Сны Черубины – 2

Сны Черубины – 2
I Su

Lu Bel

Черубина – очаровательная барышня, образованная, хорошо воспитанная, всегда оказывается рядом с таинственными преступлениями и загадочными происшествиями в серии новелл «Сны Черубины», написанных в жанре «атмосферный детектив».Книга посвящается памяти Елизаветы Ивановны Дмитриевой – русской поэтессы, одной из основателей детского театра в послереволюционной России.

Сны Черубины – 2

I Su

Lu Bel

Иллюстратор Maria Louise Manning

© I Su, 2022

© Lu Bel, 2022

© Maria Louise Manning, иллюстрации, 2022

ISBN 978-5-0056-2444-4 (т. 2)

ISBN 978-5-0056-2445-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

П Р Е Д И С Л О В И Е

Познакомьтесь: Черубина – очаровательная барышня, образованная, хорошо воспитанная, всегда оказывается рядом с таинственными преступлениями и загадочными происшествиями в серии новелл «СНЫ ЧЕРУБИНЫ», написанных в жанре «уютный детектив». Это истории со множеством деталей, отсылок к эпохе Серебряного века и стилю модерн. Здесь можно встретить людей, чьи имена сохранились в истории, и памятники архитектуры, на фоне которых Черубина изящно разгадывает тайны…

Формат «Снов…» даёт авторам небывалую свободу для фантазии. Разумеется, описываемые события никогда не происходили в реальности, но они могли бы произойти. Часто люди видят во сне преображенные их фантазией, но реально произошедшие события, во сне сбываются мечты – обычная девушка превращается в неотразимую, изысканную красавицу. Реально существовавшая Черубина, конечно, тоже видела сны… Познакомившись с её биографией, можно узнать, каким богатым, необычным был её внутренний мир, и как несправедливо жизнь обошлась с талантливой поэтессой Елизаветой Дмитриевой, известной как Черубина де Габриак (а также Ли Сян Цзы). В тексте цитируются её стихи. Все герои – вымышленные, но вы встретите много известных имён и названий. Возможно, в будущем вам непременно захочется посетить описываемые архитектурные памятники – они существуют и сегодня.

Книга посвящается памяти Елизаветы Ивановны Дмитриевой – русской поэтессы, одной из основателей детского театра в послереволюционной России.

Домик для куклы

Приближалось Рождество, дом был наполнен запахом ели, которую привезли замерзшей и заснеженной и поставили в углу гостиной оттаивать. Уже стоял наготове короб с поблёскивающими ёлочными игрушками и позолоченными свечами. Белоснежные полотняные скатерти были отглажены, и в буфете сияла начищенная до блеска серебряная посуда.

На следующий день должна была приехать Лиля, на этот раз не одна, а вместе с мужем – Кириллом Степановичем.

Настроение было праздничным, и Черубина с кузеном Николаем придумывали концерт, в котором должны были участвовать все родственники и гости. Очередь дошла до вертепа. Его сценарий Чери написала в стихах, —

…Когда сделал Господь человека земли

Сопричастником жизни всемирной,

Эту розу волхвы в Вифлеем принесли

Вместе с ладаном, златом и смирной…

Все роли предстоящего праздника были распределены, и молодые люди отправились пить чай с тётушкой Чери – Елизаветой Дмитриевной. Узнав, что ей предстоит играть роль ангела в рождественском представлении, тётушка рассмеялась и вдруг вспомнила, как однажды она, будучи юной девушкой, принимала участие в самом странном спектакле, который до сих пор не может забыть, поскольку закончился он весьма неожиданным образом.

– Что же это был за спектакль, – спросила заинтригованная Черубина, которая всегда интересовалась таинственными и необъяснимыми происшествиями, – расскажите, тётушка.

– Это случилось как раз в канун Рождества. Меня и Варю – барышню, жившую по соседству, пригласили на маскарад. Собралась веселая компания молодежи, и мы решили разыграть собственноручно написанную по мотивам повести Гоголя пьесу, в которой Малороссию заменили на Санкт-Петербург, и все персонажи превратились в столичных жителей, включая Солоху и даже чёрта.

Спектакль удался на славу, и мы, воодушевленные успехом, закутались потеплее и отправились вдоль набережной Екатерининского канала в сторону Казанского собора. Позади него начиналась улица с известным домом каретника Иохима, где некогда жил молодой и никому тогда ещё неизвестный Гоголь. По дороге юноши пугали нас и друг друга страшными историями из жизни самого Николая Васильевича. Между тем на город опускались ранние зимние сумерки, будившие игру воображения – кое-кому из нас было страшно и вовсе не до шуток.

Когда мы оказались у парадного входа, все вдруг растерялись, не понимая, что делать дальше. Как всегда бывает в таких случаях, нашёлся предводитель, который повел всех во двор дома, где царила неожиданная и странная для центра города тишина. Окна, выходившие на эту сторону, оказались темными, нигде не было видно ни одного огонька, ни одного человека. Атмосфера была совершенно таинственной и нереальной, как будто мы, пройдя во двор под аркой проезда, оказались в ином мире. Тот же самый юноша предложил провести спиритический сеанс и вызвать дух Гоголя, – на этом месте Елизавета Дмитриевна, перекрестилась и затем продолжила свой рассказ, – мы пытались отговорить его, но он только смеялся и подтрунивал над нами. В конце концов все согласились участвовать в спиритическом сеансе. Мы подобрали с земли какие-то ветки и устроили небольшой костёр прямо в центре двора. Затем все взялись за руки и принялись вызывать дух Николая Васильевича. Наши голоса дрожали от страха, но мы продолжали, не в силах прекратить браваду и показать свою слабость.

Вдруг мимо пробежала кошка, затем еще одна, затем тени стали мелькать со всех сторон, и в то же время пошел снег, подул ветер и закружилась метель. Справа в трёхэтажном флигеле в окне зажегся свет, и все увидели фигуру мужчины, стоявшего у окна. Его узнаваемый птичий профиль не оставлял сомнения в том, что это был сам Николай Васильевич Гоголь!

От неожиданности мы с Варей вскрикнули и бросились вон со двора, юноши последовали за нами. Очутившись на освещенной и людной улице, мы еще долго не могли прийти в себя… Я и поныне стараюсь обходить ту улицу стороной, – в большом волнении Елизавета Дмитриевна закончила свой рассказ.

– Ах, тётушка, как же Вы могли скрывать от меня такое удивительное происшествие! – воскликнула Черубина, – но сколько лет назад это произошло?!

– Не меньше тридцати, – задумчиво ответила Елизавета Дмитриевна и налила себе еще чаю.

Вечером Черубина и Николай принялись украшать ёлку. Золотой ангел уже венчал макушку ели, и отблески от него вспыхивали в полумраке зала, как светлячки.

– Что ты думаешь об этом странном приключении тётушки, Николай? – спросила Чери, подавая ему серебристую колючую канитель.

– Maman, абсолютно не склонна выдумывать небылицы, – помолчав, отвечал он. К тому же, она чрезвычайно разволновалась, рассказывая эту давнюю историю, что свидетельствует о пережитом некогда сильном потрясении.

– А что, если завтра мы с тобой побываем в этом самом доме? – предложила Черубина, – ведь это недалеко от Николаевского вокзала, куда мы поедем встречать Лилю и Кирилла Степановича. Курьерский поезд из Москвы прибывает в полдень. Давай поедем в десять… Тогда у нас будет достаточно времени осмотреть и дом, и его двор. Быть может, удастся поговорить с кем-либо из жителей…

– Пожалуй, я не против, Чери, – согласился Николай, – возможно, мы действительно узнаем нечто такое, что объяснит давнее происшествие.

Наутро молодые люди отправились на Невский проспект. У колоннады Казанского собора они отпустили извозчика. Любуясь сверканием снега и льда в лучах холодного зимнего солнца, Черубина и Николай прошлись вдоль Екатерининского канала, в точности повторяя маршрут, который им описала Елизавета Дмитриевна. Вскоре они оказались у Кокушкина моста и свернули направо, вглубь Столярного переулка. Впереди вырисовывалось большое здание в четыре этажа с аттиком, украшенное маскаронами и рельефами в стиле греческих трагедий.

– Этот доходный дом иногда ошибочно называют домом архитектора Стуккея, – пояснил Николай, разглядывая здание, – но принадлежал он его матери Екатерине Ивановне, дочери каретных дел мастера Иоганна Альберта Иохима, того самого, что упоминается в одном из писем Гоголя как весьма достойный каретник. А вот флигели во дворе, действительно, перестраивал сам Вениамин Егорович Стуккей. Первые Стуккеи приехали сюда из Англии и Шотландии, когда начинал строиться Петербург, и с той поры здесь обосновались. Имя архитектора – Бенджамен-Джон, но больше он был известен как Вениамин.

Беседуя, молодые люди прошли через арку проезда во двор, со всех сторон окруженный жилыми домами.

– Вот этот флигель, – указала вправо Черубина, – пойдем посмотрим, можно ли войти.

Неожиданно им навстречу из дверей флигеля вышел человек, несколько странно одетый.

– Добрый день, молодые люди, – обратился он, – позвольте представиться: Пржецла?вский О?сип Анто?нович, А как ваши имена, и какова цель вашего визита? Входите, входите же!

Николай и Чери вошли вслед за странным человеком, дверь вдруг сама собой захлопнулась, и они оказались в полной темноте.

– Поднимайтесь сюда, на третий этаж! – услышали они знакомый голос. Осторожно, спотыкаясь о неровные ступени, они стали подниматься. Было очень холодно, настоящая стужа царила в доме. Неожиданно появился хозяин, уже переодетый в элегантный фрак.

– Присаживайтесь, – любезно предложил он, и вдруг оказалось, что в комнате полно мебели – гостиных диванов и изящных кресел. Молодые люди, молча, сели, не понимая, что происходит. Вбежала легавая собака, обнюхала гостей и улеглась у ног Черубины. Чери хотела было погладить её, но пальцы ощутили пустоту, никакой собаки не было – пёс уже стоял рядом с хозяином.

– Его зовут Бекас, он весьма умный, даже умеет подавать шляпы и трости, не без гордости сообщил странный господин. – К тому же это самый чуткий страж по ночам. Я расскажу вам одну историю, если позволите.

– Как-то раз, я долго не мог уснуть и продолжал читать, лежа в постели, когда часы пробили полночь. Бекас лежал в углу на своей подушке. Только вдруг вижу я, что он поднимается с глухим ворчанием, шерсть на нем встала дыбом, все тело тряслось, глаза обращены на дверь. Это меня тем более удивило, что прежде, когда что-либо тревожило его ночью, он обыкновенно не ворчал, а громко лаял и бросался вперед!