– Ты чересчур оптимистичен, – покачала я головой.
– А ты, похоже, не веришь в любовь.
– Даже влюблённые остаются слепыми! – я выхватила у него обложку и помахала ею у него перед носом, как доказательством: – Они не видят друг друга и никогда не смогут познать истинное лицо своего партнёра, потому что скрывают его! Время идёт, а они всё так же далеки!
Секунду он соображал, а потом его глаза вспыхнули.
– Иногда любовь настолько сильна, что зрение ей не нужно. Они и так прекрасно чувствуют свою половину.
– Поцелуй через покрывало, как символ, как неспособность почувствовать наслаждение от истинной близости, которая возможна только при настоящем чувстве.
– Как трагично! – закатил глаза Рональд.
– Это жизненно!
– А вот совсем банальное толкование – внешность не главное, важно лишь внутреннее зрение, ощущение своей половины.
– Слишком просто для Магритта!
– Люди склонны переоценивать талант психов!
– Он не сумасшедший, он гений!
– Такой же душевнобольной, как и Ван Гог!
– Похоже, ты ничего не смыслишь в искусстве!
– Я? – воинственно задрал бровь Рональд. – Ну конечно, совсем ничего!
– Корчиться на камеру, это не то же самое, что писать великие картины! – выдала я внезапно.
Он замер, сверля меня взглядом, а потом внезапно расхохотался. Я представила себе, как выгляжу со стороны. Руки в боки, лицо раскраснелось в пылу спора, глаза сверкают гневом. И мне тоже стало смешно, но я не подала виду.
– Что тебя так развеселило? – спросила я строго. – Назвав моего любимого художника психом, ты кинул камень в мой огород, и вполне естественно, что я злюсь.
– Не-ет, – выдавил он сквозь смех, – я тебя никуда не отпущу! Потрясающая женщина! Вместо того чтобы ныть, она, голодная и уставшая, спорит о смысле каких-то картин!
Закравшееся подозрение размыло вспыхнувший гнев.
– Ты специально провоцировал меня? – прищурилась я.
– За тобой очень интересно наблюдать. И, должен сказать, ты чертовски сексуальная, когда злишься.
– Сам ты псих, – я примирительно махнула рукой.
– Я псих, а Магритт гений, – Рональд многозначительно поднял палец. – На самом деле он изобразил всю суть общения через интернет.
– Когда Магритт творил, не было ещё никакого интернета.
– Значит, он действительно псих, раз думал, что видит будущее.
– Ты опять за своё? – повторно завелась я.
Рональд подошёл и обнял меня за плечи, поцеловал в лоб, прижал мою голову к своей груди. Сказал:
– Ты ошибаешься, думая, что я пытаюсь его оскорбить. Таким образом я им восхищаюсь, только и всего. Все творческие люди сумасшедшие, Лиз. Одни меньше, другие больше. Они вынуждены быть ими, потому что источник, в котором они черпают своё вдохновение, лежит за пределами этого мира. И чем больше они из него пьют, тем большими безумцами становятся. По меркам этого мира, конечно.
– Ты тоже сумасшедший? – спросила я, прислушиваясь к стуку его сердца.
– Пятая поправка к Конституции: «Против себя не свидетельствую».
– Ну а серьёзно?
– О, я ещё тот псих, – кивнул он убеждённо. – Ты будешь долго исследовать глубины моего безумия.
– Ты кажешься нормальным.
– Казаться не значит быть. Я уже говорил, что актёр и потому очень хорошо умею прятать себя. Видишь ли, не с каждым хочется разделять своё сумасшествие. Найти того, с кем хочется, и того, кто по твоим представлениям способен это вынести, – большое счастье.
Я раздумывала над его словами, пока он баюкал меня на своей груди. Подняла к нему лицо:
– По твоему, я смогу вынести твоё безумие?
– Будет нелегко, – пообещал он, – но интересно. И да, думаю, ты справишься.
– Предлагаю зарыть топор войны в шалаше, – сверкнула я глазами.
Вещи наши, выстиранные, сушились возле костра, и мы ходили обнажённые. Мне и так нелегко было смотреть на Рональда весь вечер, пока мы занимались делами, а сейчас возбуждённая спором и его красочной, и в некотором роде профессиональной, жестикуляцией я и вовсе еле сдерживалась. В ногах появилась знакомая дрожь, внутренности скручивались воронкой – вакуум мой втягивал их с такой силой, что было больно.
Рональд бросил взгляд на котелок с грибным супом, вода уже закипала. Посмотрел на меня обнаженную, призывно стоящую перед ним, снова на котелок, выругался и закинул меня на плечо.
Глава 3
– Ты понимаешь, что тебе придётся переехать в Лос-Анджелес? – спросил он, глядя сквозь меня туманными глазами и перебирая мои волосы.
Лежать с ним здесь, в шалаше, в одном свитом на двоих коконе, дышать с ним одним воздухом, слышать треск сучьев в костре, шум ветра над головой – вот настоящее счастье. Тепло, уютно, немножко сумбурно. А что там, в Лос-Анджелесе?
– Нет, – ответила я, не столько не понимая, сколько не веря в то, что он говорит.
– Придётся, – шепнул он мне на ухо. – А ты понимаешь, что тебя там ждёт?
– Если ты о том, что будешь проделывать там со мной те же штучки, что и пять минут назад здесь, то я, в общем, не против.
– Непременно. Но я и о другом сейчас.
– О чём же?
– О том, что я дам тебе какое-нибудь смешное прозвище, и ты будешь там жить… Со мной.