Последняя битва Велеса. Мифы и сказания славян

И в дивном танце умирает Жива,
И растворится в золоте листвы.
И Велес говорит: – Ушла красиво,
Пора и нам проститься до поры.

Той самой весной, когда появился и очень быстро исчез из заповедного леса Лель, и пропала музыка, больше ничего заметного вроде бы не случилось.

Они потом втроем: кот Баюн, Леший и Водяной пытались вспомнить, что еще после того переполоха было, но ничего так вспомнить и не могли.

А может быть, их всех просто так покорило и появление и исчезновение Леля, что ничего другого и не возникло. Но нет, кажется, черт Федор, который появился неожиданно, как из-под земли вырос, эта поговорка в его бытность, вероятно, и родилась, так вот, тот самый черт напомнил им о том, что птица Феникс еще летом, когда ее вовсе никто ждать и не мог, тогда она появилась, и начала пророчить.

Оставалось только заткнуть уши и бежать, куда придется, только далеко все равно не убежать.

– Она бросилась в костер и сгорела дотла, когда еще такое было.

– Зима не кончится, – услышали они голос волка.

И не простого волка, а того, который к ним прямо из Пекла от Ния и пожаловал.

Впрочем, в самом волке ничего удивительного и не было, он-то чуть ли не каждый деть тут появлялся. Дивило их другое, какой-то странный он был, словно поседевший. И шерсть у него стала такой серебристой.

И замолчали они все, поняли, что кто-то, и они даже догадывались кто, тем самым волком и прикинулся.

Волк понял, что он разоблачен, но ничего больше делать не стал, да и не успел бы ничего. Зашумели верхушки деревьев над их головами, и рыжеволосая, очаровательная, в прозрачном наряде Жива уже была рядом.

Жива, та, которая вечно спорила с богиней смерти, даже когда спорить было бесполезно, исполненная света и тепла богиня, дарившая жизнь и радость. Она была прекрасна, просто великолепна в те дни, в те часы. И они не заметили, как исчез серебристый волк, и уже их красавец бог восседал на столетнем пне на опушке леса. А сама опушка была залита последними лучами уходящего солнца, и она была великолепна в этом золотом наряде.

Черти переглядывались и роптали, потому что знали, что за этот танец их вечно юный бог пообещает ей все, что душе угодно, а что если она попросит кого-то из них в камень оборотить, и каждый мог припомнить несколько не приятных поступков, из-за которых этого вполне могло произойти. Потому они и ерзали и шумели, и вместо того, чтобы не обращать на себя взоров чужих, поступали как раз наоборот, черти ведь всегда привыкли все наоборот творить.

Но шум этот смолк в тот миг, когда она оторвалась от земли и полетела, и закружилась. И они вольно или невольно вместе с ней головами вертели так, что только рога мелькали.

Смотреть на них в тот момент было очень забавно, только никто не смотрел, потому что все они следили за ней – это был последний танец осени, без музыки. Никакой музыки не было еще с самой весны, когда, пропала флейта Леля, а потом в горе и печали очень быстро пропал и он сам. Не мог жить без музыки, а в заповедном лесу все напоминало о том горе, которое с ним приключилось.

Но вот теперь все переменилось в один миг. И под общий крик она обнажилась, случайно, или это была хитрость. Но покрывало ее, как большой оранжево – золотистый лист, упало на жухлую траву немного раньше, чем сама богиня. И ей только оставалось лететь вслед за ним, и медленно – медленно опуститься на него.

Черти опомнились первыми, они снова стали бояться, что она попросит о чем- то, а Велес исполнит любую ее просьбу, ведь если их так пробрало, то можно себе представить, хотя на самом деле они никак не могли представить, что было с ним во время этого чарующего танца.

Но самого страшного не произошло, она снова незаметно укуталась в свое покрывало, и только рыжие волосы вились на ветру и переливались.

Она оглядывала их, улыбаясь, и никаких жертв намечать не собиралась. Только улыбка была какой-то грустной, очень грустной, это заметили даже черти, когда мнимая опасность миновала, и они могли спокойно вздохнуть. Отдыхать пришлось недолго. Всем им надо было собираться, да и отправляться в подземный мир, правда, тогда было и еще одно происшествие.

Впервые люди, а вернее, князь Славен, заставил их всех о себе говорить. И это тоже была грустная история. Не такая, как у Купалы и Костромы, и все-таки очень грустная. И на этот раз они взирали на Забаву – дочь водяного.

Глава 12 Дочь водяного грустит о несбывшемся

Он сюда приходил и сидел до рассвета
Этот юноша дивный, в кого он влюблен?
И печальная дева узнала про это.
И теперь все грустит, обращенная в сон.
И напрасно русалки твердили:– Пустое,
Ты лишь дочь водяного, он будущий князь.
И она все плыла, и влекла за собою.
Черти дико кружили, в тиши веселясь.

– О, оставь его, дева, – Яга говорила.-
И негоже беду навлекать, не дури.
Только страсти незримой великая сила
Заставляла скитаться ее до зари.
И опять уплывала куда-то в тумане
Растворялась, и снова напрасно ждала
Князь сюда не вернется, провиденье обманет
А она так тиха и печальна была

И однажды русалки ей тихо сказали,
Что в сраженье он голову, храбрый, сложил.
– Там все тихо теперь, и княгиня в печали,
Он погиб, как герой, и достойно он жил.
Но до Ирия дальше, чем было до мира,
– Ничего, – говорит, – он вернется опять.
И все бродит по лесу она сиротливо,
И в трясине болотной ей грезится князь.

И она отыскать его снова готова,
И в объятьях его до зари замереть.
Но печальная даль, это Сирин ей снова,
Говорит, про сраженье, про князя, про смерть.
А она поднимается, мир покидая,
И готова отправиться в долгий свой путь.
Леший хмурится, и головой он качает.
– Это просто беда, ты опомнись, забудь.

Эту песню сочинили черти – музыканты значительно позднее, но происходило все, о чем они распевали именно в ту самую последнюю осень. Яга не даст соврать, а на память она никогда не жаловалась, а Баюн подтвердит обязательно. И так все это было так.

У князя Славена в то время был уже сын взрослый Волох. Юноша странный, надо сказать, потому что все ему хотелось во всем отца обойти. И надо сказать, что боги наши наградили его щедро разными талантами, и в небесах он мог летать, и по лесу рыскать волком серым, и рыбой щукой в воде плыть.

Трудно было с ним любому справиться, да никто особенно и не старался. Таким вот он казался неуязвимым в те дни.

И когда он расстался без сожаления, прямо после ночи Купальской с девицей, на которой вроде жениться обещал, то она бросилась в болото в расстройстве. Сама ли потонула, или Болотница коварная ей в том помогла, этого даже Леший сказать не мог, а черти, когда с плясок своих вернулись, да растерянного Волхва увидели, то и стали девицу искать там, куда он послал их. Найти – то они ее нашли, конечно. Только была она мертва совершенно, да и какой ей быть еще после того, как пару часов на дне болотном и пролежала она.

И только после всего этого и поняли черти, что не смогут они никогда оправдаться. Хотя, как обычно ни в чем не были повинны, только на них ведь все спишут потом, когда захотят княжича оправдать, а он соврет, и глазом не моргнет

Тогда самые шустрые, чтобы оправдаться как-то, поймали Берегиню первую попавшуюся и заставили ее рассказать и Лешему и Яге, как все на самом деле было, они только помогали княжичу, хотя и знали, что добрыми делами дорога в Пекло и стелется.

И оправдаться – то они оправдались, и она им помогла, вроде все обвинения и подозрения с чертей были сняты. Только оставалось и другое – Берегиня та с того самого дня, добрые дела все-таки всегда наказывались, она стала тосковать ждать князя своего.

И остановится на месте одном, словно дерево, стоит неподвижное, так что черти снова к Яге бросились.

– А где вам знать, что такое любовь, – говорила та, – а вот она узнала о том, и теперь горемычная и с места сдвинуться не может.

Чтобы она сильно чертей не ругала, они разбежались подальше, и не хотели больше оставаться.