Наташин дневник

– Да как же так, Господи!

– А что такое?

Я рассказала, как обманула меня и обобрала незнакомка. Все наше отделение слушало мой рассказ. Я была очень взволнована происшедшим, так что мне не могли не поверить. Видимо, очень уж расстроенным было мое лицо, потому что ехавшая рядом другая дама вынула портмоне и подала мне рублевую бумажку.

– Извините, – сказала она, – что мало, но больше не могу. Но нельзя же вам без гроша оставаться!

За ней еще двое мне денег предложили. Только меня всю залило стыдом от этого, я вся красная сделалась и отказалась.

– Спасибо, не надо мне денег, у меня еще есть, будет на что доехать.

А на самом-то деле ни копейки у меня нет, все до последнего гроша отдала на сохранение. Хорошее вышло сохранение!

Пристроилась я кое-как у столика и записываю все это наспех карандашом в дневник. Скоро уже Питер. Что я буду делать без гроша в кармане? Хорошо еще, что есть чем перекусить, но уж извозчика не на что будет взять и придется корзинку на руках тащить.

Но пусть лучше так, чем у добрых людей побираться даровыми рублями! Дедушка бы за это по головке не погладил. Действительно, нельзя же быть такой простофилей, рохлей.

Боже ты мой, как досадно, что все так случилось!

10 октября. Поздно ночью

Двух недель еще не прошло с того утра, когда я, обворованная, сделала последнюю запись в дневнике, а кажется, целая вечность с тех пор минула, столько пережить пришлось. Все по порядку расскажу, день за днем. Все запишу, хоть и мудрено писать в этой полутьме.

Сижу я сейчас на ларе, в который дворник складывает на день дрова, в большой неуютной кухне. Единственное ее окно выходит на черную лестницу, а на лестнице всегда до двенадцати ночи горит керосиновая лампа. Благодаря этой лампочке и видно кое-что на кухне (днем и вечером здесь горит электричество). Окно, если занавеской не задергивать, пропускает достаточно света, и писать можно, потому что дровяной ларь[12 - Ларь – большой деревянный ящик с крышкой для хранения различных припасов.], на котором мне велено стелить себе постель, стоит у самого окна. Ночью в кухне ужасно холодно: топить перестают рано, потому что дрова свои, не хозяйские, а ужин мы себе разогреваем на керосинке.

В то утро, когда поезд подошел к Петроградскому вокзалу, я взяла в руки свою корзиночку с бельем и теплым платьем, вышла из вагона и направилась следом за остальными к выходу. Тяжело мне было нести багаж, а тут еще носильщики предлагают свои услуги.