ГЛАВА 13 У ОГНЯ
Маринка, войдя в пустой дом свой, почувствовала, что замерзла и быстро развела огонь в камине. Как быстро летит время. Рядом с Добрыней она не ощущает ни холода, ни одиночества. А ведь такого с ней не случалось никогда. Но почему так горько ей теперь? Парень сказал о своем отъезде. Вот и пусть катится на все четыре стороны. Но она вдруг поняла, что ей совсем не хочется этого.
Из огня появился силуэт всадника, того самого, о котором он ей доверительно рассказал.
– Все, что он говорит – правда. И ты не станешь противиться, – говорил он.
– Я не знаю, кто ты и знать и не хочу, – дерзко произнесла она, – но знай одно, – ты не сможешь ни купить, ни запугать меня. Я никогда никого не любила, почему же я должна вам отдавать единственного человека, который мне дорог. Он со мной до третьего удара грома, я сделаю все, чтобы третьего удара не было.
Незнакомец расхохотался. Хохот его был таким зловещим, что даже она вздрогнула.
– Мне говорили, что ты сумасбродна, но ты еще и безумна, – произнес он, – и я тебе не завидую.
Но если он и хотел ее остановить, то получилось у него все наоборот. Такая ярость на все силы мира, против нее настроенные, возникла в душе, что она готова была себя разрушить, сжечь до пепла. Ведьма никак не могла понять, что происходит там, за гранью видимости, хотя тот миг ей был неплохо известен. Огонь – вот что было самым главным в её душе, и она никак не могла сладить с собой. Из всех стихий только огонь безрассуден и непонятен, только он оборачивает живое в пепел, он ближе других стихий магам и колдунам, и главное ее оружие – ничто не способно ему противостоять – ни вода, ни земля, ни воздух – только огонь владеет ее миром. И его она любила больше всего и больше всего опасалась..
– Киев. Воин великого князя, – произнесла она задумчиво.– Но князь, говорят, ничтожен. И с ним невозможно спорить.. Зачем же идти к такому князю, зачем вообще эта служба нужна?
И знала Маринка, что многое в этом мире остается вечной тайной. И снова появился в памяти образ того всадника.
– Скажи мне, – враждебность исчезла в ее голосе, – у князя богатырей мало что ли.
– Ни один из них для миссии нашей не подходит, – говорил он.
– Это каприз, только каприз – произнесла она, и просила о милости, хотя и знала, что это бесполезно.
На какой- то миг ей показалось, что бес ей может помочь, но по она быстро поняла, что и это неисполнимо. Простой смертный, почуяв себя бессильным, страдает и мучается. А она испытывала злобу, потому что знала, что такое сила, и как прекрасно, когда по взмаху руки твоей исполняется то, что задумано. Волк зарычал тихо и снова растянулся у ее ног.
– Мы снова останемся с тобой вдвоем, как всегда, – с грустью говорила она, – не только ты, но и я расплачиваюсь за зло, причиненное другим.
И она потрепала его по голове.
– Но перед тобой я не виновата или все-таки виновата?
Он посмотрел ей прямо в душу, и, не выдержав этого взгляда, Маринка резко отвернулась
– Не смотри на меня так, мне бы хотелось быть сильнее и могущественнее. Тогда я не поддалась бы твоим уговорам, или хотя бы смогла тебя расколдовать. Но я не могу сделать этого, я вообще ничего не могу. И от этого мне тоже взвыть хочется.
Она была уверена, что он не забыл человеческую речь и понимает то, о чем она говорит. Но в следующий момент, вспомнив смех черного волхва, Маринка резко тряхнула головой и произнесла:
– Если мне и не победить их, я не отступлю. Они не увидят меня побежденной и рыдающей. За зло, причиненное мне, им придется заплатить.
И кажется, это решение ей так понравилось, что она была уверенна в том, что не отступит.
– Безумная, – послышался голос рядом.
– Пусть, но не слабая, – говорила она, высоко подняв голову и тряхнув огненными волосами.
С той самой минуты, когда внезапно погас огонь, и она поднялась, распрямив спину, Маринка поняла, что произойдет в жизни ее самая большая перемена. Волк это тоже не мог не почувствовать, но он хранил молчание.
– На сколько велики эти силы? – спрашивала она и знала, что ей никто не ответит.
Но ответ был и не важен. И хорошо, что она до самого конца не узнает их истинной величины, наверное, это и хорошо.
ГЛАВА 14 П Е Р В А Я С С О Р А
Он пришел на третью ночь. И было ясно обоим, что эта ночь будет последний и прощальной.
Девушки на поляне, не найдя своего любимца, яростно ей завидовали. Маринка, завладевшая душой и телом молодца, вовсе не испытывала радости. Впрочем, им об этом ничего не могло быть известно.
Добрыня, придя к ней, угрюмо молчал. Она тоже не начинала этого разговора. Но все было ясно и без слов. Хотя она и не была лучшей ведьмой в мире, но в таких вещах все- таки разбиралась. Она представляла себе юное лицо князя Владимира, которого видела еще, когда он не был великим князем, и взглянула на него. Ей показалось, что он усмехается.
– Напрасно, – мысленно произнесла она, – тебе придется скоро еще большее разочарование испытывать, чем мне сегодня. И когда ты в отчаянии спросишь: « За что» я признаюсь тебе, что повинна во всех бедах твоих. Ведь властелин порою может не знать, за что он расплачивается.
Погружаясь в свои размышления, она, забыла о своем госте. Но это только казалось.
– Как жаль покидать ее, – подумал Добрыня, – но ведь у меня нет выбора. Она останется здесь. И появится какой-нибудь новый Тугарин. Разве стоит требовать от нее верности. И для чего нужна ему ее верность, если он вернется в свои покои дремучим старцем, чтобы умереть на родной земле. Это была реальность, но реальность очень грустная.
– Останься по- хорошему, – вдруг яростно заговорила Маринка, хотя еще минуту назад ничто не предвещало бури с ее стороны. – Они меня ведьмой недаром называют. Хотела я тебя отпустить, но чувствую, что вся моя натура противится этому. И даже если бы хотела, все равно ничего из этого не получится.
– Допустим, – согласился он, – я забуду обо всем, но буду с тобой едва ли.
Он указал на необычное и бедное убранство ее хором. Но он знал, как мать может отнестись к Маринке,
– И что же остается для нас с тобой – ссоры и примирения? И так вся жизнь, но мне же только семнадцать годков. И если пахари могут с такой своей участью примириться, то для меня она невыносима станет. Нет, и не проси даже, это невозможно.
Она сама удивлялась тому, что могла минуту назад требовать от него такого, но отступиться было и малодушно и просто глупо. И хмуро взирая на него, она молчала. Говорить пришлось Добрыне:
– Я не за тем к тебе пришел, просто уйти, не простившись, не мог, – примирительно произнес он.
Но, похоже, что она не была на этот раз настроена миролюбиво:
– Нет, – не за этим ты явился, – усмехнулась Маринка, – чтобы еще раз свое превосходство показать, и победу мою окончательную над собой почувствовать. Только не правда, не будет этого.
Она говорила с такой твердостью, что он подивился, откуда столько силы в голосе ее, словно и не женщина перед ним, а могущественный и отважный воин. Но в какой- то мере так оно и было. Ведь она была ведьмой, вечно воевавшей с добром ли, со злом, с миром людей или миром Богов. Вот и его теперь, как только он противиться пытается, резко принимает, но разве от этого изменится что-то?
– Ты не желаешь, чтобы мы по-хорошему расстались? – спросил он.
– Да, я не желаю этого, и чтобы беды новой не случилось, уходи, немедленно уходи, – потребовала она, указывая на дверь.
Добрыня медлил. Он вовсе не собирался уходить так быстро. А она будто заведенная, говорила об одном и том же.
– Я пришел к тебе, – решил он в последний раз попытать свое счастье.
НО она молча указала ему на дверь, и ничего воину больше не оставалось.
Он шел медленно, очень медленно. Хотя расстояние было в пару- другую его шагов, и, кажется, даже ссутулился, удаляясь. Она прикрыла глаза, чтобы не видеть этого и не разрешить ему остаться. Но ведьма не собиралась сдаваться перед юнцом. Он и без того уже заставил ее просить. И отбросил просьбу ее, как ненужную вещь. Захлопнулась дверь. Она не открывала глаза. Она хорошо понимала, что одолела себя, а в душе ее осталась твердость, которой она могла гордиться, но от этого ей не стало радостнее. Она выпила до дна тот кубок с дурманом, для него приготовленный. Хотя дурман не мог на нее, давно к нему приученной, так действовать, как на него, но хмель позволял забыться на какое – то время (на целую ночь), ни о чем больше не думать, ведь думы были такими тягостными. Последнее, что она вспомнила из того проклятого вечера – волк подошел и лизнул ее щеку. Потом она погрузилась в сон без сновидений. И в этом нашла какое – то облегчение.
№№№№№№№