– Стой, милая, стой, родная моя! – послышался не прежний грубый, а грудной и странно размягченный голос Мавры. – Дай я по-своему провожу тебя… Ведь одна ты, одна на свете, сиротка ты моя! И некому тебя благословить на великий, но опасный замысел в эту минуту… Дай же твоей верной Мавре перекрестить тебя, пожелать тебе всего лучшего, бедная ты моя!
И прежде чем опомнилась Елизавета, Мавра Егоровна быстро обняла ее одной рукой, осенила другою широким крестным знамением и, поцеловав в обе щеки, прошептала:
– Теперь с Богом! Поезжай цесаревной, Лиза, моя прежняя маленькая родная подружка, а возвращайся русской императрицей Елизаветой! А я тут помолюсь за тебя. За тебя… за всех!
Что-то стеснило грудь цесаревны, тяжелый клубок подкатился ей к горлу. Хотелось разрыдаться навзрыд, хотелось выплакать все свои слезы на преданной, любящей груди подруги, но время не ждало. Из гостиной долетали нетерпеливые шаги Лестока и зовущие ее голоса.
Быстрыми шагами вышла из спальни цесаревна и спокойная, без тени недавнего трепета, приближалась к своим друзьям.
– Кирасу мне! – послышался ее повелительный голос.
Андрюша кинулся во внутренние покои и через минуту появился снова с тяжелой металлической кирасой, которую ловко и быстро надел на свою повелительницу. Его глаза так и следили за нею, так и впивались в ее лицо.
– Что тебе, молодчик? – поймав нечаянно этот молящий взгляд, спросила Елизавета.
– Возьми меня, возьми с собою, государыня! – прошептал юноша-паж.
– Ты не знаешь, чего просишь, дитя! – проговорила с горькой улыбкой цесаревна. – Судьба своенравна и капризна. Может быть, всех нас ждет верная смерть впереди!
– Так что же? Неужели ты не позволишь мне умереть с тобою? – пылко проговорил Андрюша и с такой беззаветной преданностью, с такой бесконечной любовью взглянул в синие глаза цесаревны, что та не могла ему противоречить больше.
– Будь что будет, я не разлучусь с тобою, мой милый, милый мальчик! – произнесла она тихо и крепко обняла его.
Андрюша с безумным восторгом и благодарностью взглянул на цесаревну.
Все двинулись в сени, но на пороге цесаревна остановилась внезапно, вынула из-под кирасы золотой крест и произнесла каким-то новым, вдохновенным голосом.
– Быть может, сегодня придется пролить кровь из-за меня… Но будьте вы все свидетелями моей клятвы: если Господь Милосердный поможет мне занять родительский престол, клянусь именем Господа не подписывать ни одного смертного приговора во всю мою жизнь…
И сказав это, она поцеловала крест, и вся трепещущая вышла на крыльцо и села в ожидавшие ее там сани.
Глава V
Роковой шаг. Все за тобою! Тревога
Быстро скользили сани по рыхлому снегу, тихо поскрипывая полозьями. Морозное небо, усеянное звездами, улыбалось теперь ласково и кротко. Метель улеглась, ветер стих.
Сани неслись едва видимым призраком по сонным улицам молодого Петрова города. Цесаревна, чуть дыша от охватившего ее волнения, сидела рядом с Лестоком; впереди ее занимали место Воронцов и юный паж, взор которого не покидал ни на минуту лица Елизаветы. Братья Шуваловы стояли на запятках.
Как сон, промчались сани мимо оторопевших «серых камзолов», выскочивших было из караулки и не понявших спросонья, кто, куда промчался и зачем? Пронеслись сани мимо Летнего сада и Адмиралтейской крепости и остановились неподалеку от маленьких домиков, разбросанных по полю и составлявших казармы Преображенского полка. Вот и огромная съезжая изба. Яркий огонек горит в ее окнах.
Лесток первый вышел из саней, Андрюша за ним. Отстегнули полость, помогли выйти цесаревне. Братья Шуваловы соскочили с запяток. Елизавета, по протоптанной до самого крыльца снежной тропинке, проследовала к съезжей.
Вот она поднялась по широким ступеням и взялась за скобку двери.
«Сейчас! Сейчас! – усиленно выстукивало ее сердце. – Сейчас! Сейчас начнется!» – клокотало что-то в ее груди.
Тяжелая дубовая дверь сразу поддалась под нежной рукой Елизаветы. Цесаревна вошла, прижимая крест к груди обеими руками.
Горница была полна солдат. Мундиры, мундиры и мундиры. Очевидно, цесаревну ждали, потому что, когда появилась она, свежая, взволнованная, прекрасная, с лучистым сиянием в глазах, все слилось в одном сплошном, радостном гуле:
– Матушка!.. Цесаревна наша!.. Лебедка!.. Солнышко красное!
И все загрубелые солдатские лица улыбались навстречу Елизавете просветленными детскими улыбками. Сильные руки тянулись к ней. Они хватали край ее платья, подносили к губам. Слезы навертывались на смелые глаза, текли по мужественным лицам, видевшим не одну битву, не один тяжелый поход. Верою, бесконечной преданностью сияли честные, отважные взоры…
К бывшим уже в горнице присоединялись все новые и новые товарищи. Скоро изба была битком набита гренадерами.
Цесаревна сделала знак, и все смолкло. Лишь изредка затаенный вздох нечаянно вздымал отважную грудь, да брякала чуть слышно ненароком подвернувшаяся сабля…
И вот знакомый и бесконечно милый всем этим мужественным людям голос звучно и громко произнес:
– Ребята, помните, чья я дочь? Хотите идти за мною?
– Веди нас! Веди! Мы все готовы умереть за тебя! – одним сплошным, могучим гулом ответили солдаты.
– Клянитесь служить мне верой и правдой, как служили моему отцу! – снова громким голосом произнесла Елизавета, поднимая крест перед собою.
Шляпы в один миг полетели наземь.
– Клянемся! Все клянемся! – одним общим звуком отвечали гренадеры и, набожно крестясь, стали подходить к кресту. Когда обряд присяги кончился, цесаревна сказала:
– Идем, верные мои гренадеры, идем с Богом, избавить Русь от врагов!
– Веди нас, веди, матушка-цесаревна! Мы всех их перебьем! – снова гаркнули молодцы-гренадеры.
– Нет, я не желаю кровопролития, убийства, и если вы прольете напрасно хоть одну каплю крови, я не иду с вами! – произнесла решительно цесаревна. – На императорской короне, которую дочь Великого Петра наденет на свою голову, не должно быть крови!..
– Приказывай, цесаревна, мы все исполним, как ты велишь! – раздалось в ответ.
В немногих словах цесаревна разъяснила солдатам, что им предстоит делать, отделила часть гренадер и приказала им идти арестовать Миниха, Остермана, Головкина, Левенвольде и Мегдена, остальным же гренадерам приказала следовать за собою.
– А теперь, – заключила она, – с Богом! Да поможет всем вам Господь совершить великое дело на пользу и славу нашей дорогой родины!
Сказав это, цесаревна осенила низко склонивших свои головы солдат крестом и быстрой походкой направилась к стоявшим на дворе саням.
Солдаты поспешили за ней и бегом пустились по сторонам, стараясь не отстать от саней ни на шаг.
Луна в это время спряталась за облака, и темнота заволокла сонный город.
Услышав тяжелое дыхание своих бегущих друзей, Елизавета приказала остановить сани.
– Матушка, что ты хочешь делать? – послышались взволнованные голоса.
– Идти вместе с вами! – бодро прозвучал ее бархатный голос.
И она легко и быстро выпрыгнула из саней и бодро зашагала впереди толпы гренадер.
– Вы устанете, государыня… Обопритесь на меня, – прошептал подле нее звонкий, молодой голосок.