Разбитое зеркало. Демониада. Мистика 21-го века

Еще какое-то время по привычке светил для них Люцифер. Но теперь и Аполлон все реже к нему свой взор обращал, а уж когда непонятно как оказалась на небесах Кассиопея, та самая гордая царица, которая чуть свою дочь не уничтожила, когда похвалялась перед Посейдоном, что она краше всех будет, тогда совсем не стало житья на небесах Люциферу.

Правда, к тому времени все уже установилось, и он видел, как по приказу Зевса был освобожден Прометей. Но это – то для Люцифера и стало последней каплей, переполнившей чашу его гнева. Прометей вернулся назад и оставался помощником своего палача и мучителя, словно и не переживал всех тех страданий, которые с ним приключились. Это казалось невероятным Люциферу, и он понял, что никогда ни у кого, ни о чем не будет просить, а уж у Зевса в последнюю очередь.

– Да лучше пусть исчезнет свет совсем, лучше пусть эти боги остаются в полной тьме, чем я с ними рядом встану.

Говорил он это Пану, который слушал его молча. Он мучительно старался понять, что им делать, как быть, чтобы не лишились они света. Все это время он готов был спасать этот мир, и даже упрямца Аполлона, который лично ему был не особенно приятен, но это ничего не меняло.

Не в силах ничего придумать, Пан бросился к Артемиде и рассказал ей о последнем разговоре с Люцифером. И она сама не решилась к нему обратиться, а бросилась к своей матери, ведь Лето тоже была Титанидой, и если уж он кого-то послушается, то именно ее.

Лето не разделяла уверенности дочери, но к Люциферу все-таки обратила свой взор, как только он появился на небесах.

– Не лишай их света, они глупы и неразумны, они ничего не понимают, но нуждаются в тебе.

Усмехнулся Сияющий:

– А ты, отчего к ним так добра, что-то мне это не понятно, забыла, как гнала тебя Гера по всему миру, и не рвался заступаться за тебя возлюбленный твой.

Сколько не пыталась уговорить и сдержать его Лето, ничего у нее не получалось. Она могла успокоить себя только тем, что она пыталась это сделать, но у нее ничего не вышло. И на самом деле разозлился еще больше Люцифер, он никак не мог понять, как и почему защищают тех, которые им столько беды, унижений, несчастий причинили. Не может такого быть, не должно быть, но ведь было. И тогда в запале и бросил он отцу своему Астрею, когда тот то ли сам к нему пришел, то ли Лето его отправила.

– И не говори ни о чем, не проси меня, да лучше я в подземный мир подамся, говорят Аид из всех из них хоть и темен, но значительно приятнее этих.

– И там посветить не мешало бы, тем более что там ты будешь один, а здесь и без тебя света хватит.

Отец бросал ему вызов, а ведь прежде всегда он был добр и терпим, и хотя минуту назад еще не думал Люцифер о подземном мире, а теперь уже точно знал, что именно туда он и отправится, особенно если там он получит желанное одиночество.

И в ту же самую ночь исчез с небосклона Люцифер. Замер от ужаса Аполлон, поняла Артемида, что все их усилия были напрасными, затосковал Пан, ведь ему так нравилось беседовать с хранителем света в темноте ночи, когда другие звезды не решались появляться на небесах. И стали они гадать, вернется ли он оттуда, появится ли, и, вспоминая о его гордости, понимали, что не вернется он из тьмы, как бы там плохо и одиноко ему не было (а почему одиночество, это обязательно плохо), он не придет к ним, и никого ни о чем просить не станет.

Для Аполлона наступили мрачные времена, зато в подземном мире больше не было той кромешной тьмы, царившей до его появления.. Помня об ошибках тех, кто был так беспечен на земле, Аид и Персефона были с ними приветливы и ласковы. Они не уставали повторять, как он необходим им, как все переменилось, а уж когда богиня ночи Никта устроила шумный праздник в честь него, то понял Хранитель Света, что это и есть то самое место, которое ему и необходимо было в мире.

Злые языки придумали сказку о его падении, о его первенстве, но в подземном мире, без Аполлона там, распространявшего глупые слухи, не обошлось. Но что им оставалось делать, если они навсегда потеряли то, что имели, и хорошо понимали, что никогда им Люцифера назад не вернуть.

Можно говорить что угодно в собственное оправдание, но он без них спокойно обходился там, а вот им было даже очень скверно без того света, который он им еще недавно дарил.

Так в мир, в котором оказался по собственной воле Люцифер и стали называть ТЕМ СВЕТОМ. Но это был настоящий свет, а на земле, говорят он еще светил, как и все погасшие звезды, свет которых еще долго доходит до этой земли, но боги хранят тайну, а люди и не догадываются, что это давно погасшие звезды, их нет, и не будет больше никогда. Только свет все еще до нас доходит, и будет долго доходить.

И какой-то странный бог, знавший, что это он во всем виноват, еще любовался светом погасшей звезды. Он знал, что могло быть все по-другому, могло, но не будет никогда.

№№№№№№

Историю о Люцифере рассказывал своим Демонам Мефисто, кто-то из них ее слышал и прежде, всю или частично, кто – то узнавал все только теперь. Но многие были удивлены, когда узнали, как их Мессир стал тем, кем он стал. И после всего услышанного стали ценить его еще больше.

А ведь ему предстояло еще рассказать историю про мертвых душ. Его писательница должна была ее знать. Она о многом сама догадывалась, но он должен показать рассказать ей то, что с ее света не очень хорошо видно.

И тогда он повел Викторию на прогулку, вытащив под каким-то предлогом с ее дачи. Даже кот не стал возражать. Ей точно надо проветриться немного. Но потом Мефисто передумал и просто послал ей сон, да такой яркий, какой она не сможет забыть никогда

Глава 22 Мертвые и живые души

Сначала треснуло зеркало в прихожей. Но я рванулась на улице, потому что опаздывала, и подумала о том, что и в моей квартире может поселиться кто-то из разбитого зеркала.

Как же прочно живет в нас каждая фраза, каждое слово романа века. Недаром ли пугливые, полуживые души так не любят это повествование, оно приводит или в шок, заставляет почти терять рассудок? Я люблю роман.

Сейчас я спешу на свидание и почти счастлива. Но можем ли мы знать, кого встретим на пути, что случится с нами к вечеру, через час, да что там, через мгновение? До места свидание я добралась без происшествий, успела забыть про треснувшее зеркало и даже любимый роман.

№№№№№№№№

В большом торговом центре мой спутник останавливается, ласково берег меня за плечи и поворачивает в свою сторону. Он хотел сказать что-то важное, о напомнить чем-то, может быть поцеловать (мечта идиота), но произошло невероятное. Прямо за его широкой спиной я вижу прекрасное создание в одном купальнице и столбенею. Опасность? Соперница?

Только через минуту становится ясно, что это не моя прекрасна соперница, это манекен, дорогой, хорошо сотворенный, так что сразу и не понять, что это не человек, а кукла. Думаю о том, что могла переживать, в какие стороны шарахаться, если бы мы оказались, скажем, среди восковых фигур в знаменитом музее. Наверное, так и рождаются фильмы ужасов.

Но куклы остаются куклами, а люди все-таки не куклы, на первый взгляд хотя бы. Почему у меня создается впечатление в том самом огромном торговом зале, что здесь есть манекены неподвижные и двигающиеся в разные стороны. Все, кто двигается – живые, если к ним прикоснуться, они вероятно, теплые. И все-таки это впечатление не исчезает.

Мой спутник, философ и по образованию и по отношению к жизни, и потому остается только рассказать ему, о чем я в этот момент думаю.

Просто, наверное, выражение лица у меня какое-то странное, не очень понятно, что меня так волнует. Хочу ли я дорогой подарок, или что-то иное не дает покоя. Правы мудрые женщины – мужчинам надо объяснять все, что мы хотим сказать, почему они должны догадываться, а то еще бог знает, до чего догадаются.

Мы спускаемся на первый этаж в кафетерий, чтобы поговорить немного. Выслушав меня, он улыбается.

– А ты только сейчас догадалась о том, что половина тут мертвых душ?

Хороший поворот, он издевается или на самом деле это так? А он не унимается.

– Ну, посмотри на мужчину за тем столиком, думаешь, он жив?

Не знаю, человек поднимается и идет куда-то, вероятно, скорее жив, чем мертв.

– А вот это девица, – не унимается философ, – думаешь, она что-то чувствует, мы все для нее не бесцветные тени? Она не наткнется на тебя, когда пройдет мимо, но в ней с самого начала не было никакой жизни.

Я понимаю, что сейчас он мне расскажет какую-то историю, чтобы доказать свою правоту, потому что я не особенно ему верю, хотя в глубине души подозревают, что он прав. Просто озарение какое-то. Хотя в голову это все-таки не укладывается.

– Понимаешь ли, в чем дело, – начинает он, – мы привыкли думать о том, что при рождении, когда младенец делает первый вдох, душа в него вселяется, кто-то говорит, что она появляется еще в утробе матери, когда плод начинает шевелиться, а здесь только просыпается окончательно.

– А это не так?

– Это так, – соглашается он, – интересно то, что происходит потом с душой, которая принадлежала уже дюжине людей до нас и накопила столько всего в своей оболочке, как она приживется на этот раз, как будет развиваться, сможем ли мы ее оживить окончательно, чем наполним, сделаем ли своей или она будет отторгнута.

– И что же происходит?

– Вот и происходит развитие, она должна попасть в это время, в это пространство, она должна комфортно себя здесь чувствовать и развиваться, а не сбежать от нас, как неверная жена, к другому мужчине. Ты думаешь, что такое клиническая смерть, как ни побег души из тела? Если найдется подходящая душа поблизости и успеет вселиться в еще не остывшее тело – человек оживает, если же нет, то увы….

– Не повезло бедняге…

– Недаром, люди, которые возвращаются, не любят рассказывать о пережитом, а если рассказывают – одно и то же, о коридоре, свете, то, что они наверняка до этого читали или слышали от других. А на самом деле ничего они не помнят и не знают, сбежавшая душа вряд ли вернется назад, а совсем другая только пытается прижиться к этому телу, она ничего о нем не ведает, все начинается сначала, вот и молчат, бедолаги.

– Но ты говорил о живых людях, у которых мертвые души, – напомнила я ему, капризно поджав губы.

– Да, конечно, прожил человек половину жизни в тумане, ничего не хотел, ничего не делал, что же ты думаешь, душа еще жива у него? Нет, формально, она может и трепыхается, но это мертвая душа. Ведь люди порой умирают еще задолго до своей физической смерти, им не обязательно для этого лежать в коме и не шевелиться. Он может и шевелиться, но душа точно мертвая.

– И что же делать? – спросила я, вспомнив все больные вопросы наших революционеров, которых разбудили несчастные декабристы.