И посетителя посетила смерть. Книга I. Тайная грамота

. («Неужто правил Святое писание?!»). Теперь он знал, что надо искать. Вот топор без топорища, вот обуглившаяся лавка, вот глиняные черепки, но где же все те книги, которые привёз Епифаний? Ведь не могли сгореть дотла, железные застёжки уцелели бы…

12

Пустыня, в одном дне пешего пути

от Оршина монастыря,

в год 6917 месяца студеня в 8-й день,

третий час

Тайник опустел.На каждую руку да по тулупу

На пепелище стояла тишь. Изредка постреливали сучки на морозе. Оглаживая лысую голову, Анджей-Андрей осмотрелся вокруг: вот пожарище, вот самая высокая сосна, вот поваленное дерево… Разгрёб снег в поисках тайника… Ошибки быть не могло, но где же книга? Вскочил в седло – и туда, где вчера бросили Епифания. Метель взгромоздила один перемёт за другим. Жеребец, увязая по брюхо, рыхлил снег. Из сугроба выглядывало что-то тёмное. Копнул глубже… Так и стоял посреди дороги – в каждой руке по овчине…

13

Великое княжество Тверское,

р. Орша, лесная пустынь,

в год 6917 месяца студеня в 11-й день,

утреня

Над книгой.Все дороги ведут к наместнику

В печи, шипя, постреливали дрова. У стола сидел трудник и читал при лучине книгу.

– Кирилл! – позвал Епифаний, не узнав собственного голоса.

– Ты как, отче? – трудник едва не опрокинул лавку.

– Да вроде ничего, – Епифаний потрогал лоб и опять погрузился в сон.

«Во сне выздоравливают», – успокоил себя Кирилл и вновь окунулся в чтение. Он уже три вечера сидел над сборником, но тут, недоумевая, замер..

Многое и другое сотворил Исус: но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь

.

Кирилл твёрдо знал: этими словами Святое Благовествование от Иоанна заканчивается – аминь. По крайней мере, во всех других служебниках, но только не в том, что сейчас лежал перед ним. Перелистнул…

Увиденное вернее услышанного, но достоверен и многократно услышанный слух, если рассказываемое истинно

…

Этого здесь быть не должно! Кирилл посмотрел на Епифания. Тот тихо постанывал во сне. («Почему сборник лежал под поваленным деревом?») Не сводя глаз со скорописи, Кирилл размышлял, забыв о погасшей лучине. («Монахи-всадники спрашивали у настоятеля про книжника и у пожарища тоже были всадники…») Трое ли, четверо ли их было – трудник вспомнить не мог. Да, впрочем, и не больно-то старался. Отец Антоний – вот кто занимал его мысли. («Настоятель разговаривал со всадниками. Он же послал Епифания в пустыньку…») Тут Кирилл даже привстал с места от волнения: «Настоятель в тот день позвал Епифания к себе! Рано или поздно он вспомнит о лесной пустыни Окула!».

14

Великое княжество Тверское,

р. Волга, скит, в двух днях пешего пути

от Оршина монастыря,

в год 6917 месяца студеня в 13-й день,

вечерня

Лихоимцы не воруют книги.Не чужие, но и не свои

Монахини высыпали на крыльцо, обступили Епифания, лежащего на волокуше (её кое-как соорудил Кирилл из двух жердей), и, ничего не спрашивая, понесли в келью. Кирилл, пошатываясь, шёл следом, готовясь ко встрече с Параскевой. Та по обыкновению полулежала под образами и тихо постанывала.

Год назад она стала настоятельницей по предсмертному завещанию матушки Переславы, основательницы скита. Почувствовав приближение последнего часа, та остановила свой выбор на самой стойкой – по здравости рассудка и силе характера. Ею оказалась Параскева, едва державшаяся на ногах.

– Здравствуй, матушка! – окликнул Кирилл бывшую супругу.

– Кирюша? Не ждала я тебя. Сегодня опять плохо, ноги совсем отнялись, а Бог никак забрать меня не хочет.

Личико её сморщилось не то от боли, не то от обиды. Она лежала, перебирая истончавшими руками чётки. Послушница с безмолвной заботой подоткнула покрывало. Розовощёкая, она стыдилась своего пышущего здоровья и, как все, побаивалась настоятельницу. Параскева закрыла глаза, чётки скатились на пол. Послушница проворно вложила их ей в руки. Кириллу показалось, что Параскева позабыла о нём, но тут его настиг властный вопрос:

– Зачем пришёл?

– Влип я, матушка, – просто ответил Кирилл. – Пустыньку нашу лихие люди спалили, товарища моего едва не убили.

– Анисья, ступай, – отпустила Параскева послушницу.

– Лихоимцы напали? – цепко приступила к опросу настоятельница.

– Всё много хуже. Монахи, думаю, нас сожгли.

– Мона-а-хи? Может, разбойники иноков побили да в их рясы нарядились?

– А лихоимцы книжки бы воровать стали?!

– Кни-и-жки… – задумчиво протянула Параскева, не умевшая читать даже по слогам. – Ты с товарищем своим нашему скиту беды не натвори!

– Что ж, уйти нам, что ли? – попытался улыбнуться трудник.

– Спрячем, подлечим, подкормим, – устыдилась настоятельница. – Но ни с кем не говорить, никуда не ходить, еду вам Анисьин сынишка носить станет. Чай, не чужие.

Глаза матушки Параскевы неожиданно увлажнились, и за этими слезами смутно угадывалась прежняя Глафира.

– У черницы – сын? – смутившись, брякнул Кирилл.

Настоятельница поджала губы.