Звериная страсть

Вдали показалась фигура статного рыжеволосого молодца у лесной околицы. Сердце бешено заколотилось, аки заячье, дыхание перехватило.

– Лукьян!! Постой! – прокричала я, побежав ему на встречу через маковое поле.

Парень, ища, кто его так отчаянно кличет, растерянно обернулся.

Завидев меня в поле, он вскинул брови, встревоженно всматриваясь мне в лицо.

– Нравишься!!… – запыхаясь выкрикнула я, несясь сквозь цветочную преграду. – Нравишься ты мне! Очень!

Заслышав слова мои, парень бросил лук и стрелы вместе с охотничьей сумкой своей и кинулся ко мне.

Он ловко словил меня под руки и закружил в своих объятьях крепких.

Я залилась смехом, а Лукьян так заулыбался, что в уголках глаз его появились морщинки.

Не успела и опомниться, как его губы встретились с моими в пылком порыве нежности.

Зажмурилась я, не веря, что это происходит сейчас со мной. То, о чем я и думать не смела, пока служила ученицей у ведуньи лесной. То, что думала я уж не произойдёт со мной никогда.

Жгучие поцелуи охотника, обрушившиеся на мои щёки и лоб, были настолько желанны и торопливы, что я и запамятовала, как дышать-то. Ладони его нежно обхватили пылающие щеки мои, одаряя прохладой и хвойным шлейфом от рубахи его.

Избранный мой любовался моим ликом так, словно никогда не сможет наглядеться вдоволь.

– Знаю… Богосуженая ты мне, Шура. – благовейно зашептал Лукьян мне в висок. – Знаю я это. Чувствую.

Молодец бережно обхватил меня за плечи, прижимая к свой неистово вздымающейся груди, словно боясь, что вновь убегу от него.

***

– Когда же ты воротишься ко мне? – вздохнула я опечалено, узнав, что возлюбленному моему надо обратно в края свои родные родных проведать.

Лукьян мягко улыбнулся и взяв мою руку в свою, поцеловал ладонь, прежде чем начинать по одному загибать пальцы мои.

– Вот смотри, – он загнул первый палец. – Сейчас вот серпень, август то бишь по-новому. Потом: вересень, листопад, грудень и в конце студня я и обернусь пред тобой, душа моя. Прям в Коляду и вернусь! – он снова поднёс к своим пылающим губам мой кулачок, обхватив его полностью в своей широкой ладони. – Солнечное Рождество вместе уж справим!

Он нехотя отпустил мою руку, и я почувствовала на пальце безымянном что-то прохладное.

В тусклом свете сеновала живо засияло маленькое серебряное колечко на моей руке, переливаясь холодным отблеском.

Я ахнула от восхищения, а Лукьян притянул меня к себе и зарылся лицом в мои волосы, жадно вдыхая воздух.

– Вернусь и свадьбу сыграем! Дождись меня только, любовь моя… – прошептал он, проведя рукой по моей распущенной косе.

И я ждала, считая луны и часы, до того дня, когда возвратится мой милый из краев далеких и сделает меня своей перед взорами Богов наших Родных и всей деревни.

***

Четыре месяца пролетели незаметно. Всю осень я провела подле ведьмы, работая и обучаясь знахарству и различным видам защитной магии. Световые дни были наполнены усердной работой и учебой. Но ни одна тёмная ночка не проходила без воспоминаний о моем Лукьяне. Каждый раз сердце срывалось в счастливый полет от одной только мысли, что скоро я уже увижу его и заключу в свои объятия.

И вот наступил конец студня – время, когда мой суженый обещал вернуться. Я не знала, в какой день, иль час, но душа радостно трепетала, как весенняя птица, при виде дороги лесной.

С зари баба Озара была в плохом настроении. Она серчала на старейшину деревни за то, что тот начал воротить заборы да капканы расставлять вокруг огородов и посевных полей, чтобы животину дикую славливать, которых она прикармливала.

Позавтракав и замесив тесто для праздничного каравая на Коляду, мы отправились в деревню, чтобы совершить свой обычный обход, ухаживая за больными, исцеляя их травами и различными снадобьями наговоренными.

Пройдя немного по поселению, я заметили, что в воздухе витает ощущение беспокойства. Глаза древлян нервно метались, их оживленный шепот разносился по ветру.

– Мухоблудите опять? Без дела на печи сидите, штаны просиживаете! – гаркнула бабушка на беседующих мужиков на лавке у избы собраний.

Я еле сдержала хихикание, следуя за ней по пятам.

– А ты чего ржешь аки конь за спиной моей? – фыркнула на меня баба Озара, остановившись около входа в избу. – Ходишь пыней теперь по деревне, Шурка! Недоступная, гордая птица! А коли твой рыжик карпатский не вернётся?

Лукавый прищур ведьмы пробрал меня до мурашек.

Я стиснула зубы, непокорно мотнув головой.

– Вернётся! Любим мы друг друга очень… Кольцо его на мне! – гордо продемонстрировала я колечко на пальце своём.

– Побрякушка эта? Тьфу, а не обещание! – усмехнулась она. – Обещание крепкое через церемонию, обряд совершают иль… через кровь хоть!

– Не надо нам кровопролития попусту, бабушка! Верю я ему и так. Вернётся он! Знаю это. – запротестовала я, засовывая оледеневшие руки в овечью шубку.

Старушка вздохнула, натянув мне на голову платок потеплее.

– Гляди, Шурка, коли всех женихов деревенских от себя не отвадишь, чтобы потом шишки не грызть!

Я лишь вяло улыбнулась, проходя вслед за ней в избу.

– Чужеяд этакий! – зарычала ведьма на старосту, восседающего во главе стола за распитием самовара. – Ишь чего удумал-то! Где это видано, чтобы родичи заборы вокруг хат своих ставили друг от друга?! Клетки из домов люда хочешь налепить? Ишь чего удумал! Не позволю!! – ударила дубовым посохом Озара об пол, и, казалось, что даже ставни пошатнулись от ее негодования.

– Да ты в деревне-то и не живешь вовсе! На кой тебе дело, старча лесная? – запротестовал мужичок, отставляя кружку в сторону.

– А кто каждое полнолуние упырей отваживает, мавок и бесятину всякую поганую рыла к вам не совать? – старая ведьма презрительно окинула взглядом просторную парадную избу.

– Все равно, слово за мной будет! – топнул сапогом мужчина, приподнимаясь со скамьи.

– За тобой, за тобой, черт ты веревочный! – сплюнула старушка. – Загубишь деревню всю и связь с Родом нашу! Помяни слово мое!

– Попрошу так со мной не выражаться! – залился краской от возмущения староста.

– Проси, курощуп! – фыркнула бабушка, уперев руки в боки.

Лукаво мне подмигнув, она вышла из избы, и я поспешила за ней.

– Что?!! – раздалось у нас за спинами, но я уже выскользнула на мороз.

Ведьма обернулась на пороге в последний раз.