Усадьба госпожи Ленбрау

В доме было четыре спальни, одна из которых принадлежала теперь мне. Две гостиных – зелёная, рядом с кухней, и выцветшая голубая, на другой половине.

Пополам усадебный дом делил тёмный коридор, по которому я уже гуляла, когда выбралась из ванной. Он же вёл в столовую и примыкающую к ней буфетную.

Всё, что представляло ценность, Еженика продала. Не только картины, но и фарфоровые вазы, серебряную посуду, столовые приборы.

Шторы в библиотеке не раздвигали очень давно. Бабуру осыпало пылью и сухой молью. При свете стало видно, что на полках не хватает многих томов. Причём пустые места тоже запылились.

Я провела по дереву пальцем и, демонстративно подняв брови, показала женщинам.

– Так барышня не велела сюда входить. Там ейная классная была, – Бабура кивнула на дверцу меж двух стеллажей.

Значит, вот где Ежа занималась магией. Я подошла ближе и потянула ручку, расположенную над замочной скважиной. Дверь не поддалась. Что ж, стоило ожидать, что Еженика поостережётся и закроет свою тайную комнату.

– Где ключ? – поинтересовалась я у служанок.

Бабура пожала плечами. А Иста замотала головой.

– Ну не могла же ваша барышня забрать его с собой? – я задумалась о такой возможности.

Но тут Бабура выдала здравую мысль.

– Как бы барышня-то ключ забрала, ежели она без тела сбежала? Где б его несла? – повариха развела руками, демонстрируя внушительную грудь.

Звучало логично. Без тела ключ нести негде. Значит, поищу в спальне. На сегодня мне достаточно впечатлений. Оставлю тайную комнату на потом.

После обхода дома у меня осталось невесёлое чувство. Похоже, хозяйка Любово только и ждала, когда найдёт подходящую кандидатуру в другом мире и поменяется с ней местами. Жить здесь Ежа явно не собиралась. Иначе не держала бы дом в таком упадке.

А когда мы вышли на улицу, это ощущение только усилилось.

Усадьба расположилась на вершине холма, что довольно обрывистым склоном спускался к реке. Справа в низине раскинулись те самые заливные луга, по которым так страдал хозяин Поречья.

У дома было два входа. Один как раз выходил на реку. Здесь Ежин дед построил широкое крыльцо, надеясь устраивать с молодой женой романтические ужины на закате. Вид был бы чудесный, если бы весь берег не зарос бурьяном по пояс. Если не выше.

Я обошла вокруг дома, оценила состояние хозяйственных построек и вообще усадьбы.

У курятника прохудилась крыша. Стена сарая поросла мхом. Возле конюшни стояла коляска, опираясь одной осью на полено вместо колеса. Неподалёку в заросшей клумбе паслась лошадка, собирая губами жёлтые цветочные головки, невесть как взошедшие в этом буйстве сорняков.

Большой пруд зарос. Полтора десятка уток держались ближе к центру, где ещё оставалась чистая вода.

За прудом виднелась неухоженная дорожка. Я решила, что это усадебный парк. Правда, судя по буйству зелени, сейчас он мало отличим от леса, который должен находиться чуть дальше по берегу реки.

Лишняя вода из пруда стекала по специальной канавке прямо по склону в реку. Чтобы не мочить ноги, над канавкой был устроен небольшой мостик с широкими перилами.

Я остановилась здесь и, облокотившись на перила спиной, смотрела на усадьбу. Из груди вырвался тяжёлый вздох.

И что прикажете делать?

Чтобы привести всё это в порядок, нужны люди. А у меня две дамы в возрасте. Пусть Бабура была лет на двадцать моложе Исты, но корчевать кусты на парковых дорожках и перекрывать курятник вряд ли сможет.

– А кроме вас есть ещё люди в Любово? – повернулась я к служанкам, стоящим в паре шагов от мостика и глядящим на меня. – Мужчины?

Внезапно за спиной раздался треск сломанной ветки и вслед за ним громкий шелест листьев.

Я оглянулась. И открыла рот от удивления, потому что моему взгляду предстала картина из детских сказок. Точнее из мультика.

Раздвинув листья лопуха с себя ростом, на тропинку выбрался старичок-лесовичок. С седыми волосами, подстриженными «горшком», и белой окладистой бородой. Латаная рубаха была подпоясана бечёвкой, штаны с заплатками другого цвета. На ногах – лапти. В руках нечто, похожее на большую берестяную корзину, из которой на тропинку капала вода.

Выбравшись на ровное место, старичок натянул на голову шляпу с обвисшими полями и оглянулся.

– Ну, долго ты там? – спросил он у лопухов.

Мне стало любопытно, к кому лесовичок обращается. И я не двигалась, ожидая. Однако Бабура моего любопытства не разделяла или у неё просто закончилось терпение.

– Ерон! – гаркнула она так, что я подпрыгнула от неожиданности. – Что ты к барышне задом стоишь?!

– Ась? – спросил лесовичок, прикладывая к уху ладонь и поворачиваясь. – А-а, барышня, доброго денька.

Узнав меня, он расплылся в улыбке и стянул шляпу. Второй рукой старичок приподнял корзину, демонстрируя мне.

– А мы вот вам окуньков наловили. Тут и на ушицу, и на жарёху.

Я вытянула шею и рассмотрела, что корзина и вправду почти до краёв наполнена водой, в которой плескались рыбьи хвосты.

И как такой согбенный старик держит такую тяжесть? Ещё и поднимает одной рукой.

О том, кто такие «мы», которые ловили рыбу, я спросить не успела.

Лопухи снова раздвинулись, и на тропинку выбрался огромный детина. Ростом метра два, если не выше. Про такого точно можно было сказать – косая сажень в плечах. Хотя у него не было рельефных мышц, как у завсегдатаев спортзалов.

Лицо парня было слегка перекошено, а голубые, как небо, глаза смотрели с детской простотой. Увидев меня, он испугался и спрятался за спину старичка.

Со стороны это выглядело забавно. Лесовичок не доставал и до плеча парня, который ещё больше ссутулился и наклонил голову, чтобы уж точно меня не видеть.

– Ну что ты, Зван, опять! – раздражённо цыкнул старичок. – Перед барышней неудобно, а ну выйди и поклонись!

Зван заворчал что-то несогласное, однако вышел и действительно отвесил мне поясной поклон. Да так и остался стоять с опущенной головой, не встречаясь со мной взглядом.

Признаюсь, эта встреча произвела на меня впечатление. Я плохо разбираюсь в душевных болезнях, но этот юноша выглядел совершенно безобидным. Тем подозрительнее смотрелся его искренний страх передо мной.

Неужели Еженика обижала этого взрослого ребёнка? Пусть внешне он выглядел на двадцать-двадцать пять, вёл себя как малыш.

– Здравствуйте, – сумела выдавить из себя я, когда молчание затянулось.

Дедушка воспринял это как к сигнал к продолжению общения и затараторил.

– Барышня, миленькая, Стрелку-то подковать надобно. Не приведи светлые боги, захромает, как тогда? Единственная лошадка осталась.

– Ну что ты затарахтел, Ерон! – вмешалась Бабура, оттесняя его мощным телом в сторону. – Сейчас у барышни другие дела. Потом приходи.