– Сладкое вырабатывает гормон радости. Это лучший антидепрессант.
– Ты страдаешь депрессиями? – вновь изобразил он удивление.
– Нет, но сладкое люблю. Наверное, поэтому и не страдаю.
Настя помолчала какое-то время, а потом спросила:
– Ты выяснил, с кем говорила твоя мама?
– Да.
– Секрет?
– С моей бывшей.
– Я так и поняла.
– Я выбросил ее сим-карту, чтобы она никогда уже не позвонила ей. Потом куплю новую.
– Скучает по детям, – сделала вывод Настя.
– Раньше надо было думать, – ответил он и посмотрел куда-то в окно.
Они пили чай, долго сидели за столом и тихо разговаривали, пока не пришел Михаил Фролович.
Василий все поведал ему, сам лично заглянул к матери, чтобы удостовериться, что с ней все в полном порядке, и уже тогда распрощался с отцом и пообещал зайти завтра. Он хотел забрать с собой ребятишек, но отец отговорил его и сказал:
– Иди. Если что, я сам их завтра тебе привезу. Матери с ними веселее. А так будет еще больше волноваться.
Они с Настей вышли из дома и медленно побрели по улице.
Уже вечерело. Солнце скатилось к горизонту. А кругом цвела сирень, наполняя воздух этим удивительным и ароматным запахом.
Дом Фроловых был на берегу многоводной реки, на высоком пригорке, и от этого вид на речку был очень красивым.
Легкий туман окутал все русло, заполняя низину своим густым и холодным воздухом. От этого было еще красивее смотреть на воду. Река будто хотела спрятаться сразу ото всех и укрылась белой пеленой.
– Как красиво, – сказала Настя, глядя в сторону водоема.
– Я провожу тебя, – предложил Василий и взглянул вместе с ней на туман.
– Проводи.
– И ты уже не боишься, что скажут сельчане?
– Нет, – мотнула она головой. – Тебе тоже достанется. Языки у всех язвительные, прохода не дадут ни тебе, ни мне. Так что, смотри сам.
– А мне уже бояться нечего. Отбоялся я свое.
Они повернулись и медленно побрели по тропинке, что вела вокруг села. Анастасия жила в противоположной части Заречья, и пройти туда можно было разными путями: прямо по селу – это кротчайший путь, но у всех на виду; обход по дороге, как ее называли сельчане – объездная; и по тропинке, что вела низиной и ближе к реке. В эту пору там почти никто не ходит, и они могли остаться здесь никем незамеченными. Вот и отправилась пара той тропинкой – по низине, чтобы не дать повода для сплетен, а ещё скрыть от посторонних глаз и ото всех сразу самое дорогое и сокровенное чувство – любовь. Они шли и весело разговаривали, вспоминая свою молодость.
– Я, когда был подростком, любил на мопеде погонять, – начал рассказывать Василий.
– А ты уже тогда решил стать милиционером?
– Нет, это было после армии. Вернулся, а мне друг говорит: «Пошли ко мне, бандитов ловить некому». Я пошел, а мать в слезы.
– И ты сразу уехал в город?
– Да. И жил там какое-то время. Потом вернулся сюда. А когда развелся с женой, так и прижился тут.
– А я помню твою свадьбу. Я тогда совсем маленькая была, но все хорошо запомнила.
– А мне, наоборот, хочется все напрочь забыть, – сознался он и вздохнул.
– Нельзя все забыть, – попыталась разъяснить ему Настя. – Ты же любил ее тогда. Тот отрезок жизни тоже был счастливым. У вас дети родились. Разве можно жалеть? Тогда у тебя деток не было бы таких симпатичных и хорошеньких. А ребятишки – это так здорово!
– Настя, а с чего ты взяла, что у тебя детей не будет? Сейчас медицина творит чудеса.
Она сразу остановилась и тихо призналась:
– Я знаю. Я у доктора была. Она дала мне всего два процента. Это ничто, понимаешь? Это бесплодие полное. Ты должен знать это и… Ты все понимаешь. Ты взрослый и знаешь, что медицина творит чудеса, но не всегда.
– Понимаю, – смотрел на нее с жалостью Фролов. – Но ты еще ни с кем не жила. Откуда тебе знать, что ты бесплодна? Или жила? – осторожно полюбопытствовал он.
– Нет. У меня и парней-то не было, – созналась она. – Я как узнала, что ты разводишься, то голову напрочь потеряла. Какие там женихи, – усмехнулась Анастасия. – Все ходила и вынашивала план, как тебя соблазнить.
– Соблазнить?! – удивился он.
– Ну, не в прямом смысле… А как бы сделать так, чтобы ты обратил на меня внимание.
– И сколько тебе лет тогда было?
– Четырнадцать.
– Совсем пацанка.
– Ты пройдешь мимо меня, а у меня сердце в пятки убегает. Ты взглянешь просто, а у меня душа замирает.
– Не думал, что доставил тебе столько волнений и бессонных ночей, прости, – сказал он и взял ее руку в свою горячую ладонь.
А сам верил и надеялся, что ей достанутся именно те два процента, которые отпустили ей врачи, и у нее обязательно будут дети.
– Я в храм хожу, молюсь и прошу у Бога снисхождения ко мне. А там, как Он решит. Даст деток – хорошо. Не даст, буду жить без них. Или усыновлю.
– А родители знают?
– Нет.