Это был целый ворох накопившихся за несколько месяцев журналов, брошюр и давным-давно посланных визитных карточек.
Целого дня едва хватило на то, чтобы только сориентироваться в этом потоке, а на прочтение всего понадобилась бы еще неделя.
Жак предложил универсальное средство избавиться от такого каторжного труда.
– Меня нисколько не интересует, – заявил он, – что делалось в мире за время нашего путешествия. Поэтому я бы все это просто сжег не читая.
– Ты забываешь, что тут должны быть письма, очень нужные для нас.
– Да, правда, я чуть не забыл о Федоре Ивановиче.
– Вот именно. Тебе очень нравится в Гуаякиле?
– Нравится! Да я просто не чаю, как вырваться отсюда, хотя и двух часов не прошло, как мы здесь. Меня невыносимо раздражает здешняя сутолока.
– Хорошо, сделаем вот как. Запакуем всю эту груду бумаг в тюки, сядем на пароход и переедем на тот берег, где мы оставили наших людей и мулов, раскинем там палатку и проведем денек-другой в тиши полей, вдали от шумного света.
– О, это прекрасно! Так поспешим!
К вечеру все было готово, и в тот же вечер оба друга, комфортабельно расположившись в своей палатке, «разбирались в хламе» (по выражению Жака) при свете двух свечек, привезенных из Гуаякиля ad hoc[26 - Для этой цели (лат.)].
У Жака с первого же раза оказалась очень счастливая рука.
Порывшись с четверть часа в одной из кип, он вытащил два конверта, связанных вместе тоненькой бечевкой. На обоих стоял ричфильдский штемпель.
– Из Ричфильда! – вскричал он, делая причудливое и очень игривое антраша между разбросанных кип. – Это от Федора Ивановича! Я зцаю по почерку!
– Браво! До остального нам, значит, нет никакого дела.
– А другое письмо от кого?
– Ей-богу, никак не пойму. Что за странная каллиграфия! Вот так буквы!
– Перро! Да это от Перро! – вскричал Жак, разломав печать. – Бедный Перро – это он самолично «берет перо в руку…»
– Читай скорее, полно тебе.
Жак, большой любитель комфорта, поудобнее расположился среди раскиданных бумаг и принялся за чтение.
«Дорогой господин де Кленэ, дорогой господин Арно.
Не без большого колебания я беру перо в руку, желая описать вам подробно все наши приключения.
Господин Лопатин уже описал вам все, что может быть вам интересно, и, разумеется, я не смею соперничать с таким искусным рассказчиком: ведь вы сами изволите знать, какой он оратор.
Но господин Лопатин сказал, что если я еще и от себя напишу вам несколько строк, то это доставит вам большое удовольствие.
Скажу я вам, во-первых, что все мы втроем уже больше не служим в меховой компании. И вы не думайте, что самовольно – нет, нам разрешил сам мистер Андерсон, начальник фактории Нулато.
Золота у нас добывается – пропасть.
Мы очень рады за господина Лопатина. Это поправит его состояние, и он будет по-прежнему богат.
Надо вам, кстати, сказать, что мы никак не могли с ним сговориться насчет нашего жалованья.
Он вздумал нам предложить такое жалованье, какое постыдился бы взять себе даже комендант форта Нулато: до того оно велико.
Я, разумеется, наотрез отказался.
Тогда хозяин (вот какой он упрямый!) выдумал сделать нас дольщиками в своем предприятии.
– …Нам так много не нужно, – отвечал я господину Лопатину. – А вы лучше вот что сделайте: так как скоро по случаю холодов работу придется прекратить на полгода, то я попрошу вас отвезти нас всех троих в гости к господину Арно, на дачу. В Бразилии очень тепло, а я солнечного удара не боюсь.
– Я согласен, – отвечал наш хозяин.
При этом он даже засмеялся, а это с ним бывает редко.
– Потом, – говорю я ему дальше, – если ваши дела будут идти и на будущий год так же хорошо, как теперь, то вы свозите одного из нас во Францию. Нам бы так было приятно повидать „старую родину“.
– Перро, – сказал мне тогда господин Лопатин своим приятным, твердым голосом, – с наступлением холодов мы все вместе уедем с прииска и вчетвером поедем в Бразилию.
Затем мы вместе с господами Арно и де Кленэ определим, сколько приходится на нашу долю и сколько на вашу. Решению наших общих друзей вы уже, конечно, подчинитесь без всяких споров – не так ли?
Понятно, я обещал. Неучтиво было бы не согласиться.
Так вот, господа, в каком положении наши дела.
Признаться, хотя мы и не перестаем работать с прежним усердием, однако терпеливо ждем первых заморозков.
А как только они появятся – в путь, в страну, где греет жаркое солнце.
В ожидании этого счастливого дня, господа, позвольте старому охотнику и двум его братьям, Жофруа и Андрэ, засвидетельствовать вам свое искреннее почтение и совершенную преданность.
Перро Старший.
Карибу, 28 сентября 188…»
– Черт возьми! – вскричал вдруг Жак. – А ведь сегодня 12 ноября. Теперь там, должно быть, уже настали холода. Если так, то наши друзья уже выехали и приедут в Жаккари-Мирим раньше нас.
– Очень возможно. Наверное, так оно и будет, – ответил Жюльен. – Ведь они не станут избегать моря и поедут, разумеется, на корабле.
– Жюльен? – помолчав немного, спросил нерешительно Жак.
– Что?
– Вернемся в Гуаякиль и сядем на корабль.
– Как? Это говоришь мне ты, Жак, – ты?