он себя ведет, – сказала Марилла, почувствовав, что сейчас самое время преподать урок морали.

– Ну, не знаю. – Было видно, что Энн задумалась. – Я читала в одной книге, что розу как ни назови, она будет источать тот же нежный аромат. Но я никогда не могла этому поверить. Разве роза будет такой же изысканной, если ее назовут чертополохом или скунсовой капустой. Наверное, отец остался бы хорошим человеком, даже нося имя Джедедайя, но я уверена, что это было бы для него тяжким испытанием. Моя мать тоже была учительницей, но, выйдя замуж, она, конечно, бросила работу. Муж – это большая ответственность. Миссис Томас говорила, что мои родители были большими детьми, бедными, как церковные мыши. Они жили в крошечном желтом домике в Болинброке. Родительский дом я никогда не видела, но часто представляла его себе. В моем воображении, у окна гостиной росла жимолость, в палисаднике – кусты сирени, а у калитки – ландыши. И на всех окнах муслиновые занавески. Они придают особенный уют дому. Там я родилась. По словам миссис Томас, такого невзрачного ребенка она больше не видела – худющая, маленького роста, только глаза большие, но мама считала, что красивее меня нет никого на свете. На мой взгляд, мать лучше знает своего ребенка, чем бедная женщина, которая приходит в дом убираться, ведь так? Мне приятно, что я маме нравилась. Думаю, я бы очень расстроилась, если б узнала, что явилась для нее разочарованием – ведь вскоре после моего рождения ее не стало. Когда она умерла от лихорадки, мне было три месяца. Как бы мне хотелось, чтобы она пожила подольше, и я бы помнила, как звала ее «мамой». Наверное, приятно произносить это слово «мама». Отец умер через четыре дня после мамы – тоже от лихорадки. Так я оказалась сиротой. Миссис Томас рассказывала, что люди растерялись и не знали, что со мной делать. Даже тогда я была никому не нужна. Видно, такая уж у меня судьба. Родители были родом из отдаленных мест, и все знали, что никого из родственников в живых у них не осталось. В конце концов миссис Томас согласилась меня взять, несмотря на свою бедность и пьяницу-мужа. Она выкормила меня из рожка. Как вы думаете, есть что-нибудь особенное в кормлении из рожка, что делает тех, кого кормили, лучше других людей? Потому что, всякий раз, когда я шалила, миссис Томас с укоризной вопрошала – как я могу быть такой плохой девочкой, если она выкормила меня из рожка?

Мистер и миссис Томас переехали из Болинброка в Мэрисвиль, и до восьми лет я жила с ними. Я нянчилась с их детьми – все четверо были младше меня – и, надо сказать, дело это не из легких. Потом мистер Томас попал под поезд и скончался, и его мать предложила миссис Томас переехать с детьми к ней, меня же взять категорически отказалась. Миссис Томас, по ее словам, стала ломать голову, не зная, что со мной делать. Тогда миссис Хэммонд, жившая выше по реке, увидев, как я ловко управляюсь с детьми, сказала, что возьмет меня. Так я стала жить в их доме, стоящем на выкорчеванной от пней поляне. Место было уединенное. Уверена, если б не мое воображение, я не смогла бы там жить. Мистер Хэммонд работал на лесопилке, а миссис Хэммонд сидела с детьми. Их у нее было восемь! Она три раза рожала близнецов. Я люблю детей, но не в таком количестве, близнецы три раза подряд – это уж слишком. Так я и сказала миссис Хэммонд после последней пары. Я ужасно устала таскать их на руках.

Я жила у миссис Хэммонд более двух лет. Потом мистер Хэммонд умер, и миссис Хэммонд утратила интерес к домашнему хозяйству. Она раздала детей по родственникам и уехала в Штаты. Никто не хотел мной заниматься, и мне пришлось перебраться в Хоуптонский приют. Там меня тоже не ждали, ссылаясь на переполненность. Но в результате приняли, и я прожила там четыре месяца до приезда миссис Спенсер.

Закончив рассказ, Энн с облегчением вздохнула. Она не любила вспоминать о своем жизненном опыте в мире, которому была не нужна.

– Ты хоть в школу ходила? – спросила Марилла, направляя гнедую кобылу на прибрежную дорогу.

– Недолго. Немного ходила в последний год жизни у миссис Томас. А когда жила на реке, школа от нас была так далеко, что зимой до нее не добраться, а летом в школе каникулы. Так что в школу я могла ходить только весной и осенью. Но в приюте я, конечно, училась. Я с удовольствием читала стихи и многие из них знаю наизусть. Например, такие, как «Битва при Гогенлиндене», «Эдинбург после наводнения», «Бинген на Рейне», а также отрывки из «Владычицы Озера», а также «Времен года» Джеймса Томсона. Нельзя не любить поэзию, от которой мороз по коже пробирает, вы согласны? В учебнике для пятого класса есть стихи, называются «Падение Польши» – вот они как раз такие. Хотя я была в четвертом, но старшие девочки давали мне его читать.

– А эти женщины – миссис Томас и миссис Хэммонд – хорошо к тебе относились? – спросила Марилла, поглядывая на Энн краем глаза.

– Ну, как сказать, – произнесла, запинаясь, Энн. Ее нервное личико вдруг покраснело, она явно смутилась. – Они очень старались. Я знаю, они старались изо всех сил. А когда люди хотят быть к тебе добрыми, ты не обижаешься, если у них это не всегда получается. У них и без меня забот хватало. Представляете, каково это иметь мужа-пьяницу или родить три раза подряд близнецов! У меня нет никаких сомнений, что они, как могли, старались быть ко мне добрыми.

Марилла больше не задавала вопросов. Энн сидела молча, с восхищением взирая на прибрежную дорогу. Глубоко задумавшись, Марилла рассеянно управляла кобылой. В ее сердце шевельнулась жалость к девочке. Как ее обделила жизнь любовью и лаской! Тяжелая работа, бедность и невнимание – вот все, что у нее было. У Мариллы хватало проницательности, чтобы прочесть между строк подлинную историю жизни Энн и догадаться, что та пережила. Неудивительно, что девочка так мечтает обрести настоящий дом. Жаль, что ее надо отвести обратно в приют. А что, если ей, Марилле, пойти навстречу Мэтью, удовлетворить его необъяснимый каприз и оставить Энн у них? Брат явно этого хотел, да и девочка, вроде, хорошая, вполне обучаемая.

«Конечно, она болтушка, – думала Марилла, – но ее можно от этого отучить. И в том, что она говорит, нет ничего грубого, никаких жаргонных словечек. Она довольно воспитанная. Похоже, что ее родители были приличными людьми».

Прибрежная дорога была «лесистая, дикая и пустынная». Справа густо разрослись карликовые пихты, их дух не сломили долгие годы борьбы с морскими ветрами. Крутые скалы красного песчаника так близко подступали слева к дороге, что не столь устойчивая кобыла, как гнедая, могла изрядно потрепать нервы путешественникам. Внизу, у основания скал скопились груды отшлифованных волнами камней, а в маленьких песчаных бухточках поблескивала, похожая на драгоценности, морская галька. Дальше простиралась мерцающая синева моря, а над ней парили чайки, чьи крылья на солнце отливали серебром.

– Как прекрасно море! – воскликнула Энн с широко распахнутыми глазами, она наконец вышла из затянувшегося молчания. – Однажды, когда я жила в Мэрисвиле, мистер Томас нанял фургон и повез нас на морское побережье в десяти милях от дома. Несмотря на то что мне пришлось все время следить за детьми, я наслаждалась каждой минутой этого дня. Все эти годы я жила воспоминаниями о нем. Но ваш морской берег еще прекраснее, чем в Мэрисвиле. Какие чудесные чайки, правда? Вам никогда не хотелось быть чайкой? Мне бы хотелось – только я родилась девочкой. Представьте себе – просыпаешься на рассвете, взмываешь в воздух и весь день свободно паришь над чудесной морской синевой и только к вечеру возвращаешься в родное гнездо. О, я так и вижу себя в небе! А скажите, пожалуйста, чей это большой дом впереди?

– Это отель «Уайт-Сэндз». Его хозяин – мистер Керк, но сезон еще не открыт. Летом сюда приезжают толпы американцев. Им тут нравится.

– А я боялась, что это дом миссис Спенсер, – проговорила печально Энн. – Мне не хочется туда. Кажется, что это конец всему.

Глава 6

Марилла принимает решение

Однако в должное время они добрались до места. Миссис Спенсер жила в большом желтом доме у бухты. Она встретила их на пороге, и на ее добродушном лице отразились разом и радость, и изумление.

– Моя дорогая! – воскликнула она. – Вот уж кого я сегодня не ждала, но я очень вам рада. Привяжете лошадь? Как поживаешь, Энн?

– Хорошо, насколько это возможно, спасибо, – ответила Энн с помрачневшим лицом.

– Полагаю, мы немного у вас посидим – пусть лошадь отдохнет, – сказала Марилла. – Но надолго не задержимся – я обещала Мэтью скоро вернуться. Видите ли, дорогая миссис Спенсер, произошла досадная ошибка, и я приехала в этом разобраться. Мы с Мэтью просили передать, чтобы вы привезли нам из приюта мальчика. Так и сказали вашему брату Роберту, что хотим взять мальчика лет десяти-одиннадцати.

– Что вы говорите, Марилла Катберт! – Миссис Спенсер не могла скрыть своего огорчения. – Роберт передал мне через свою дочь Нэнси, что вы хотите девочку. Ведь так было, Флора Джейн? – обратилась она к дочери, которая тоже вышла на крыльцо.

– Именно так, мисс Катберт, – подтвердила серьезно Флора Джейн.

– Я очень сожалею, – сказала миссис Спенсер, – но, поверьте, мисс Катберт, тут нет моей вины. Как мне казалось, я все выполнила, согласно вашим пожеланиям. Нэнси – такая легкомысленная особа. Сколько раз я отчитывала ее за беспечность!

– Это наша вина, – смиренно признала Марилла. – Нам следовало бы самим связаться с вами, а не перекладывать такое важное дело на других людей. Как бы то ни было, ошибка произошла, и ее надо исправить. Можно ли вернуть ребенка в приют? Ее возьмут назад, надеюсь?

– Думаю, это возможно, – задумчиво произнесла миссис Спенсер. – Хотя, может быть, и не придется ее отсылать. Вчера к нам заходила миссис Питер Блюит и говорила, что очень жалеет, что не попросила привезти ей девочку, которая помогала бы ей по хозяйству. У миссис Блюит большая семья, и ей трудно без помощи. Энн ей подойдет. Какой счастливый случай! Тут не обошлось без руки Провидения.

Марилла не видела в этом руки Провидения. Просто появилась неожиданная возможность сбыть с рук нежеланную сироту, но Марилла почему-то не испытывала облегчения.

Она лишь мельком видела миссис Блюит – невысокую женщину с сердитым лицом, худющую, как скелет, но кое-что о ней слышала. Говорили, что она никудышная хозяйка, и даже с лошадью справиться не умеет. Уволенные служанки рассказывали страшные вещи о ее жутком характере, крайней скупости и дерзких, драчливых детях. Марилла испытала угрызения совести при мысли о передаче Энн на произвол этой страшной женщины.

– Надо будет с ней обсудить этот вопрос, – сказала Марилла.

– А вот, к счастью, и она идет, – воскликнула миссис Спенсер, сопровождая гостей через прихожую в гостиную, где их обдало холодом, как будто воздух, пробиваясь сквозь темно-зеленые, плотно закрытые ставни, потерял все свое тепло. – Как удачно! Все решим прямо сейчас. Располагайтесь в кресле, мисс Катберт. А ты, Энн, садись на диван и не ерзай. Дайте мне ваши шляпки. А ты, Флора Джейн, поставь чайник. Добрый день, миссис Блюит. Мы как раз говорили, как удачно, что вы проходите мимо. Позвольте вас представить друг другу. Миссис Блюит. Мисс Катберт. Простите, я на минутку вас покину. Я забыла попросить Флору Джейн вынуть булочки из плиты.

Миссис Спенсер выскользнула из комнаты, предварительно открыв ставни. Энн сидела молча на диване, крепко сцепив на коленях руки, и напряженно смотрела на миссис Блюит. Неужели ее отдадут этой женщине со злым лицом и колючим взглядом? От этой мысли у нее комок встал в горле и в глазах защипало. Она испугалась, что не сможет сдержать слез, и как раз в этот момент вернулась миссис Спенсер, раскрасневшаяся и сияющая. Казалось, в ее силах справиться с любыми трудностями – физическими, психологическими и духовными.

– Похоже, в отношении этой маленькой девочки произошла ошибка, миссис Блюит, – сказала она. – Я была уверена, что мистер и мисс Катберт хотят удочерить девочку. Мне так передали. Но оказалось, что речь шла о мальчике. И если со вчерашнего дня вы не передумали, эта девочка как раз то, что вам надо.

Миссис Блюит смерила Энн зорким взглядом с головы до ног.

– Сколько тебе лет и как тебя зовут? – потребовала она ответа.

– Энн Ширли, – пролепетала испуганная девочка, на этот раз не вдаваясь в особенности написания имени, – и мне одиннадцать лет.

– Гм… Ты не выглядишь на свой возраст. Но ты жилистая. А такие – лучше всего. Но если я решусь тебя взять, учти, ты должна быть хорошей девочкой – умелой, ловкой и послушной. Свое содержание ты должна отработать – заруби это себе на носу. Пожалуй, я избавлю вас от нее, мисс Катберт. Малыш очень капризный, я с ног валюсь, ухаживая за ним. Если вы не возражаете, я прямо сейчас ее заберу.

Марилла взглянула на Энн, и ее сердце дрогнуло при виде бледного личика с глазами, полными скорби. Беззащитное маленькое существо, покинув одну западню, тотчас угодило в другую. Марилла поежилась от неприятного чувства – если сейчас она оставит без внимания этот умоляющий взгляд, он будет преследовать ее до самой смерти. Миссис Блюит ей решительно не нравилась. Передать в руки такой женщины чувствительного, ранимого ребенка! Нет, такого она допустить не может!

– Даже не знаю, – медленно протянула она. – Мы с Мэтью точно не определились, как быть с девочкой. Что до Мэтью, он хотел бы ее оставить. Сюда я приехала, чтобы узнать, как произошла такая ошибка. Наверно, будет лучше, если я заберу Энн домой, и мы еще раз с Мэтью все обсудим. Я должна сначала переговорить с ним и только тогда окончательно все решить. Если мы не придем к обоюдному согласию, тогда завтра, ближе к вечеру, привезем девочку. В случае, если от нас не будет известий, это будет означать, что мы решили оставить Энн. Вас это устраивает, миссис Блюит?

– А что мне остается? – грубо буркнула та.

От слов Мариллы личико Энн озарилось радостью. Исчезло потерянное выражение лица, в глазах промелькнула надежда, они стали глубокими и яркими, словно утренние звезды. Девочка полностью преобразилась и, когда миссис Спенсер и миссис Блюит в поисках нужного для гостьи рецепта, вышли из комнаты, она вскочила и бросилась через всю комнату к Марилле.

– О, мисс Катберт, я не ослышалась? Вы действительно можете оставить меня в Зеленых Крышах? – задыхаясь от волнения, прошептала она, словно боялась, что от громкого голоса волшебная перспектива может разрушиться. – Вы так сказали? Или мне пригрезилось?

– Думаю, тебе надо научиться контролировать свое воображение, Энн, чтобы отличать реальность от вымысла, – сказала Марилла сердито. – Да, ты не ослышалась – я такое говорила. Но ничего пока не решено, и, возможно, тебе придется отправиться к миссис Блюит. Она нуждается в тебе гораздо больше, чем я.