Жребий брошен

Все, что касалось Беланды, представлялось Разине в самом лучшем цвете. И пиво, и закуска, и помещение в таверне Друза казались ему лучше других, потому что их подавала Беланда, но увы!.. Часто посещать эту таверну он не мог – денег не было. Да и зачем ходить туда Разине!.. Белокурая плутовка не показывала ему ни малейшего знака расположения, несмотря на все его заигрывания, и только мучила его своими насмешками.

Фабий был любим своими товарищами как забавный балагур, бесшабашный кутила, которому все нипочем в хмельную минуту. Влезть, рискуя сломать шею, на высокое дерево или скалу, куда никто не влезал, принять пари, выполнение которого в случае проигрыша никому не под силу, сесть на лошадь, на которую по ее строптивости никто не садился, – такие подвиги Веселый Воробей совершал в угоду товарищам без отговорок.

Прекрасный лицом, щедрый на подарки, безумно отважный, постоянно веселый и щегольски одетый, Фабий привлек к себе всех; женевские аллоброги полюбили его не меньше, чем римляне.

Именно такие помощники были нужны Цезарю. Угадав душу Фабия, император привечал его, прощая нередкие промахи по службе.

Фабий много болтал о божественности Цезаря, во что и сам искренне верил; пропаганда из его уст действовала на римских солдат и аллоброгов так успешно, что молва о чудесном происхождении от Венеры римского императора Галлии и его пятипалом коне быстро разнеслась далеко за пределы Женевы.

«Цезарь и его Фортуна» – сделалось всеобщей поговоркой.

Эти слова были сказаны Цезарем в юности, когда он, в то время веселый, богатый авантюрист, путешествуя для удовольствия, переезжал море на челноке в бурю, и перевозивший его рыбак боялся гибели.

– Не бойся, – сказал ему Цезарь, – ты перевозишь Цезаря и его Фортуну.

Переезд совершился благополучно, и Цезарь рассказал этот анекдот друзьям, веря в свое счастье.

Полководец с огненным взором черных глаз, сидящий на коне с ногами, похожими на человеческие, дивная молва о его происхождении от Венеры и близости к Фортуне – все это сделалось предметом общих толков. Все верили в счастье Цезаря и видели в нем гения.

Валерий Процилл жил также в Женеве, посвящая досужее время изучению галльского языка, который ему, как северянину, был немного знаком. Услышав его разговор об этом с Фабием, Церинт тут же вмешался, навязывая новопожалованному принцепсу в учителя того самого десятника Марка Меттия, который услужил ему. Глуповатый декорион, несмотря на свою хвастливость, понравился Валерию услужливостью и был приглашен им для разговоров по-галльски. Это их сблизило, и принцепс нимало не подозревал, какие ужасные петли на чужих шеях может затянуть этот человек, внешне совершенно безвредный.

Действительно, сам по себе как отдельное лицо, Меттий был существо безобидное. Добрый, глуповатый, необразованный, без малейшего честолюбия, он не мог оказаться ни интриганом, ни пронырой, ни злодеем иного рода.

Однако бывают на свете люди, которые роковым образом губят других без всякого желания им худа. Меттию послужили во вред две черты его характера: хвастливость и влюбчивость. Это с самого дня выступления в поход обратило на декуриона внимание многих. Одни его полюбили как весельчака, в отношении которого можно выкидывать всякие штуки, не опасаясь ссоры. К этим особам принадлежал и Люций Фабий, дразнивший декуриона своими успехами среди женщин, отвлекая от него своей щедростью поселянок и маркитанток, которые ему нравились.

Другие любили подтрунивать над его бесконечными росказнями о небывалых подвигах и богатом дядюшке.

Наконец, третьи заметили этого декуриона, видя в нем простака, удобного как орудие к достижению разных целей.

Между людьми этой последней категории был легат Марк Антоний. Со дня своего сближения с Фульвией он, бывший и прежде бесчестным хитрецом, под влиянием интриганки стал думать о себе как о человеке, имеющем все данные, чтобы сделаться владыкой Рима если не взамен Цезаря, то хоть после его смерти, и стал питать эти честолюбивые мечты, не разбирая средств для их выполнения. Антоний постоянно следил за Цезарем, стараясь угождать ему всячески.

По приезде в Женеву Антоний прежде всего постарался узнать, кто люб императору севера и кто не люб. Быстро возвышенный помимо выслуги в сан принцепса Валерий и восторженный Фабий, пропагандист божественности Цезаря, сильно не нравились Антонию, как и все, кого Цезарь привечал больше других. Антоний был слишком хитер, чтобы явно губить людей, мешающих его замыслам; он решил всячески мешать им, ставить всевозможные тормоза их служебной карьере, но так, чтобы этими тормозами были другие, а вовсе не он сам.

Он хвалил Цезарю и Фабия и Валерия, потому что Цезарь хвалил их; льстил им и лез в друзья.

Валерий уже давно понял душу этого интригана и всячески старался отстраняться от него, беречься, вел себя с крайней осторожностью, как поступают все практические люди, у которых рассудок берет постоянно верх над порывами сердца.

Фабий, остерегаемый другом, соглашался, что Антоний – вредный интриган, но не имел сил отстранить его от себя, любя его за веселость, пил и играл с ним, иногда в хмельной час открывая ему все заветные думы души своей.

Изучая характеры всех окружающих с чутьем ищейки, Антоний скоро понял и Меттия, и Церинта Разиню.

Разиня глуп, бестолков, забывчив, ленив, апатично покорен всякой участи, какая бы ни выпала ему на долю, но при этом честен, бескорыстен и предан своему господину до самозабвения, несмотря на брань и побои, какими Фабий часто наделял его за недоглядки и неряшество. Рассердить Разиню не было решительно никакой возможности; опутать его сетями любви также было нельзя. Антоний знал, что Разиня влюблен в Беланду, но его любовь была какая-то особенная – такая же ленивая и апатичная, как и все в его существе, – любовь Разини. Церинт любил, вздыхал, заигрывал с хорошенькой маркитанткой, но нимало не тужил, видя, что с нею заигрывают другие, не ревновал Беланду ни к кому и даже советовал своему господину любить ее вместо Адэллы. Саму эту Адэллу он терпеть не мог больше всего за то, что, полюбив ее, Фабий был равнодушен к Беланде, которая, по мнению Церинта, одна стоила любви. Ему хотелось, чтобы весь свет любил Беланду, как любил он, и вздыхал о ней, как он вздыхает.

Поссорить Разиню с господином из-за женщины не было возможности, как и из-за побоев.

Попробовав тут почву на том и другом пункте, Антоний решил оставить Разиню в покое и принялся подкапываться под карьеру сотника и принцепса с другой стороны. Меттий показался интригану более годным орудием, и он принялся за него.

Хвастлив, влюбчив, недогадлив, любит выпить лишнее и поиграть, при этом недурен собой и довольно богат, – такие данные были приняты в соображение легатом, и он стал следить за болтливым десятником.

Скоро Антоний, к своей радости, узнал, что Меттий также влюбился в Беланду и благодаря этому подружился с Церинтом еще больше, чем вследствие их первой курьезной встречи. Церинт рекомендовал десятника Валерию для упражнения в разговорах по-галльски. Антоний принялся плести сети интриг, избрав орудием этого простака. Через день или два новая удобная черта была открыта интриганом в характере его орудия: Меттий под хмельком был доступен маленьким пароксизмам вспыльчивости, которые быстро у него проходили, но все-таки в роковую минуту, при умении воспользоваться ими, могли послужить задуманному делу.

Кого любит веселая Беланда? Кого предпочло игривое сердечко этой прелестной блондинки, грациозной, как кошечка, и хитрой, как змейка? – Антоний разведал и это.

Беланда любить может всех добрых людей; влюбиться не способна ни в кого. Беланда слишком аккуратна, практична, рассудительна, чтобы сделать какую-нибудь глупость. Она постоянно обо всем советуется со своим отцом и поступает по его воле; ее отец Друз похож на галльский дуб, что значило его имя, – он тверд, как дуб, в своих убеждениях и ничто на свете не собьет его с раз принятой дороги, а его убеждения состояли в том, что дочь должна вести жизнь честную, несмотря на свой опасный промысел маркитантки.

И Беланда была честной девушкой, недоступной никаким соблазнам и подкупам.

Ее игривость и услужливость обворожили многих и среди прочих Меттия.

Чтобы разведать, насколько этот человек доступен увлечению, Антоний однажды напоил его и подзадорил, задев его самолюбие как племянника богатого дядюшки.

Меттий, не протрезвившись, отправился прямо к Беланде и после самых хвастливых, вычурных чувствоизлияний предложил очаровательной маркитантке свою руку и сердце для законного супружества.

Беланда ответила на предложение своего обожателя советом облить голову холодной водой и проспаться, а затем хотела уйти от него к другим гостям своей таверны, требовавшим то вина, то пива, то кушанья. Ей было недосуг выслушивать чепуху от пьяного декуриона. Меттий догнал ее и стал сулить все блага земные, а когда это не подействовало, – он обругал и прибил красавицу, что повело к общей драке в таверне, потому что одни посетители приняли его сторону, а другие стали защищать маркитантку.

Самолюбие Меттия сильно было польщено расположением Антония, поэтому и весьма естественно, что он подпал сразу под его влияние.

Встретив будто случайно после этой катастрофы десятника на улице, легат посоветовал ему попробовать в отношении Беланды последнее средство: возбудить ее ревность ухаживанием за другой девушкой, на которой можно жениться.

Меттий послушался и по совету Антония расставил сети Адэлле.

Что за особа Адэлла? Легат-интриган разведал и это: Адэлла на Беланду ничуть не похожа душой, как и наружностью. Дивная красавица-брюнетка, она напоминала Антонию римскую Цитерис, только была гораздо сдержаннее знаменитой танцовщицы в своих шалостях. Адэлла – существо таинственное, у нее ничего не разведать прямым путем. Репутация ее нравственности была темна, как и ее происхождение. Не было у Адэллы ни родных, ни друзей в Женеве; явилась она сюда неизвестно откуда.

Фабий любил ее со всем жаром своего сердца, любил безрассудно, и готов был бросить к ее ногам последние остатки родительских денег, полученных от отца на дорогу с угрозой, что это уже последний дар ветреному моту.

Предложение супружества со стороны богатого декуриона пришлось по сердцу бездомной девушке, но она не дала сразу своего согласия, обещая подумать, чем еще больше подзадорила самолюбивого человека отомстить Беланде за ее холодность женитьбой на ее сопернице по торговле.

Стоило Антонию шепнуть слово безумно влюбленному сотнику, и со стороны Фабия разразился взрыв ревности, всяких клятв и проклятий… Веселый Воробей попал в силки, расставленные для него интриганом.

На предложение Меттия со стороны Адэллы скоро последовал отказ, а Фабий был весел как никогда. Что этому было причиной – знали только три человека во всей армии; одним из них был принцепс Валерий, имевший право заключать и расторгать браки подчиненных ему аллоброгов.

Глава VI

За Рону!

День клонился к вечеру. Валерий сидел в своей квартире, упражняясь с Меттием в галльских разговорах.

– Если справедливо все, что говорили тебе аллоброги, то нравы дикарей за Роной ужасны! – сказал Меттий.

– Невольно поверишь, слыша ото всех одно и то же, – отозвался Валерий, – ужаснее всего, по моему мнению, у них клятва друзей-сольдуриев. Уверяют, что войска, составленные из таких людей, непобедимы. Каждая чета друзей смешивает и пьет свою кровь, пролитую из правой руки над могилой героя, произнося ужасные клятвы, а потом делит между собой решительно все, что бы ни удалось приобрести в течение всей жизни.

– Делить все… я не совсем понимаю это выражение. Есть предметы, которых не разделишь, например жена.

– Породнившиеся друг с другом сольдурии имеют общих жен и детей, как и все прочее, даже общую смерть. Если один умрет, то обязан умереть и другой.

Кроме этого, у дикарей есть много других варварских обычаев. Редкий пир у них кончается без драки, потому что они по большей части заносчивые хвастуны. В религии преобладает поклонение Вулкану, которого они зовут Камулом. Все у них очищается огнем, а не водой. Они прыгают через костры в праздники очищения вместо употребления святой воды (aqua lustralis); все нечистое и преступное сжигают, сжигают и пленных живыми в честь Камула.

Громкий хохот прервал эту беседу. В окошко впрыгнул Фабий.