– А, вот и схлопочу!
– Да, ты для началу сроди кого, морда ты паразитская, а потом схлопочи и чтобы посыланиями за бумажками тебя не задушили, а потом и говори.
Колготкина соскочила с места и встала, вытянув шею, прямо нос к носу к Звездине. Та, тоже немало не сомневаясь в собственной правоте, подалась вперед и руки вставила в бока.
Эрос Купидонович предпочел вдавиться в свое кресло и молчать, от греха подальше.
Ева орала громко:
– Да, чтоб государевы люди, государевы законы и указы не выполняли и не соблюдали, да за это башка с плеч, а она у них у всех на месте.
Звездина негромко отвечала:
– Так и я о том же. Раз у них у всех башка на месте, значит, выполнен государев указ, казну от разграбления на нужды народа охранять. Только им казну грабить возбраняется! Казна спасена от левых для грабежу правых!
– Идите, Звезда, лучше своим балетом занимайтесь, чем политику здесь разводить. Политику она делать взялась, говорить научилась. Умная прямо стала. В балете с вашей фигурой больше шансов засветиться, а в политике вам так засветят, что и нам, если вас слушать будем, тоже срок засветит ярче солнца.
– Вота, где ты только, Купидомович, раздобыли энту чуду заморскую? На все руки мастерица, и выпить, и покурить, и посуду не помыть, и погулять за чужой счет не дура. Вота, где энтаких в последнее время штампуют, а?
Разве мог Эрос добровольно поведать, где он раздобыл на свою голову эту молодую красавицу. Разве он мог рассказать, что просто шел по улице, встретил девушку и сразу полюбил.
Академик просто шел по улице.
– Девушка, а девушка? А как вас зовут?
– Ева!
– Ева, а давайте дружить с вами? Я профессиональный профессор!
– Давайте! А где мы с вами подружимся?
– Да прямо здесь и сейчас! А то я так одинок! Ни одной живой души, которая бы понимала меня и принимала меня, таким, какой я есть.
– Я понимаю вас! Как ваше имя, профессиональный профессор?
– Меня зовут – Эрос! Можно без отчества.
– Какое у вас благородное имя!
– Да, на своё имя я не жалуюсь. Мне горько это произносить, но я страшно несчастлив восемнадцатым браком! Если бы вы только знали, как в данный момент я им несчастлив! Никто меня не понимает в этой жизни!
– Вот если бы я была вашей женой, я бы всегда вас понимала!
– Так выходите же за меня замуж юное создание! Я прошу вашу руку!
Юная дева протянула свою юную руку, и он вцепился в нее своими цепкими клешнями. И они тут же пошли жениться к нему домой.
Когда вечером вернулась домой с тяжелой работы его гадкая восемнадцатая жена, в квартире был сотворен страшный скандал, но делать было нечего и старой жене пришлось уйти, а новоиспеченной остаться. Жена добровольно ушла, не без криков и драки, конечно.
Она ушла, потому что в ее цепкой памяти еще хорошо держались недавние моменты ее скоропалительного по своей скорострельности, неравного брака.
Восемнадцатая жена Эроса очень хорошо понимала, что просто так, без помощи магии, нельзя было быстро прибрать к рукам такого мужчину, а она, к несчастью, так и не выкроила времени на поход к ведьме и вот теперь горько за это поплатилась.
А так всё романтично начиналось! Эта незабываемая встреча на аллейке! Недолгий, быстрый разговор! Общие интересы! Они оба были владельцами собак! Уговор о встрече телеграммой, потому что оба были не свободны! И этот судьбоносный телеграммный текст: " Встречаемся пятого собаками вне подозрений жена уладил свободен ваш эрос».
И как можно было противостоять такому взрыву эмоций и порыву чувств, чтобы не забыть про все и не броситься в Эросовские жаркие объятия?!
Собак бывший муж у неё отобрал, как часть общенажитого имущества. Зато она потом, когда уходила, отобрала у Эроса, буквально выхватила с его головы на память винтажную, ондатровую шапку-ушанку. Хоть какое-то материальное возмещение ее душевного ущерба.
Кому бы пришло в голову такое рассказывать, вот и Эрос не смог. Он сидел тихо и был очень грустным.
– Купидоныч, слышьте, чё скажу? Надоть сумку-то возвертать до хозяйки.
– Да, я знаю.
– Сами пойдете на энто дело али мне сбегать?
– Да, я чего-то даже и не знаю пока.
– Тянуть здеся никак нельзя, а то они на танке до нас завалятся всей махфией. Сами же понимаете, где они душу со шкурой греют. На Соцзащите! Натренировались охранять народно добро от народа! Они, к боям привыкши. Народ там на их, как бешаны собаки кажный день в бой идут, как на абразуру кидаются и бросаются. Разок бы кто энтих чертов, победил када.
Эрос сидел и, соглашаясь со словами домработницы, кивал головой, а она разошлась не на шутку, и не могла успокоиться:
– У их на кажную букву по тридцать три юриста от просильцев отбиваться. Главным специальным специлистам миллиёны плотют, чтоб лишний рублик из-под рук не выскочил и не закатился в нищий карман. Потому как закатуваться денежки могут только по определеню, по распределеню и по высочайшей воле пославшего его. Потому как рубль должон катится в нужном для показухи направлении. Что отмеряно им для показательства давать, то скрипя зубами выдают, а остально от всякой голытьбы велено строго охранять. Потому как охранщикам обещано, что за преданность и службу, отдается энта вотчина на полное разграбление.
Эрос сидел и молчал. А потом тоже для приличия вставил слово:
– Социально защищенный от защищаемых строй. Но надо радоваться, что мы еще пока не зачищаемые. Хотя кто до конца это знает?!
– Я скажу вам так, с утреца пораньше снесите-ка энту сумочку от греха подальше.
– А может, вы сами Звездиночка, промнётесь? А то у меня спина что-то…
Профессору, пережившему неприятную встречу, вдруг совсем расхотелось встречаться с тем же самым.
Но домработница умело выкручивалась:
– Эросик Купидомичик, я совсем забыла. Я на завтрева уже имею дОговор, впервые буду выступать на сцене литературного кружка в доме слепых инвалидов. Директор кружка сам сказал, правда, не сразу, что он полностью на всё согласен. И им просто, до зарезу, необходимо моё у их выступление. Еще он сказал мне, он очень слезно просил, чтобы его больше не терроризовали своими платными консультациями по поводу его не такого, а просто простого имени. Знаете, он прямо плакал. Он мне говорил: «Я, честное слово, совсем не хочу его менять. Иного имени мне не нужно. Отцепитесь от меня, пожалуйста»
– Да-а-а?!
– Да! Купидоныч, надо отвалить от человека, а не то хужее будет.
– Ну, что поделаешь? Я просто хотел, как лучше.
– Но и я сказала ему, что тогда буду выступать у их и показывать им балет, и он после моего показа, может больше не беспокоиться за своё имя, и он на это был согласен.
– И что?