Сентябрьский жасмин

– Надо Василию позвонить.

– Не-нет! – мигом возразила Ксения Васильевна. – Он, поди, занят. А я буду его от работы отрывать.

– Хорошо, я сейчас сделаю вам укол и попробую согнать давление, до приезда скорой. А то сколько она будет ехать сюда, никто не знает. И не волнуйтесь за детей, я присмотрю за ними, пока их папа не вернется с работы. Я только руки помою.

Она вышла из комнаты, а сама уже звонила Василию.

Тот ответил сразу же, словно ждал от нее звонка.

– Ты уже соскучилась по мне? – радостно спросил он, а из этого следовало, что в доме Савковых все хорошо.

– Вась, тут твоей маме плохо, – шепнула она совсем тихо. – Я скорую вызвала.

– Давление? – догадался он.

– Да. И очень высокое.

– Я сейчас буду, – пообещал он, и связь прервалась.

А Настя мигом вернулась и уже доставала нужные лекарства. Потом набрала его в шприц и сделала это очень быстро, понимая, что промедление влечет за собой очень серьезные последствия. Она тут же смочила ватку спиртом для инъекций и шагнула к больной.

– Ксения Васильевна, вам что, совсем плохо? – встревожилась она и сделала ей укол.

А сама бросилась за нашатырем и все посматривала в окошко, ожидая помощи со стороны.

Дети выглядывали из соседней комнаты и наблюдали за всем, что тут происходило. Глаза их были грустными, взгляды напуганными. Они о чем-то между собой шептались, переживая за любимую бабушку.

В дом влетел Василий и с ходу бросился на помощь медсестре.

– Что? – смотрел он то на неё, то на мать.

– Двести двадцать на сто восемьдесят. И пульс сто сорок. И ещё сердце, – залилась она слезами и старалась понять, становится Фроловой лучше или нет.

Потом снова нащупала у нее пульс, попутно смахнула слезы, боясь смотреть на мужчину, и сообщила:

– Пульс стал реже.

– Это значит, что ей становится лучше?

– Да, – кивнула она головой. – Надо бы еще что-то от сердца накапать. Есть в доме хоть что-то?

– Есть. Щас! – ответил Василий и метнулся на кухню.

Но уже бежал обратно, на ходу капая лекарство в ложку.

Они вдвоем дали выпить его маме, та простонала протяжно, потом полежала немного и открыла глаза.

– Как вы? – спросила ее ласковым голосом Настя.

– Напугала я вас… – страдальчески ответила женщина.

– Молчи, – суетился вокруг нее сын.

А сам укрыл ее ноги потеплее, укутывая их пледом.

– Мне уже лучше, отпустило маленько, – призналась Ксения Васильевна. – Только холодно очень.

– Надо бутылку с горячей водой или грелку, – попросила его Настя.

– Я мигом, – сказал Вася и вновь убежал на кухню.

Но уже вскоре появился обратно, а в руках у него была полуторалитровая бутылка с горячей водой. Он подошел, засунул её под одеяло прямо к ногам матушки и снова укрыл их пледом.

– Сейчас скорая приедет, – склонилась над ней Голубкина, намереваясь поддержать Фролову и успокоить.

Неотложка приехала быстро. Врач вошел, осмотрел больную и сделал ей еще один укол. Потом подождал, когда давление спадет до нормальных отметок и не будет таким критичным, и уехал.

Ксения Васильевна уснула, а Василий и Настя вышли на веранду.

– Спасибо тебе, Настенька, – принялся благодарить ее мужчина. – Если бы не ты… Даже боюсь подумать, что с ней было бы.

– Я так перепугалась, – призналась она дрожащим голосом.

А он сразу обнял ее, притянул к себе и начал успокаивать:

– Тихо-тихо! Все позади. Ей уже лучше.

– Я пришла, а она уже никакая, – всхлипнула она и уронила голову ему на грудь. – Я так струсила!

– Ты всех своих больных будешь оплакивать такими слезами? – добродушно спросил он. – Тогда тебе точно не работать фельдшером.

– Ну, это же твоя мама!

– Спасибо тебе, ты ей очень помогла. Мне доктор сказал, когда я провожал его до машины, что ты все сделала правильно и вовремя.

– Ей надо полежать и ничего не делать, хотя бы несколько дней. И поделать уколы обязательно.

– Ты поделаешь? – спросил он, заглядывая ей в глаза.

– Поделаю, – соглашалась она.

А сама отводила заплаканный взгляд в сторону, боясь показаться ему некрасивой.

– Я твой должник. Проси, что хочешь, выполню любую просьбу.

– Нет, мне ничего не надо, – мотнула она головой и вновь уронила голову ему на грудь.

– Придется жениться на тебе, – сказал он грустно.