Искатели. Свидетели. Творцы

А между тем сменой технологии дело действительно не ограничилось. Дейнекинская жизнь на отшибе не случайна. Живя рядом с природой, невозможно не знать ее законов, нельзя не жить с ней в ладу. И некоторая патриархальность жития в своеобразном скиту – самая что ни на есть необходимость, более того, перспективный и надежный вариант духовного роста человека.

У себя на ферме Дейнекин строит не только загоны для коров, каскад запруд, дом для жилья, но и часовню. Углубление под фундамент фермер уже вырыл, скальный грунт, который громоздится на въезде в его ферму, – это и есть будущая духовная обитель в честь Иоанна Богослова. Эдуард Иванович хочет назвать ее так, потому что это его святой, его день рождения совпадает с днем Иоанна Богослова. Строит не для себя, а для тех, кто придет когда-то сюда из города.

А еще ниже, на самом крутом взгорке, где открывается прекрасный вид на всю округу, стоит плетеная под крышей беседка – будущий конференц-зал, где будут встречаться единомышленники, приезжающие на поле Дейнекина.

Есть такие люди, что принципиально идут по нехоженым тропам, даже если рядом проложен асфальт. Дейнекин – как раз из них. Ну так что – чудак, не от мира сего? Не скажите. Когда человечеству приходит пора прокладывать новый путь, всегда находится несколько инакомыслящих, которые первыми шагнут не в ногу. Над ними могут смеяться, их могут не понимать, но без них наша цивилизация давно была бы обречена.

7 дней Кубани, 20-26.01.2003

Служение отца Дмитрия

Автор: Людмила Курова

Поселок Стрелка разбросался слева вдоль трассы на Темрюк. В преддверии главных православных праздников мы решили побывать в новом приходе, открывшемся здесь совсем недавно.

Никакой церкви в Стрелке за сто лет ее существования не было. Собственно, ее и сейчас нет, в том смысле, что нет здания самой церкви, как положено, с куполами и звонницей. Временный выход нашли в… железнодорожном вагончике, приспособленном под молитвенный дом, на площади в центре поселка. Туда мы и направились.

Однако вместо вагончика нашим глазам предстал пустырь с небольшой насыпью щебня. Не сразу удалось найти и отца Дмитрия, молодого пастыря Свято-Никольского прихода. Сказали, что он квартируется в хуторе Белом, неподалеку от самой Стрелки, и вообще его не так просто найти, поскольку дел у него невпроворот, и мотается он по всему поселку. Ибо где похороны, где дом освятить, где крестины – там он. А в три часа у него служба в церкви. А церковь нашла свое пристанище в помещении фермы местного предпринимателя Георгия Попова, типовом двухэтажном здании из железобетона. Одно из помещений, похоже, бывший магазин, и отдали под церковь. Ну что ж, почему бы и нет, ведь когда-то церкви отдавали под склады. Теперь пошел нормальный обратный процесс…

Небогатая на события Стрелка жила ощущением праздника, предновогодней суетой. В клубе бурно веселилась молодежь. Наряженные школьники шуршали парчой и кулечками с подарками. И именно в окрестностях клуба мы заметили красный «жигуленок» батюшки, торопившегося по своим делам. Пришлось присоединиться к нему, дабы побывать у одной прихожанки, освятить квартиру.

– Я оказался человеком необязательным, вчера обещал – не смог прийти, а вот теперь никто не откликается, – говорил батюшка, нажимая на кнопку звонка.

Отцу Дмитрию всего лишь 24 года. По причине мороза одет он весьма колоритно: из-под военной камуфляжной теплой куртки ниспадает ряса из красивой переливчатой ткани, голову венчает меховая скуфья, а в руках кофр с принадлежностями для исполнения церковных обрядов. Да и сам батюшка напоминает героя русских былин – высокий, статный, с ликом просветленным и взглядом проницательным. Он сразу заметил нашу озадаченность по поводу отсутствия вагончика, и поскольку прихожанки дома не оказалось, мы поехали в то самое здание, приспособленное под церковь.

Свято-Никольский приход встретил нас промозглым холодом. Здание не отапливается, на это нет денег, но службы идут с регулярностью. И все равно здесь торжественно и как-то по-домашнему, – у самого входа я заметила стопку войлочных ковриков, по всей видимости, бабушки подстилают их себе под ноги, потому что выстоять службу на стылом бетоне старым людям нелегко. Здесь все, как полагается: и алтарь, и иконостас, и церковная лавка с крестиками, книжечками, свечами. Народу на службу собирается немного, в обычные дни человек пятнадцать, а в воскресенье – на литургию – до двадцати, в большие праздники – до 40-45 верующих. Но, говорит отец Дмитрий, уныния нет и печали нет.

Основной контингент прихожан – пожилые люди, чьи возможности в плане физическом, материальном и духовном весьма ограничены. Порой им просто прийти к храму и помолиться бывает тяжело, чаще всего они копят силы на воскресную литургию. Словом, приход достался отцу Дмитрию не из легких.

За три года существования здесь церкви он оказался шестым священником. И это не очень хороший фактор, считает батюшка. На самом деле организация прихода – очень серьезный вопрос, это не просто открыл, зарегистрировал, и служба началась. На настоятеля прихода возлагаются и другие нагрузки: социальные, гуманитарные, миссионерские. И на все это должны изыскиваться средства из добровольных пожертвований. Но отец Дмитрий не сетует, скорее, даже радуется, что такая ему участь выпала, вот ведь доброе дело сделали его предшественники – затеплили лампаду веры в месте, которое называется Стрелка, словно в безродном племени, названном так безыскусно. Что такое стрелка? Указатель на дорожном столбе, вектор в никуда. А радуется настоятель тому, что для него, свежеиспеченного выпускника Белгородской духовной семинарии, этот приход стал испытанием без всякой школы молодого бойца – сразу в бой.

– Как у Наполеона, – говорит отец Дмитрий, – война план покажет. Могу только благодарить Бога и владыку Исидора за такое доверие.

Для молодого пастыря особенно важно, что Бог привел его в то место, где ничего не было, а значит, есть возможность для созидания.

И ведь не так все просто дается. Отец Дмитрий сам бы не поверил, если бы не исходил всю Стрелку вдоль и поперек, из двора в двор, когда искал для себя и для матушки пристанище, кров над головой. С недоверием и опаской поглядывали на пришельца, ведь здесь никогда не было церкви, а значит, не было соответствующих традиций, так, проезжее место…

Квартира нашлась только в хуторе Белом, и теперь с матушкой, специалистом в области геронтологии, они живут своим миром, преодолевая посланные им трудности. Ныне они ждут младенца, и батюшку не испугала перспектива поселиться в глуши, подальше от всех привычных благ. Да он за ними и не гонится. Свою задачу настоятель видит в том, чтобы открывать духовные залежи, очищать их от наросших заблуждений, инертности, будить таланты, которыми Господь нас наградил. А потом вовремя отойти в тень, потому что дальше те благодатные дары, которые даны людям, сами будут приносить плоды.

Среди населения Стрелки батюшке удалось найти духовно близких людей, и среди них немало молодежи. Именно они, полагает пастырь, и должны стать здесь авторитетами.

– Ты мыслишь с ними и смотришь на поставленные задачи одинаково, а прежде всего – трезво, – говорит о своем окружении батюшка.

А трезвость мысли состоит еще и в рациональном расчете будущего строительства прихода. Строительства в самом широком смысле этого слова. Да, это красивая мечта о великолепном храме с золочеными куполами, но приход беден, и пожертвований практически нет, нет ни крупных благотворителей, ни средних, словом, все больше со словом «нет». И даже для той синицы, что есть у прихода в руках, образно обрисовал ситуацию отец Дмитрий, нет клетки.

Вагончик в качестве церкви оказался непродуманной идеей, под его тяжестью стал оседать грунт, где близко стоят подпочвенные воды. Поэтому решили-таки на площади построить небольшой молитвенный дом человек на тридцать, что на сегодняшний день наиболее реально. И нашлись помощники – местная агрофирма, готовая бесплатно дать технику и строительные материалы, хоть и бэушные, но вполне пригодные. И планы построить храм стали вполне реальными. Если приход встанет на ноги, то осуществится и главная мечта отца Дмитрия – стать людям их помощником и опорой во всех делах. Ведь ситуация в поселке на сегодняшний день не из легких, многие люди живут скудно, нет работы. Наводнения, заморозки, другие неблагоприятные факторы дали о себе знать, и сегодня люди особо нуждаются в поддержке. Но для этого самим нужно крепко стать на ноги, и здесь уже вступают в силу законы экономики, от которых никуда не деться. Вот почему реально воплощенный проект строительства – это испытание, через которое должен пройти со своими немногочисленными прихожанами и отец Дмитрий.

– Я считаю, мы, покуда не реализовали то, что уже есть, не имеем права идти и просить чего-то большего. Некрасиво, если имеешь свой, даже если и несвежий, ломоть хлебушка, выпрашивать свежий кулич, посыпанный маком и пряностями. Я хочу создать приход по принципу, который заповедовал нам в Евангелии Христос. Не научившись довольствоваться малым, не сможешь уберечь большее. И более того: тому, кому вверено малое, если он и это не мог сохранить, не только большее не дается, но и заберется то, что имеет. И вот поэтому, раз жизнь ставит нас перед такими задачами, надо трезво и реально, с благодарением Богу, осуществлять свое служение. Родителей не выбирают. Сделай дело, и люди поймут, кто ты и что ты. Поэтому, сделав малое, я обращусь и в вашу редакцию, мол, все, о чем мы говорили, выполнили. Мы не отдаляемся от жизни. Нам не чужды проблемы ближние и не совсем ближние. И если получится, то можно будет говорить о глобальном – строительстве настоящего храма в честь святителя Николая. Но эти притязания надо еще подтвердить. Пока живу, надеюсь. Пока силы есть, ножки есть, нужно все делать самому.

Потому отец Дмитрий пришел не лычки себе цеплять, карьеры ради, а души спасать, с верой, что потихонечку и здесь наладится жизнь по Божьим заповедям.

В канун Крещения Господня отец Дмитрий попросил всех православных в разных уголках края разделить духовную радость его маленького прихода, поддержать в нынешнем скромном существовании и вере в будущее.

С ощущением умиротворения и тепла, в тихом раздумье возвращались мы в Новороссийск. За окном морозец разрисовал доселе унылые пейзажи в светлые краски. До самого горизонта торжествовало в розовом закате подснеженное, неяркое солнце. Один из острых лучиков неожиданно ударил в глаза и пронзил нечаянной радостью уставшее сердце.

Новороссийский рабочий, 28.11.1990

Загадка русского дома

Автор: Людмила Курова

Ангелину Александровну Полоз некоторые считают женщиной со странностями. Отчего? Может быть, чрезмерно она, не по-нашенски, полна сострадания к людям. Копали солдаты траншею на улице, зазвала их к себе на обед и от души угостила: борща хорошего сварила, пирожков напекла. А потом ехала из города, привезла им мороженого. Что хорошего видят солдатики у себя в столовке? Жаль их, мальчишек. А вот другим этого как будто и не понять.

У нее в доме вечно кто-нибудь живет. Почтальон и тот так просто письма не бросит в почтовый ящик, а обязательно зайдет в дом, словом перекинется с хозяйкой. Не дом, а клуб какой-то. Впрочем, это из совсем другой жизни – клуб. Скорее, это просто традиционно русский дом, и тоже как будто из другой жизни, прошлой.

Ангелина Александровна всегда в хлопотах, явно отразившихся на ее быте – и ремонт с кафелем в ванной (это в поселке Мысхако), уход за садом, печенье пирогов (гостинцев для старушек из дома-интерната, Нади без обеих ног, Лиды слепой и их соседок). В ее доме беспрерывно звонит телефон, каждый раз отрывая хозяйку очень не вовремя: от плиты, разговора или расклейки маленьких иконок – опять же для стариков.

А может, он и должен быть именно таким, этот русский дом. Где место есть всему и всем: и непонятным странникам, и гостям, музицирующим вечерами за отменным чаем с накрахмаленными салфетками, и, наконец, совсем невесть как оказавшимся здесь девушкам-австралийкам, потомкам русских эмигрантов. Они – опять же предмет забот Ангелины Александровны. В долгой переписке с ними и хлопотах по поводу их устройства в московский институт Ангелина Александровна добралась до самого декана, поразив его напористостью. Она заставила его смотреть в глаза ей, немолодой женщине, вырвавшейся из провинции с требованием хотя бы ответить этим австралийкам. Добилась-таки, приняли. Зачем? Чтобы знали русскую культуру и не теряли духовной связи с нашей горемычной родиной. Чтобы русские чувствовали себя русскими везде, куда бы их ни забросила судьба. Так считает хозяйка русского дома.

Смотрю на глянцевитую фотографию оттуда, из Австралии – этой по виду совсем не русской уже семьи, и вот странность, узнаю в ней что-то очень близкое, полузабытое, из «той жизни». То ли в самой расстановке перед фотокамерой, то ли в фигуре русского священника в традиционном облачении… Дело было под Новый год, пусть жаркий, австралийский. Но все-таки что-то угадывается. Из другой жизни. А что было в ней?

Ангелина Александровна выносит и выносит мне свой архив: фотографии, письма, документы. Это целый дождь, или ветер, ураган, который порывом выбрасывает из общей кипы какую-нибудь фотографию, – а ты берешь ее в руки и удивляешься: откуда такое может быть?

1914-й год, 1916-й – боже мой, какие лица! Канун войны, канун революции – и какое благородство, простота, спокойствие в этих людях, но и какие судьбы ждут впереди… Дед Ангелины Александровны – железнодорожник, построил два добротных дома в Николаеве для своей большой семьи. Вот она на фотографии – многочисленные дяди и тети, которых и не упомнишь. Один из них был архитектором в Киеве, другого – коммуниста, директора сахарного завода – во время войны немцы казнили. Третьи репрессированы… А это уже сестры пошли: Валентина Александровна Василевская работала авиаконструктором, была репрессирована, умерла от голода…

Маме было 14 лет, когда гимназию, где она училась, посетил государь. Государыня всем девушкам подарила красивые пелерины и медальон на черной ленте. Фотография сохранила от того времени облик светлой, благородной девушки. Мамина сестра, Мария Ефимовна Плахова, – сестра милосердия морского госпиталя в Николаеве, в 1916 году отправила все ценное, что было в доме – четыре лошади и серебро, в Красный Крест. Заболела тифом и умерла в 1921 году.

Корни этой семьи восходят к петровским временам – об этом свидетельствуют уцелевшие реликвии. А сберечь их было ох как нелегко, хранить – и одновременно собирать по крохам останки русского дома. Вот скатерть с кружевом ришелье, серебряный черпачок, пасхальное подарочное яйцо, на котором когда-то сидел золотой жук. Его в трудные годы пришлось продать – на стекле осталась лишь едва заметная волосинка.

– А это церковь и часовня рядом, до сих пор они стоят в Николаеве. Здесь все мои родные крестились, венчались, и маму тут отпевали, – торопится мне рассказать Ангелина Александровна, ведь фотографий еще так много…

Казалось бы, стоит ли мне сейчас второпях повторяться о традициях старого русского дома? Наверное, вы об этом читали. Но тем и удивительна Ангелина Александровна, что не замуровала она под стеклышком ту жизнь, хотя и бережет каждую семейную бумагу строго. И былое наложилось на нынешнюю обыденность странными переплетениями судеб…

Несколько лет назад познакомилась Ангелина Александровна с одним человеком. Звали его Василий Александрович Василенко. Вернулся он из мест заключения, а у нее подрабатывал, помогал строить дом. Был он тихим, неразговорчивым, да и немудрено. Соседи заметили за ним одну странность: в выходные уходил Василий на Косу, строил из гальки небольшую горку и сверху клал розу.

– Утонул у него тут кто, что ли? – спрашивали хозяйку.

Ангелина Александровна осторожно расспросила Василия, и тот поведал историю, в которую трудно было сразу поверить.

Был Василий как-то в заключении с политическими. С разными людьми довелось повстречаться, среди них был один совсем уже древний, но крепкий монах из Ново-Афонского монастыря. Быть бы тому монаху уже давно на том свете, да повезло. Когда везли выселенных монахов морем, по дороге от ужасного питания началась у арестантов дизентерия, стали они умирать. Так и так ждала их смерть, но тут вышел из строя двигатель, а это охранникам уже никак не улыбалось – заболеть могли и они. Вот монаха, знакомца Василия, и спасли тогда его золотые руки. Запустил он двигатель, а за это выпустили его в порту на все четыре стороны, вроде как списали. Правда, потом опять арестовали. Остальных же довезли до Новороссийска и расстреляли, именно на Косе, подальше от города. Но, по всей видимости, свидетели остались, ибо отголоски той истории дошли до наших дней.

На Косе расстреливали и позже. О том, как это делалось, мне рассказал верующий Евгений Федорович К. Его жена в 37-м году еще девочкой видела, как увозили расстреливать заключенных, закапывали трупы под Колдун-горой, в районе радиостанции. Делали это впопыхах, и шакалы рылись потом в человеческих останках, а вездесущие дети видели, как торчали руки, ноги из земли…

Так вот в лагере старый монах и сказал Василию: «Сам я уже не смогу, а ты молодой, выйдешь на волю – езжай в Новороссийск, найди то место». Обещал Василий исполнить волю старика.

И вот, чтобы хоть как-то освятить то трагическое место, стал приходить на Косу, чтобы вновь и вновь возводить странный памятник из гальки и с живой розой…

Не мог не взволновать этот рассказ верующее сердце Ангелины Александровны. Она стала искать свидетельства о тех давних событиях. Завязалась огромная переписка. Трудно даже сказать, кому она только не писала – в течение нескольких лет. В конце концов, вести пришли оттуда, откуда Ангелина Александровна их меньше всего ожидала – из Америки, от ее двоюродного брата, Виктора. Там, в журнале «Православная Русь» (№1, 1983 г.) он нашел публикацию – с фотографией Ново-Афонского монастыря и рассказом о гибели монахов в Новороссийске.