Могучий Русский Динозавр №5 2024 г.

Старлей сделал всего несколько шагов от нас и почему-то остановился. Обвёл взглядом округу – что-то его обеспокоило, а возможно, ему не хватало какой-то завершённости. Стоящих неподалёку бывших сидельцев уже проверила другая команда, но офицер снова подошёл к ним.

В их разговоре было слышно не всё: ветер уносил слова в сторону.

– …

– Да нас только что проверили. Вот, всё у нас в порядке, справка и всё остальное, – один из освободившихся от обиды, что их ни за что и непонятно в чём подозревают, завёлся и выплёскивал громким голосом накопившиеся у него за срок обиды. – Что же нас, опять?!

Человек вышагнул вперёд, не зная, чем он ещё может возразить догоняющему их с товарищем тяжкому прошлому, кроме слов протеста. Второй взял товарища за руку, останавливая порыв оправданного гнева.

– Ну ты, давай не напирай, – старлей показал своим бойцам на всякий случай изготовиться.

Возникла пауза. Все, не только наша группа, смотрели, чем закончится сцена.

– Давай, пакуй их!

Бойцы надели на наших соседей наручники – люди уже не сопротивлялись – и увели последних на сегодня арестантов в сторону каталажки.

Спецоперация закончилась, и забор стали быстро разбирать. После этого бойцы погрузились в машины, командиры же остались на перекур. Офицеры курили молча, видно было, что они ни о чём не разговаривают и даже не улыбаются.

Я взглянул на часы – до поезда оставалось ещё два часа, всё действо уложилось в половину театрального акта. «Надо же, помню продолжительность спектакля».

Тут моё и общее внимание привлекла мама с тремя детьми и с немыслимой горой поклажи. Мама средних лет со славянской северной внешностью, светловолосая, с правильными чертами лица, возможно, слишком правильными для красавицы, но определённо приятными постоянно передвигалась между собравшимися на площади, то говорила по телефону, то просто ходила. Старший – мальчик лет пятнадцати, высокий и нескладный, с баяном или аккордеоном на плече, то садился, то вставал, волнуясь чему-то своему. Девочка и второй мальчик были совсем маленькими, каждому года по четыре, ещё «р» не выговаривают. Девочка в ярком платье и по-цыгански пёстрой жилетке общается с соседней незнакомой тётей, что-то ей усердно рассказывает, жестикулируя ладошкой как взрослая. Младший мальчик же, почему-то с чертами коренных народов Севера, всё время сидит молчит. «Как это такие ровесники и такие разные? Ну мало ли».

Вдруг дети развернули на своём пятачке импровизированный балаган. Мальчики, в основном, конечно, старший, расставили баулы прямоугольником, обозначая сцену. Одну большую сумку он выдвинул вперёд и расстегнул молнию – это было для денег. Девочка взяла в руки флажок и запрыгала на месте.

Баянист рванул ряд и умело повёл довольно сложную мелодию. Вверх и вниз, вдоль разного настроения публики. Все с интересом повернулись к артистам. Я заметил, что мама так же безучастно к детям и даже не глядя в их сторону ходит по площади.

Основная мелодия оказалась частушечного склада, совсем задорная и разухабистая.

Девочка звонко вступила:

– Задал Митенька воплос —
И прощай лодной совхоз…
Говолили Митеньке:
«Не пизди на митинге!»

И жанр, и материал вызвали всеобщее одобрение. Дополнительной симпатии всем добавляла детская дикция, милая картавость и своё произношение ещё нескольких звуков. Все захлопали. Но тут же – в такт музыке – примолкли, чтобы не перебивать певицу. Та же голосила без надрыва и покрывала голосом всю площадь, доходило аж до гвардейской колонны.

Младший мальчик подтанцовывал с краю, невпопад приседая и исполняя неловкие детские коленца.

– Не ходите, девки, замуж —
Ничего холошего:
Утлом встанешь – глуди набок,
Киска вся взъелошена.

Народ грохнул. Многие уже смеялись до слёз. Самые догадливые приносили деньги в сумку.

Молодых артистов всеобщий восторг раззадорил ещё больше – баянист начал включать дополнительные переливы, сыграл кусочки популярных блатных песен, отчего старшее поколение пришло в особенный восторг. Девочка исполняла ковырялочку, пусть и сбиваясь:

– По делевне шёл Иван,
Был молоз тлескучий.
У Ивана он стоял —
Так, на всякий случай.

Мне тоже нравилось выступление – неподкупная искренность и чистота артистов не могла не зажечь. Может быть, добавлял к настроению алкоголь. Я отнёс им пару купюр.

Были ещё антракт и новые песни. В общем, время значительно ускорилось. Загодя по вокзалу объявили скорое по местным меркам прибытие поезда. Народ зашевелился, начали вставать, перекладывать сумки, провожающие, кто спешил, засобирались ехать на работу. Куряги закурили по одной и следом по новой.

Мама вернулась к детям, принесла им воды. Те завершили выступление.

Женщина подняла баул, который оказался весьма тяжёлым, в нём было, как окажется, на несколько килограммов мелочи. Она взяла сумку двумя руками и приподняла на уровень пояса. Ей вдруг позвонили, и, наверное, это был очень важный для неё звонок. Она оказалась вынуждена перехватить баул в одну руку и сделать дополнительное усилие, чуть рванув его вверх. Ручки у ветхой сумки оборвались, и казначейство бродячих артистов рухнуло на землю. Во все стороны рассыпались купюры и монеты, игрушки, гадальные карты, всякая непонятная мелочь. Бумажные стало разносить ветром по сторонам. Кто были по соседству, кинулись собирать деньги. Некоторые, чтобы отдать их владельцам.

Женщина не обратила особого внимания, как того, на мой взгляд и, вероятно, взгляд большинства, требовало это происшествие, а рявкнула в телефон.

– Не могу говорить! Новенький сбежал!

Я повернулся в сторону, где оставил фляжку. В груде нашего с туристами багажа сидел, сжавшись, мальчик, маленький артист. Он смотрел на меня расширенными глазами, а потом сильно зажмурился, готовый уже ко всему.

Арбен Кардаш

Полевой цветок

Иллюстрация Лены Солнцевой

Заира вышла, хлопнув изо всех сил тяжёлой бронированной дверью.

– Теперь, пожалуй, она не вернётся, – сказал Джирас, обращаясь к цветку, привезённому им с работы. – Это было единственное умное решение за всю её жизнь – заставить меня поставить эту дверь… – ему понравилось, как громко она хлопнула.

Молодой мужчина бессильно раскинул руки, словно внутри у него что-то надломилось, и одним движением кинул на диван своё отяжелевшее тело. Как будто бы скинул с плеч неимоверный груз, хотя где-то в глубине не исчезало чувство беспокойства, как червяк точит. Впрочем, это не помешало ему окончательно расслабиться и задремать…

Сегодня рабочий день Джираса выдался похожим на все остальные, ничем не примечательным и скучным. Но, собираясь домой, он принял неожиданное решение: забрать с собой растение.

У полевого цветка, название которого он не удосужился узнать, Джирас ножницами осторожно срезал прошлогодние сухие и тонкие листья, уныло свисавшие с края горшочка, и бросил в корзину для мусора под рабочим столом…

«Нет, мы с Заирой чужие друг другу люди, – думал Джирас, поливая зелёный росточек, проклюнувшийся из засохшей земли в горшочке на подоконнике. – Мы разные, не сошлись характерами. Не маленькая зарплата и не отсутствие у меня богатого дяди послужили причиной её постоянных недовольства и озлобленности. Просто она такая. Сердце у неё холодное, в нём нет места радости…»

Прошло более семи лет, как он женился на Заире.

С самого начала он почувствовал, что дни совместной жизни у них лишены радости, какой-никакой удовлетворённости, проходят впустую, но его долго не оставляла надежда, что в сердце жены пробудится любовь, у неё появится чувство уважения к мужу.

Однако Заира так и не оттаяла, оставаясь неизменно холодной. Как бы ни старался пылкий молодой муж быть с ней нежным и предупредительным (даже посвятил ей несколько стихотворений!), у них не сложились отношения, связывающие мужчину и женщину, мужа и жену.

Первая брачная ночь… Джирас, овладев невестой, не ощутил никакой ответной тяги, никакой вспыхнувшей в ней от близости страсти. Девственная невеста как бы без всякого желания, с непонятной холодностью стала женщиной и женой. А Джирасу, в котором всё бурлило и пламенело, показалось, что над ним ехидно посмеялись… Но он ничем не проявил своего разочарования, к чему его обязывал жизненный опыт, да и опыт общения с женщинами тоже.

Он был лет на семь старше Заиры и с высоты своих лет связал поведение невесты в постели с тем, что это у неё впервые… «Не все цветы распускаются одновременно, – успокоил он себя. – У каждого цветка своя пора».

Тогда эта мысль ему понравилась, даже очень, но впоследствии, спустя годы, осознав, что обманулся, он пришёл к другому выводу: цветы могут засохнуть, не распустившись. Или, что хуже, ты и сорняк можешь принять за цветок…