Спустившись по лестнице, я оказалась в его бережных объятиях. Янтарные глаза парня по-заботливому засветились, и он нежно поцеловал меня в лоб.
Мы вышли на встречу студёному утру, Лукьян прикрывал меня краем своего полушубка от снежных потоков, пока пробирались мы через заметённую деревню к центру разгорающихся волнений.
Деревенские бабы горячо спорили, в их голосах звучали страх и смятение. Они громко восклицали, вещая о жуткой находке, сделанной на окраине леса ранним утром.
С часу того назад найдено было тело безжизненное, разодранное на части с жестокостью особую. Все вокруг кровью залито было.
Древляне единодушны были в том, что дело рук это вурдалаков окоянных, которые с хладнокровием редчайшим с несчастными в чаще заплутавшими расправились образом таким.
– Стой, бабы!! Не галдеть!
Толпа внезапно расступилась, и в нее ворвалась ведунья разгневанная.
Послышались перешёптывания недовольные. Некоторые обвиняли ее в том, что именно она не смогла защитить деревню своими защитными ритуалами.
– Загузасткам слова не давали! Цыц!!! – огрызнулась баба Озара с неимоверной яростью в глазах.
Но это не сработало и перешёптывания лишь усилились.
Тогда выступила в защиту бабушки я, заявив, что ее обряды защитные должны были сработать с полнолунием новым вновь, иначе не спасали бы они деревню от тьмы все эти лета.
Но тут выступила дочь старейшины деревни, Беляна, и заявила неожиданно, что видела меня на окраине деревни этой ночью, тем самым уличив меня.
Гнев и все подозрения древлян молниеносно переключились на меня.
Лукьян сразу заслонил меня от их взору, заявив о моей невиновности при всех, но признаться не решался, что ночь мы всю вместе провели. По обычаям местным, если бы известно стало, что девица незамужняя ночь наедине с молодцем провела, запятнало бы это честь девичью. Ой, запятнало!
Благодарность за то, что теперь он – зашита и опора моя, согревала меня, но деревенские по-прежнему враждебно взирали на меня и Озару.
Я сжала кулаки, с досадой наблюдая, как Беляна насмехается надо мной, от толпы удаляясь.
Вспыхнуло во мне непреодолимое желание погнаться за ней, но бабушка схватила меня за руку, удерживая на месте.
– Окстись! Не дури, Шурка!
Она шепотом предупредила меня, что никто в деревне мне уже не поверит, и лучше будет, коли буду я просто молчать.
Когда отошли мы от бушующей толпы, почувствовала я, как во мне разгорается чувство несправедливости колкое. Перешёптывания и осуждающие взгляды древлян казались невыносимыми, но любовь и поддержка Лукьяна и бабушки сдерживали дух мой от отчаяния полного.
Поклялась я правду раскрыть о чудовищном происшествии, чтобы очистить имя наставницы и восстановить справедливость.
***
– На заседание придёшь сегодня, скажешь, что Шурка всю ночь с тобой была, что суженная твоя теперь! Чтобы эти мордофили, кто на неё бочку покатил с обвинениями, лукошки свои завалили. – заговорщически пояснила ведьма, пристально наблюдая за кутерьмой древлян издалека.
Лукьян вздохнул, прикрыв глаза на мгновение, обдумывая план.
– А разве сама она уже не сказала люду, что не имеет к этому никакого отношения?
– А кто ж ей поверил-то?! Сколько ведьмам добра не делать, деревень людских не оберегать – все равно по суждениям да по поверьям Чернобога судить будут, чего где загорится!
Шура
Во второй половине дня старейшины созвали собрание, чтобы обсудить, как еще более защитить деревню от вурдалаков. Баба Озара тоже была приглашена на совещание это, хотя многие старейшины были и против ее присутствия.
– Что мне законы: мне все судьи знакомы! – фыркнула ведьма, подливая чая с шиповником в блюдце. – Но сходить придётся. Чую, что надобно мне проследить за их языками непутёвыми.
Я радушно попрощалась с бабушкой перед тем, как она избу нашу покинула после обеда.
Наводя порядок в горнице, я случайно наткнулась на зеркальце заговорное.
Сквозь водянистую поверхность зеркала я постепенно разглядела слабое отражение избы советов. Я слышала отголоски разговора их, будто бы они происходили прямо за окном моим, наяву.
Баба Озара молча стояла в углу избы, прислушиваясь к горячим спорам мужиков.
Старейшины утверждали, что ритуалы ее и заклинания не помогают боле защитить деревню от сил тьмы. Обвиняли они ее в неспособности держать вурдалаков на расстоянии от люда.
Баба Озара, мудростью своей и силой ведической известная, всегда была хранительницей деревни, но в сердца древлян начали закрадываться червивые сомнения, едва стоило горю случиться.
Один из старейших предложил вдруг возродить ритуал древний, жажды вурдалаков умиротворения кровавой, который уже века три как не проводился из-за жестокости его.
– Ты что, ирод! Да как можно-то?! На аршин борода, да ума на пядь! – вырвалась к центру горницы ведунья, других локтями оттолкнув.
Предложение это потрясло всех, и напряжение возросло только.
Бабушка напутствовала их, предупреждая о последствиях и клянясь проклясть любого, кто заставит юных дев страдать из-за ритуала этого древнего.
Но мольбы ее остались без внимания.
– Жертвоприношение – единственный способ защитить деревню, родичи! – грозно вещал старейший. – Предки наши поступали по кону во времена тёмные, чтобы мы сейчас во свету жили! А теперь и наш черёд по кону поступать для рода нашего будущего!
Я слышала одобряющие возгласы собравшихся на призыв этот дикий.
– Чёрен мак, да бояре едят… – тихо сплюнула ведьма, покачав головой.
Раздосадованная, она вышла из избы, с громким стуком захлопнув за собой дверь.
Как только баба Озара ушла, связь моя с заколдованным зеркалом оборвалась, и я погрузилась в раздумья.
Решение давило на меня тяжким грузом. Деревня всегда обращалась к моей бабушке за защитой, но теперь беспомощность и страх помутили их рассудок.
Я вернулась к прялке, и мысли мои запутались вконец, как и пряжа в руках.
Прошло несколько часов, и солнце начало садиться, заливая лес багровым оттенком. Ночь скоро принесет свою тьму, а древляне всё оставались со своей собственной в сердцах.
***
С наступлением полуночи ведунья с тяжелым выражением лица переступила порог нашего скромного жилища.