Вскидываю брови, и Джейк, закусив колечко в губе, усмехается.
– Ты совершенно точно не понимаешь юмор, Рамирес.
– Нет, просто я не понимаю именно твой юмор.
– Раньше было иначе, – беззаботно бросает он.
Я остаюсь одна и почему-то сама мысль о том, что я в комнате Джейка Элфорда не для того, чтобы убить его, пока он спит, заставляет меня тихо рассмеяться.
Подхожу к столу и разглядываю исписанные нотами листы. Среди учебников лежат ознакомительные буклеты университетов, среди которых я замечаю академию современного искусства в Чикаго и Нью-Йорке. Подумать только, у нас похожие планы на будущее, хотим поступить в одни и те же учебные заведения.
Вновь оглядываю комнату и не могу сдержать недовольный стон из-за бардака. Кончики пальцев жжет и покалывает, я сейчас чувствую то же самое, что испытывает полицейский, увидевший, как кто-то нарушает закон – осуждение, непонимание, а еще желание влепить Элфорду штраф за бардак.
Руки сами тянутся к столу, я собираю тетради в аккуратные стопки, затем ставлю учебники и книги на книжную полку. Ручки и карандаши опускаю в органайзер. Следом подбираю с пола скомканные бумажки и бросаю их в корзину. Один из листов исполосован штрихами, и я разворачиваю его. Внутри текст песни, который Джейк посчитал мусором.
Среди зачеркнутых полос можно разобрать строчки:
–
Не знаю, на какую мелодию Джейк хотел наложить эти строчки, но я перечитываю несколько раз и не могу поверить, что он их выбросил. Это красиво. Мне стыдно от того, что я не сдержалась и прочла, ведь это личное и в мире творческих людей заглядывать в чужой текст без разрешения все равно что проникновение со взломом.
Рука не поднимается выкинуть листок. Разгладив ладонью помятую бумагу, я беру ручку и нахожу свободное место, чтобы написать:
«Твой юмор – полное дерьмо, но этот текст заслуживает второго шанса. Прости, что прочитала».
Мне жутко хочется взять свисающие со спинки стула футболки и сложить их в ровную стопку, но я понимаю, что это уже перебор. Выхожу в коридор и прислушиваюсь: в гостиной все еще ведут разговор о крушениях после летнего урагана, и я возвращаюсь в комнату.
Достаю телефон и заглядываю в новости: написано, что ураган движется к югу в сторону Техаса, и напряжение чуть отпускает меня. Захожу проверить соцсети, в ленте новостей мелькает пост Клиффа – он объявляет об открывшемся наборе по поиску новых администраторов в фан-группу «Норда». Там же прикреплена ссылка на чат, о котором Клифф упоминал в кафетерии.
Кликаю по ссылке.
Микки Рамирес присоединился(-ась) к чату Норд-Фан.
Меня никто не замечает, сообщения, пестрящие смайликами и стикерами, летят со скоростью света. Любопытство зудит в голове и на кончиках пальцев, поэтому я нажимаю на «поиск» и ввожу свое имя. Вылезает так много упоминаний, что мне становится страшно.
Тяжело сглотнув, листаю вверх.
Айрис Хейл: Ни за что не поверите, кто убирается в моем доме! Мать Микки Рамирес!
Пайпер Майерс: Кто это?
Констанс Финниган:LOL. Мать Тряпки. Она в этот раз без дочери?
Айрис Хейл:Вроде без. Наша домработница заболела, мама вызвала клининг и тут такой сюрприз.
Пайпер Майерс:Черт, после такого клининга нужен еще один клининг. Следи за ней, а то прихватит что-нибудь с собой. От этих бродяг всего можно ожидать.
К горлу подкатывает тошнота, во рту появляется горький привкус, и я тут же выхожу из чата и ставлю телефон на блокировку. Глаза жжет от подступивших слез, злости и обиды за маму. Если смеются надо мной – пускай, мне плевать, потому что от их мнения я не стану вести себя иначе или думать о себе плохо. Но когда они вплетают сюда мою маму, то все, что я хочу сделать – разбить этим девчонкам носы.
Втягивая носом воздух, закрываю глаза и считаю до десяти, заставляя себя успокоиться. Не помогает. Я хочу отомстить, вернуться в этот чат и высказать все, что я о них думаю, но это только спровоцирует их на смех и новые шуточки.
Слова Пайпер никак не выходят из головы, могу представить, с какой ехидной улыбкой она печатала то сообщение. Если бы она только знала, что я сейчас сижу в комнате ее бывшего, которого она никак не может вернуть, то ее улыбка наверняка бы превратилась в грустную гримасу.
Злобный план в голове загорается как лампочка. Я могу испортить настроение Пайпер, причем прямо сейчас, не вставая с этого места.
Поправив волосы, я включаю фронтальную камеру и навожу на себя. Чуть отъезжаю на стуле в сторону, чтобы за моей спиной была видна кровать Джейка и висящие на стене постеры – Пайпер точно узнает этот фон.
Улыбнувшись, делаю снимок, накладываю фильтр и тут же выставляю в соцсеть. И я жалею лишь об одном, что не смогу увидеть лицо Пайпер Майерс в момент, когда она увидит мою новую публикацию.
***
Остаток вечера я провожу за рисованием, сегодня я не использую цветные карандаши. Сжав челюсть, я рисую то ли бездну, то ли хаос. Мне просто нравится слышать звук грифеля, скользящего по бумаге.
Мама заходит в комнату и уже в третий раз спрашивает, что у меня случилось, а я лишь нахожу в себе силы на глупую отмазку, бормоча, что переела и теперь болит живот.
Открытый ноутбук издает приглушенный щелчок, и я откладываю альбом, чтобы открыть сообщение.
Оливер Хартли: Мик?
Микки Рамирес: Умоляю, ничего не говори и не спрашивай.
Оливер Хартли: Понял. Но Констанс выпытывает у меня детали, Пайпер там с ума сходит, а я схожу с ума из-за этих вопросов. Только представь себе, меня добавили в девчачий чат… Сказал, что ты берешь у Джейка уроки игры.
Микки Рамирес: Потом все объясню. И завтра я поеду в школу на автобусе, так что встретимся там.
Даже несмотря на то, что мы с Олли помирились, я абсолютно точно не хочу ехать завтра в одной машине с Констанс.
Оливер Хартли: Хорошо. Люблю тебя.
Микки Рамирес: И я тебя.
PS: кстати, как называется чат?
Оливер Хартли: Попробуй угадать.
Микки Рамирес: Ангелы Чарли? Дрянные девчонки? Спайс герлз?
Оливер Хартли:Дрянные ангелы Мемфиса.
Цокнув языком, я закатываю глаза.
Оливер Хартли: Ты ведь сейчас закатила глаза, я прав?
Микки Рамирес: Нет, что ты. Кстати, Олли?
Оливер Хартли: Не надо, Мик, прошу, не начинай.
Микки Рамирес: Тебе, как почетному члену чата, уже выдали грязную сплетню и нимб розового цвета?