– О, почтенный Линь, зачем же вы пришли? Боюсь, что на джонке нас уже давно заждались! Идемте сейчас же обратно!
И они тотчас же начали прощаться со стариком.
Тот пытался удержать их и предложил выпить чаю. Линь Чжи-яну очень хотелось пить, он только и мечтал напиться чаю и отдохнуть, но его друзья почти насильно увели его.
Старик проводил их до ворот и вернулся к своим занятиям. Увидев своих друзей настолько расстроенными, что у них даже лица посерели, Линь Чжи-ян очень удивился.
– Почему у вас такой растерянный вид? – спросил он. – Что с вами случилось?
До Цзю гун объяснил ему, а Тан Ао добавил:
– Никогда мне еще не доводилось встречать таких образованных девиц! Притом таких находчивых и искусных в споре!
– На самого себя досада берет! – воскликнул До Цзю гун.
– Почему? – спросил Линь Чжи-ян.
– Досадно, что мало читал, что знания неглубоки и не могу поспорить о канонах мудрецов.
– Если бы шурин не пришел на выручку, нам просто не удалось бы уйти, – сказал Тан Ао. – Как это ты догадался завернуть в их дом!
– Когда вы пошли гулять, – ответил Линь Чжи-ян, – я решил отправиться торговать, но так как мне раньше не доводилось сбывать здесь свои товары, то я не знал, что нужно местным жителям. Наконец, я решил захватить с собой пудру и помаду, – лица-то здешних жительниц чернее угля. Я не предполагал, что в этой стране девицы вовсе не употребляют ни пудры, ни помады, потому что от них они становятся еще уродливее. Оказывается, наибольшим спросом здесь пользуются книги! Я уже было хотел вернуться на джонку, но, проходя мимо женской школы, решил попытать там счастья. Зашел и вдруг увидел вас обоих. Не успел и слова сказать, глоток чая выпить, как вы меня чуть ли не за ворот вытащили оттуда, видно, здорово допекли вас эти черномазые девчонки!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Еще хорошо, что старик учитель глухой, а не был бы он глухим, так, пожалуй, и он посрамил бы нас в споре, – сказал Тан Ао. – Подумайте только, если такие молоденькие ученицы так много знают, каким же должен быть их учитель!
О том, что случилось дальше, будет известно из следующей главы.
Глава 19
Спасаясь от девичьих насмешек,
бегут они из царства Чернозубых
И бродят, наблюдая быт и нравы
страны Пигмеев, карликов ничтожных.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вдруг До Цзю гун спохватился, что захватил с собой веер старика учителя. Остановившись, он развернул веер и посмотрел на него. На одной его стороне были написаны «Наставления для девиц в семи главах», установленные в семье почтенной Цао, на другой – палиндром?[270 - Палиндром – стихотворение или отдельное предложение, читающееся одинаково с начала и с конца, например: «течет и нежен, нежен и течет» (Хлебников). Китайский язык дает значительно большие возможности для составления палиндромов, чем это имеет место в русском и европейских языках, и последние могут читаться и по горизонтали, и по вертикали, и по квадратам, и по диагонали, и по кругу и т. д. Так, например, палиндром Су Жо-лань, о котором идет речь в этой главе, состоит из 481 иероглифа, и количество стихотворных строк, получаемых при его чтении, определяется десятками сотен.], сочиненный в свое время Су Жо-лань?[271 - Су Жо-лань, или Су Хуэй (IV в. н. э.)., – первая составительница китайского стихотворного палиндрома. Как передает традиция, Су Жо-лань, тоскуя по мужу, сосланному на дальние границы, проводила часы за сочинением палиндрома, который она вышила на шелку и послала в подарок мужу. По другой версии, Доу Тао, муж Су Жо-лань, имел наложницу. Жо-лань не любила ее и часто из-за нее ссорилась с мужем. Когда Доу Тао был назначен на должность в другой город, он уехал туда со своей наложницей, а Жо-лань, отказавшись сопровождать мужа, осталась дома одна. Тоскуя в одиночестве, она вышила на шелку палиндром, в котором изливала свои чувства, и послала эти стихи мужу. Тронутый стихами жены, Доу Тао расстался с наложницей и помирился с Жо-лань.].
Оба текста были написаны очень мелко, но вполне разборчиво. На обеих сторонах внизу были надписи: «Написано по приказу учителя Моси», а под этим надпись «С уважением от Хун-хун»; с другой стороны была надпись «С уважением от Тин-тин». Снизу стояли две печатки?[272 - Печатка – в Китае у многих имеется личная печатка из металла, камня или дерева с вырезанным на ней именем владельца.]: под подписью «Хун-хун» была печать «Хун-вэй из семьи Ли», под подписью «Тин-тин» – печать «Цзы-сюань из семьи Лу».
– Судя по этим печаткам, – сказал Тан Ао, – Хун-хун и Тин-тин – это их детские имена?[273 - Детские имена – в Китае нет общепринятых традиционных имен. Для имени подбирается одно или два слова, причем значение их либо символизирует счастье, либо говорит о цели жизни того человека, которому дается имя. Слова, входящие в состав имени, могут также обозначать определенные предметы, явления, чувства, качества и пр. (см. объяснения таких имен, как, например, Жо-хуа, Тан Ао, Хун-вэй). В китайском, в отличие от нашего языка, где имена могут быть как перед фамилией, так и после нее, имена стоят только после фамилии (так, например, Линь Чжи-ян: Линь – фамилия, Чжи-ян – имя; Тан Гуй-чэнь: Тан – фамилия, Гуй-чэнь – имя). В Старом Китае у одного человека могло быть несколько имен: одно – это «детское», или «молочное» (уменьшительное), имя, которое давалось человеку при рождении и сохранялось за ним до школьного возраста. Для детских имен, которые в то же время обычно являлись и именами ласкательными, подбирались чаще всего поэтические слова. В ряде случаев эти имена намекали на красоту ребенка, его отличительные качества, его таланты, а иногда служили намеком на какое-либо событие, сопутствовавшее его рождению. Иногда этим именем, как именем ласкательным, уменьшительным, могли называть человека впоследствии его близкие родственники и друзья. В дальнейшем за человеком сохранялось новое имя: или имя, которое ему давалось при поступлении в школу родителями либо, чаще всего, учителями, или имя, которое он получал от своего наставника или начальника при поступлении на службу.], а Хун-вэй и Цзы-сюань – школьные.
До Цзю гун выразил удивление по поводу того, что в женской школе они не видели ни одной полки с книгами.
Выхватив у него веер и обмахиваясь им, Линь Чжи-ян сказал:
– Ну, вот что: когда мы вернемся домой, я куплю целый воз книг и привезу их сюда.
– Ловлю тебя на слове, – сказал Тан Ао. – Обязательно бери с собой книги, чтобы в следующий раз не застали врасплох!
За разговорами друзья незаметно для себя дошли до джонки.
– Прыгайте быстрее! – крикнул Линь Чжи-ян. Затем он приказал матросам поднять якорь и ставить паруса.
– Вот подождите, – шутил Линь Чжи-ян, – приедем в царство Женщин, они вас окружат толпой, бог знает что начнут вытворять. Хорошо, что я никогда не умел беседовать о словесности; если они захотят поговорить со мной об этом, у меня есть выход, придется мне ответить им, как на юге говорят: «Не могу знать». Пусть они хоть перебесятся, а я на все буду отвечать: «Не могу знать», – что они с меня возьмут!
До Цзю гун засмеялся:
– Если жительницам царства Женщин взбредет на ум побеседовать с вами о словесности, а вы не будете с ними говорить об этом, то они возьмут да оставят вас у себя; как вы на это посмотрите?
– Если они захотят оставить меня у себя, то я и в этом случае буду представляться незнайкой. Но вы мне вот что скажите: вас обоих так сегодня допекли эти черномазые девчонки, что вам и хотелось бы уйти, да нельзя было, и если бы я вас не выручил, так как бы вы от них отделались? Как же вы отблагодарите меня за это доброе дело?
– Цзю гун только что сказал, что он боится, как бы тебя не оставили в царстве Женщин, – ответил Тан Ао. – Вот если это на самом деле случится, мы тебя вызволим оттуда и этим отплатим добром за добро!
– А по-моему, – сказал До Цзю гун, – это будет не «добром за добро», а «злом за добро».
– Почему? – удивился Тан Ао.
– Если нашего Линь Чжи-яна оставят в царстве Женщин, так ему там будет очень занятно, а тут вдруг вы придете его вызволять. Разве это не значит отплатить злом за добро?
– Раз До Цзю гун считает, что там занятно, то, когда мы будем в царстве Женщин, я пойду познакомлюсь с властителем этого царства и скажу, чтобы Цзю гуна оставили жить у них, – сказал Линь Чжи-ян.
– Если я решу остаться жить у них, то кто же вместо меня научит вас управлять джонкой? – улыбнулся До Цзю гун.
– Сегодня эти девушки так насмехались над нами, – сказал Тан Ао, – что я смогу прийти в себя от этого позора только тогда, когда изучу рифмы в нашем языке. Хорошо еще что вы, Цзю гун, разбираетесь в этом; почему бы вам не поделиться со мной вашими знаниями? Хотя по природе своей я и туповат, но если всем сердцем отдамся этому, то, наверное, кое-чего добьюсь.
– Я сам ведь знаю только азы, – ответил До Цзю гун, – и не знаю даже, с чего начать объяснение. В свое время я этим не занимался, и многое для меня самого неясно. Если вы хотите заняться этим вопросом, то я слышал, что в стране Людей с раздвоенными языками очень хорошо разбираются в рифмах, вот приедем туда, сойдем с вами на берег, поговорим немножко с тамошними жителями и разберемся во всем.
– А что скрыто в этом названии «Раздвоенные языки»? – спросил Тан Ао. – Говорит это о том, что они знают рифмы?
– У всех людей в этой стране язык от рождения хорошо подвешен, – ответил До Цзю гун. – Они не только владеют основой стихосложения, но даже могут научиться языку птиц; поэтому, когда мы были в царстве Вислоухих, брат Линь купил там двухголовую птицу, чтобы продать ее в стране Людей с раздвоенными языками. Они там могут подражать любым звукам. Вот почему соседние страны и прозвали их Людьми с раздвоенными языками. Когда услышите их, тогда сами в этом убедитесь.
* * *
Через несколько дней они доехали до государства Карликов.
– Скажите, пожалуйста, Цзю гун, – сказал Тан Ао. – Мне когда-то говорили, что здесь живут карлики ростом в восемь-девять цуней. По всей вероятности, это и есть страна подлых, – сказал Тан Ао. – А скажите, пожалуйста, Цзю гун, какие здесь нравы?
– И люди и нравы здесь подлые, – ответил До Цзю гун. – Они все говорят наоборот. Если, например, вещь сладкая, они говорят, что горькая; если соленая, они говорят пресная; всегда сбивают с толку. В стране подлых издавна такие нравы, и это неудивительно.
Тан Ао и До Цзю гун вышли на берег и направились в город. Городские ворота были настолько низенькими, что им пришлось согнуться, чтобы войти в них. Улицы в городе были очень узкие, так что трудно было пройти по ним. В городе они увидели местных жителей, рост которых не превышал одного чи; а рост детей доходил только до четырех цуней.
Во время ходьбы местные жители, и старые и малые, боясь нападения больших птиц, собирались группами по четыре-пять человек и держали при себе оружие для защиты. Говорили они все наоборот и врали напропалую.
Побродив немного по городу, друзья встретили Линь Чжи-яна, который возвращался, распродав свой товар, и вместе с ним вернулись на джонку.
Через несколько дней, когда они сидели на джонке и беседовали, они проезжали мимо тутового леса, которому, казалось, не будет конца, и увидели группу необычайно красивых женщин.