Искатели. Свидетели. Творцы

Знакомых и друзей у Георгия Георгиевича много, но каждого он держит на определенной дистанции, кого-то подпуская ближе, кого-то нет. И не потому, что заносчив, а просто понимает, кому он может быть интересен, а кто ему. Один – партнер хороший для рыбалки, с другим поспорить можно…

Не такая уж плохая вещь – депрессия. Кто знавал горечь утраты, лучше чувствует остроту жизни. Вот почему для Георгия Георгиевича честь и доброта столь же дороги, как природа, рыбалка.

Что же за источники живительные питают такое крепкое дерево?

" … И светлая грусть от невозможности вновь испытать чувства откипевших дней"

Одну из книг Георгий Георгиевич посвятил Любови Илларионовне Чернявской-Савенковой, своей матери. Перед этой женщиной он преклонялся всю жизнь, и до сей поры она для него более жива, чем многие иные, прошедшие длинной чередой мимо …

– Мама у меня была учителем учителей. Более 50 лет она отдала просвещению, основала первую школу в селе Благовещенском. Отец – не менее уважаемый человек, радиоинженер, строил радиостанции в Поти, Керчи, Новороссийске, на Тамани, в Грозном, Орджоникидзе, Самарканде, Бухаре… Чтобы представить масштаб этой личности, стоит вспомнить один эпизод. Году в тридцать втором или тридцать третьем на американском судне по выходе из порта обнаружили серьезную поломку радиостанции. Ни в одном из портов захода в Португалии, Испании, Италии аппаратуру отремонтировать не смогли. В Поти обратились к отцу. Четыре дня он корпел над приборами и все-таки добился результата. Капитан, благодаря русского умельца, сказал, что такие специалисты нужны Америке. Отец же ответил, что еще больше такие специалисты нужны своей Родине.       ·

Или другой факт: отца звали в состав экспедиции Папанина, чтобы иметь надежную связь с землей. Мама тогда молодая была, не хотела одна оставаться и отговорила отца ехать. "Тогда хоть посоветуйте, кого взять", – попросили его. И отец порекомендовал взять Эрнста Кренкеля. Из той экспедиции Кренкель вернулся Героем Советского Союза, одним из первых в стране. Долго после этого отец подтрунивал над мамой по этому поводу…

Вообще между матерью и отцом были очень теплые отношения. Я не помню, чтобы он когда-то повысил голос на нее или на детей. Мама, правда, следовала иной методе, считала, что за одного битого двух небитых дают.

Вот я думаю, откуда у меня такая тяга к книгам, стихам. Да мы впитывали это самым естественным образом, от отца и матери, а те – от своих родителей. Папин отец (кстати, фамилия его была Савенко, это мне уже по ошибке в документах букву добавили) был купцом первой гильдии в Екатеринодаре и почитал за главное дать сыну образование. Да и трудолюбия родителям было не занимать. Когда мы жили в Благовещенском, мама и папа помимо преподавания еще и хозяйство вели: огород, куры, гуси. И нам с братом Николаем поручалось за всем ухаживать. Из школы придем, и один – на кухню, другой – во дворе хозяйничать. На другой день меняемся. Родители с работы придут, а у нас уже и борщ сварен, и второе, хлебушек нарезан и салфеточкой прикрыт.

Такая вот закалка. Так что и сегодня не всякая хозяйка со мной на кухне посоревнуется. У меня – чистота и порядок. Приготовить могу самые замысловатые блюда.

"Поговори со мною, братик…"

Так назвал Савенков книгу, посвященную брату Коле. К нему у Георгия Георгиевича особое чувство. Хотя Георгий был младшим, но заводилой во всех начинаниях был все-таки он. Поэтому очень огорчился, когда Коля уже пошел в школу, а он – еще нет. И – тоже пошел, только сел за последнюю парту. Учительница заметила лишнего ученика. "Чей это братик?" – строго спросила она. Коля признался и попросил: "Только не прогоняйте". "А ты будешь в точности исполнять все вместе с другими?" – обратилась учительница уже к Жоре. "Буду", – ответил пятилетний малыш. "Тогда что ж ты так далеко сидишь?". Сел Жора рядом с братом да так вместе с ним и школу закончил.

А потом пришла война. Отец и брат отправились на фронт. А Георгий опять возрастом не вышел и… опять добился своего.

И отец, и брат погибли. Уже в наши дни Георгий Георгиевич предпринял серьезные исследования, чтобы отыскать следы брата. Погиб он под станицей Крымской, и уцелеть в тех боях не было практически никакой возможности. Молодые курсанты держали врага перед своими окопами целых пять дней и все в той земле остались.

– Такое вот горе свалилось на нас с мамой, – вспоминает Георгий Георгиевич, и словно тень наплывает на его глаза…

Младший Савенков, несмотря на юные годы, испил всю чашу солдатских трудов до дна. Москву оборонял, под Керчью дрался, Сапун-гору штурмовал – и так до конца, до Победы. Вернулся молодой фронтовик с инвалидностью, но не расслабился, а делал, как и сейчас, все наперекор. Закончил три вуза, работал … Личная жизнь вот не задалась. Мама умерла в 77-м. Вот тогда и окружило его одиночество. То самое одиночество, которое одних ломает, а у других выковывает характер еще более сильный. У Георгия Георгиевича как раз этот случай.

"Война всегда тлеет где-то рядом"

На презентации книг Георгия Георгиевича один из гостей, отмечая бойцовский характер юбиляра, сказал именно эту фразу. Ему и сегодня нипочем выйти вместе с молодежью на митинг, встать в пикете, протестуя против варварского уничтожения уникальных островков заповедной природы Южной Озерейки, Утриша. А те, кто купились на сладкие обещания нефтяных магнатов и остались у разбитого корыта, теперь кусают локти, жалеют, что гнали "зеленых", – да поздно.

А вообще-то интерес к морю, к природе морской у Савенкова абсолютно естественный. Военным моряком бывал он и на Чукотке, и в дальневосточных морях, и в Красном, и в Средиземном, а вот лучше нашего Черного моря не знает ничего. Георгия Георгиевича называют профессором рыбалки, но я бы назвала его, скорее, поэтом и естествоиспытателем одновременно. Ибо научный подход в его книгах о Черном море сочетается с великолепными образными сравнениями, на которые способен человек с чуткой, романтической душой. Вот каким он видит самого себя на рыбалке: "Удивительный спектакль разыгрывается на натуре, где ты и автор, и режиссер, и герой". А еще "Брюлловым ухи и поварешки" называет.

Ясно, что такие вещи – не из разряда мелких увлечений. Вот благодаря этой страсти рыбацкой и пришла впервые мысль о книге. Изучив соответствующую литературу, Савенков обнаружил: о Черном море, по существу, практически ничего нет. Только отдельные и весьма скромные сведения. По крупицам собирал Георгий Георгиевич информацию о каждой из черноморских рыб, нередко сам отправлялся в маске и ластах наблюдать за повадками морской живности. Выловив рыбку, клал ее на стол и подробнейшим образом зарисовывал. Все иллюстрации, напомню, выполнены в книге о рыбалке им собственноручно.

Наблюдая жизнь моря, он не мог не заметить изменений, произошедших с ним за последние десятилетия. Прекрасный, но хрупкий мир разрушается, и скоро может быть навсегда утеряно даже представление о нем. Тревога эта не дает покоя. Ведь тот, кто не прочувствовал всю красоту подводной стихии, не способен оценить ее в полной мере. Читателям своим Георгий Георгиевич дает возможность понять, что Черное море – это наше море, наше национальное достояние и наша честь. Он призывает сохранить его хотя бы в том испорченном уже состоянии, в котором оно находится сейчас, – в надежде, что природа, если дать ей отдохнуть, восстановит силы. Но с каждым годом у моря все меньше шансов на выживание. Несмотря на многочисленные заверения в надежности техники, аварии продолжаются, в море выбрасываются многие тонны нефтепродуктов, неочищенных сточных вод. А катастрофа на Шесхарисе, произошедшая три года назад, нанесла природе нашего побережья вообще страшный урон. Война безжалостной техногенной цивилизации не тлеет, – она грохочет вовсю.

Уховед и ухоед

Рыболов-любитель, полагает Георгий Георгиевич, отличается от других людей тем, что он на одну мечту богаче. Естественно, я не могла не спросить его о несбывшейся мечте, хотя втайне полагала, что все его мечты давно сбылись. Оказалось, однако, иначе:

– Несбывшаяся мечта? Есть такая: поймать морского петуха. Вот видел, как другие ловили, а самому не удавалось. Дело в том, что петух любит чистую воду, а потому все меньше шансов выловить такую рыбацкую жар-птицу. Очень красив петух – переливается всеми цветами радуги, да и вкусен очень.

Если же говорить об ухе, то, убежден Георгий Георгиевич, нет невкусной рыбы. Просто каждую нужно по-своему готовить.

– Не верьте легкомысленным стихам поэта Андрея Вознесенского, у которого рыбак "в бурную струю валит дьявольскими дозами рыбин, судьбы, чешую". Видите, даже чешую валит. Рецепт приготовления рыбы один: творите молча, вдохновенно, яростно дуйте на ложку. А советуют только дилетанты.

Наверное, можно было бы совсем по-другому представить Георгия Георгиевича. У него же просьба была одна: не пишите, какой я хороший и замечательный. Прищурился иронично и добавил: трудно будет обо мне писать. Правда?

Правда. Но на этой странице он такой, каким я его увидела.

7 дней Кубани, 27.05 – 02.06.2002

Дейнекино поле

Автор: Людмила Гончарова

Самого себя Эдуард Дейнекин, известный своей неординарностью фермер из поселка Ленинский путь, называет скитальцем. Не в смысле страдальца, а – человека, который искал собственный путь в жизни. И он полагает, что нашел его, хотя путь этот был крайне трудным и малопонятным для окружающих.

Взбираясь вверх по грунтовой дороге через горный лес на машине, я как-то с трудом представляла себе это фермерство среди дикой природы. И показавшиеся строения – бревенчатое сооружение, неказистые сараи, загоны для коз, коров и мелкой птицы – подтверждали, казалось, некоторые сомнения, но… Да это же просто живописное местечко! Дивная поляна с мирно пасущимся стадом.

Однако выводы делать было рано.

Сейчас трудно представить, что десяток лет назад здесь стоял густой лес. Дейнекину дали эту землю в аренду, и именно здесь он решил поставить эксперимент, чтобы оправдать новую, прогрессивную теорию группы краснодарских ученых в области сельского хозяйства. Но прежде был длинный путь: там было и участие в казачьем движении, и отказ от индустриального способа ведения сельского хозяйства, и понимание единственного для себя и возможного – симбиоза с окружающей природой.

У себя на ферме Эдуард Иванович применил биодинамический метод, близкий к системной экологии. Здесь четыре постулата: не пахать, не сеять, не пропалывать, не поливать. И, естественно, никакой химии. А как же тогда действовать? Один знаменитый японец, исповедуя эти принципы в земледелии, имел на камнях большой сад и даже выращивал рис.

Дейнекин раскорчевывал лес практически вручную, выносил камни, долго боролся с кустарником, а потом взялся за создание плодородного слоя земли, точнее, с помощью Дейнекина. Собирая со всего леса органику – корни, траву, – он закладывает их в свои гряды. И чтобы помочь вспушиться земле, купил у своего учителя пенициллиновый пузырек с микрофлорой, которая рыхлит почву без всякого трактора. Такой земли не должен касаться нож плуга. Не полоть: прополотая грядка – все равно что зияющая рана на теле земли. Это означает, что рядом с культурным растением взращиваются и необходимые сорняки, которые уничтожают своих «плохих» собратьев и к тому держат влагу в почве. И никакой химии.

– Да, – говорит Дейнекин, – этот путь длительный. У меня поначалу больше не получалось, чем получалось, и урожаев я пока не видел. Но я уверен в правильности выбора. Посеял, к примеру, тыкву в прошлом году. Сорняк таки забил ее. Тогда в этом году я поступил немного иначе…

И Эдуард Иванович подвел меня к грядкам, которые напоминали тельняшку: полоски сорняка перемежались с прополотой землей. Пока семечко прорастет, плотный коврик травы будет держать влагу, не даст палящему солнцу уничтожить посев. Расположившиеся неподалеку по краю поляны террасы – тоже не простые грядки. Здесь нарастает тот самый плодородный грунт. Практически он уже созрел.

Окружающий лес для фермера Дейнекина – тоже не просто лес. Он стоит прямо посередине полей фермерских. Эдуард Иванович за ним ухаживает и защищает его так же, как лес защищает его, вписываясь в исповедуемый симбиоз с природой. Биодинамический метод хозяйствования – суть комплексного подхода, где к агрономии по Курдюмову (читаете его «Советы ленивому дачнику»?) добавляется животноводство – тоже не насильственное, не стойловое, а выгульное. Свободное.

Совпадение интересов животного, растительного мира и дикой природы – вот суть такого симбиоза. В этом смысле фермерское хозяйство Дейнекина – уникальная исследовательская площадка, где все логично смыкается.

Хватит истощать природные ресурсы земли индустриальным подходом, хватит бездушия, варварства. Дейнекин хочет своим примером доказать, что возможен иной подход, не разорительный, ресурсопожирающий, а созидающий. Все двенадцать лет его труда дают надежду.

Свой скит в лесу он называет своеобразным духовным центром, где зарождается новый подход к отношениям человека с природой. Он – как вешка, которая показывает, что такое возможно. А духовный центр – это потому, что ферма его – не просто сельскохозяйственные угодья. Это гармоничный мир, где все живет в согласии.

Дейнекин выращивает небольшое стадо коров, были свиньи, козы. Молоко идет на продажу, а бычки на мясо. Корма, выращиваемого на ферме, достаточно. Но, если честно признаться, благополучия познать его семье пока не удалось. После продажи бычков ей достаются больше рожки на ножки. Для себя семья держит птицу, тем и довольствуется. Потому что вырученные деньги приходится вкладывать в развитие хозяйства, в строительство. Зато можно гордиться тем, что вот уже много лет Дейнекин не просит ни у кого денег и не знает, что такое зарплата. Он сам себе хозяин, причем в самом широком смысле. Хозяин дела, слова, своей судьбы. Он уверен, что сегодня уже подступил к искомому результату. И если не он, то его продолжатели пожнут плоды тяжкого труда.

В семье Дейнекина шесть детей. Все уже взрослые, некоторые неплохо устроились в городе, и на землю их не тянет. Наверное, потому что сызмальства видели, что такое земля, какая она неблагодарная, непредсказуемая. И это – боль Дейнекина. Тем не менее он уверен, что кому-то из детей его образ жизни станет милее городских удобств.

Ведь и он когда-то был вполне городским жителем, закончил технологический институт. Учась в Одессе, преподавал в школе. Затем ушел в сельское хозяйство, начал с учетчиков бригады и поднялся до работы в сельхозуправлении. Сельхозинститут понадобился для того, чтобы изучить экономику. Но потом, уже возглавив фермерское движение в здешних местах и собрав вокруг себя единомышленников, увлекшись обустройством общества, войдя в круг лидеров казачьего движения, он понял: то, чему до сих пор учился, следует забыть.

– Высшее образование, – излагает Эдуард Дейнекин свою позицию, – в моем собственном фермерском хозяйстве оказалось весьма слабым подспорьем, особенно в области агрономии и животноводства. Главное значение имеет приобретенный опыт, который в основном разительно отличается от учения аграрного университета. Я разговариваю с моими проверяющими языком двадцать первого века, языком эколога. Индустриальное земледелие, которое царствовало в двадцатом веке, должно уйти в историю, ибо оно губительно для природы в целом и для человека в частности.

У Дейнекина появился свой собственный опыт и взгляд на вещи. И вооруженный этими новыми знаниями, он обратился к науке. Теперь необычный фермер – член-корреспондент Кубанской народной академии, а хозяйство его – базово-экспериментальное для КНА.

«Я вижу тоску в глазах агрономов, апологетов индустриального сельского хозяйства. – говорит Дейнекин о реакции на свои новации проверяющих из администрации. – Их отношение к увиденному я с большой вероятностью прочитываю как «всяк по-своему с ума сходит».

Проверяющим легко теперь приезжать и указывать, что здесь, на неплодородных, каменистых, заросших полянах вообще нельзя вести хозяйство. А что, мне кто-то собирался давать пашню, чтоб я собирал по 60 центнеров зерна с гектара? Нет, при всем желании я только и смог получить эти кусты и камни, и теперь, вложив труд и душу, еще и должен доказывать, что взял их не зря».