Цветы в зеркале

– Как жаль! – вздохнула девушка в лиловом. – У меня были кое-какие соображения по поводу этого высказывания, правда, не имеющие под собой достаточных оснований; мне как раз хотелось узнать ваше просвещенное мнение, чтобы устранить всякие сомнения. Я никак не ожидала, что вы, просвещенный мудрец, опять отнесетесь ко мне с таким раздражением. В таком случае незачем продолжать нашу беседу.

Тан Ао вновь вмешался:

– Но почему бы вам, талантливая дева, хотя бы вкратце не поделиться с нами вашими соображениями, пусть даже еще не подкрепленными никакими доказательствами? – предложил он.

– Я очень внимательно изучала все, что касается толкования этого места, – начала девушка в лиловом, – и пришла к заключению, что Янь Лу, по-видимому, неспроста попросил колесницу для саркофага. Если бы он был настолько беден, что не мог сам купить саркофаг, то он должен был бы попросить у своего учителя денег, но он почему-то попросил именно колесницу. Неужели он думал, что Конфуцию нечего продать, кроме колесницы? Возьмем, к примеру, наших современников: когда они обращаются за помощью, разве они указывают, что надо продавать, чтоб оказать им помощь? Ведь этого не позволяют себе сказать даже простые и необразованные люди, а здесь ведь говорится о великом мудреце и его учениках!. Может быть, все дело в том, как понимать слово, которое в одном случае значит «для», а в другом – «делать»? Если понять это слово в последнем смысле, то, мне кажется, Янь Лу хотел из колесницы учителя сделать саркофаг покойному сыну, тем более что это слово ни в каких переносных значениях не может значить «продавать». Но мне тогда непонятно, какой был смысл делать саркофаг из колесницы сановника «дафу», каким в то время был Конфуций? Я просмотрела много книг, но нигде не нашла ответа на этот вопрос. Раз так, то, очевидно, он является пока необъяснимым. Чем заниматься сейчас пустыми разглагольствованиями, я лучше затаю в себе свои сомнения в ожидании того времени, когда найдется кто-либо, кто сможет объяснить мне.

– Если бы здесь речь не шла о продаже колесницы, то почему все толкователи сошлись на одном и том же толковании? – раздраженно заметил До Цзю гун. – Ваши рассуждения слишком притянуты за уши и не подкрепляются никакими вескими доводами. Вы просто позволяете себе извращать смысл. Мне кажется, что в этом как раз и заключаются те самые пустые разглагольствования, о которых вы изволили сказать. Я бы вам посоветовал побольше поучиться, что в будущем принесет вам, быть может, гораздо больше пользы. Ежели вы будете изощряться только в том, чтобы нападать на всех с критикой, то, поверьте, чем дальше, тем труднее будет вам продвигаться вперед в ваших занятиях. Тем паче что настоящие знания заключаются отнюдь не в том, чтобы кичиться своим умишком. Еще не бывало, чтобы таким путем можно было показывать свои преимущества…

* * *

Как раз в это время в небе послышалось курлыканье стаи перелетных гусей.

– Откуда вдруг появились гуси в неурочное время года? – удивился Тан Ао. – Ведь сейчас только еще начало лета. Видно, в разных краях времена года проходят по-разному.

– Мне эти гуси напомнили одно место из «Книги обрядов», – задумчиво проговорила девушка в красном платье. – Там говорится, что «гуси появляются, как гости». По этому поводу существуют разноречивые толкования. Мне бы хотелось получить от вас указание, какое толкование следует считать правильным.

До Цзю гун ничего не мог ответить на это. Тогда Тан Ао решил прийти ему на помощь.

– Мне помнится, – сказал он, – что Чжэн Кан-чэн?[265 - Чжэн Кан-чэн – см. Чжэн Сюань.], составивший пояснения к «Книге обрядов», толкует это место в том смысле, что перелетные гуси появляются именно как гости. Между тем Сюй Шэнь?[266 - Сюй Шэнь – ученый-конфуцианец при дворе императора Сянь-ди (190–220 н. э.). Известен как автор древнейшего китайского словаря Шовэнь и комментариев на ряд классических книг.] толкует иначе: он делит гусей на ранее прилетевших, которых считает хозяевами, и на позднее прилетевших – гостей.

Приведя еще и другие толкования, Тан Ао заключил, что, по его мнению, правильнее всех пояснил это место Чжэн Кан-чэн. Обе девушки одобрительно закивали головами.

– Вы совершенно правы! – воскликнули они в один голос. – Очевидно, у грамотных людей могут существовать разные мнения и взгляды на одно и то же явление, – добавили они, явно бросая вызов До Цзю гуну. Тот упорно молчал и думал про себя: «Эти девчонки себе на уме! Они вовсе и не собирались спрашивать о чем-либо, а решили проверить наши знания. Дай-ка я их, негодниц, все же поставлю в трудное положение, задам им задачу!»

– Вы только что показали нам, что прекрасно знаете «Луньюй», – сказал он. – Мне вспомнилось еще одно место из этой книги, в котором говорится, что будто бы пребывание в нищете и бедности доставляет радость. Неужели это сообразуется с действительностью?

Девушка в красном собралась было отвечать, но девушка в лиловом перебила ее:

– После того как книга с изречениями Конфуция?[267 - Книга с изречениями Конфуция – см. костры Цинь Шихуана.] была предана огню во времена династии Цинь, – сказала она, – в последующую эпоху Хань появились три варианта этой книги: один – это прежний текст ее, найденный в стене дома Конфуция, а два других – записи со слов. Ныне получил распространение один из вариантов, записанный со слов. Вы привели сейчас как раз такое место, в котором есть изъян в тексте. Таких изъянов можно привести еще очень много. Все они вызваны тем, что подлинный текст сожжен, и, чтобы внести исправления, надо обращаться к древнему тексту.

До Цзю гун ничего не нашелся сказать, чтобы возразить ей, и в душе поражался ее находчивости. Вдруг взгляд его упал на книгу, лежавшую на столе. Он начал машинально перелистывать ее. Это как раз и был «Луньюй». В одном месте он увидел помету, сделанную на полях страницы, в которой было написано, что знак «одеваться» следует произносить в другом тоне, чтобы получилось значение «одежда». Взглянув на текст, к которому относилась эта помета, До Цзю гун обрадовался.

– Вот теперь я вас поймал! – подумал он.

Однако, опасаясь попасть впросак, он сперва обратился к Тан Ао:

– Мне помнится, – сказал он, – что в этом месте знак «одежда» следует произносить в таком тоне, чтобы он означал «одеваться» или «быть одетым». Не так ли? А здесь почему-то указано в помете на полях, что его надо читать в том тоне, которым обозначается «одежда». Не понимаю, почему так?

Девушка в лиловом поспешила опередить Тан Ао:

– А вы разве не помните еще и такое место, где сказано, что Цзы Хуа, отправившийся гонцом во владение Ци, ехал верхом на сытом коне и был одет в легкую шубу? – спросила она. – Там как раз и стоит этот же знак, но в другом тоне. Здесь же смысл совсем иной.

Она привела еще несколько убедительных доказательств и довела До Цзю гуна до такого состояния, что он нахмурился и снова начал брюзжать.

«Говорят, что в иноземных краях не знают «Книги перемен», – вдруг вспомнил До Цзю гун, – почему бы мне не поставить этих девчонок в затруднительное положение? Может быть, они не знают этой книги!» И он тут же обратился к обеим девушкам:

– Мне известно, что мало кто из иноземцев читает «Книгу перемен». У вас в стране процветает просвещение, а вы обе хорошо образованны и, наверное, уже сумели разобраться в этой книге. Не можете ли вы сказать, кто из ее толкователей начиная со времен династий Цинь?[268 - Цинь – династия, правившая в Китае с 248 по 209 г. до н. э.] и Хань особенно удачно истолковал ее смысл?

– Насколько я знаю, – ответила девушка в лиловом, – начиная с династий Хань и Цзинь и кончая династией Суй?[269 - Суй – династия, объединившая Китай в 589 г. Она просуществовала до 617 г., когда снова произошел распад страны.] было девяносто три толкователя этой книги. Что же касается качества их толкований, то мне ли с моим ограниченным кругозором и ничтожными знаниями судить об этом. Жду ваших поучений.

«В свое время я видел и слышал самое большее о пятидесяти или шестидесяти толкователях “Книги перемен”, – подумал До Цзю гун, – она же говорит о девяноста с чем-то. Наверное, она просто так, понаслышке, кое-что знает, вот и говорит громкие фразы, чтобы поразить нас. Дай-ка сейчас проверю ее, и пусть она покажет свое невежество. Хоть этим доставлю удовольствие Тан Ао!»

Вслух же он сказал:

– Я в свое время видел более ста толкований к «Книге перемен», а вы насчитали только девяносто три. Весьма странно! А помните ли вы, кто были эти толкователи?

Девушка в лиловом тут же перечислила все девяносто три распространенных в то время толкования к «Книге перемен», указав их названия, количество томов и имена авторов. Затем она сказала:

– Вы только что изволили упомянуть о ста с лишним толкованиях к «Книге перемен», не знаю, те ли это, что я назвала, или вы имеете в виду какие-нибудь другие? Пожалуйста, назовите их нам, чтобы мы могли расширить свои познания.

– В свое время я видел как раз те самые, что вы назвали, и еще некоторые другие, – ответил До Цзю гун, – но за последние годы их названия стерлись в моей памяти, и я уже не помню их.

– Так назовите хотя бы остальные семь, кроме тех, что я назвала, чтобы получилось сто, о которых вы говорили. Это ведь нетрудно. Неужели вам жалко поучить нас? – настаивала девушка.

Растерявшийся До Цзю гун не знал, что ему делать.

– Ну, если не наберется семи, так назовите пять, – предложила девушка в красном платье, – если не можете пять, то и двух хватит.

– Если не можете назвать двух, – подхватила девушка в лиловом, – так назовите одного; если не можете одного, так хоть половину, и то ладно.

Девушка в красном засмеялась:

– Почему половину, сестрица? Разве бывает полтолкования?

Девушка в лиловом ответила:

– Я боюсь, что наш просвещенный гость настолько забывчив, что помнит только имя составителя и название книги, а объем забыл, или если помнит объем, то забыл название и имя составителя, поэтому и сказала – половину сведений, а вовсе не полтолкования. Но не будем болтать попусту; пожалуйста, сударь, назовите же хотя бы «половину».

До Цзю гун, понукаемый насмешками девушек, сидел весь красный, но ничего не мог придумать.

Старик учитель, видя, что обе его ученицы и гости разговаривают друг с другом, но не слыша, о чем идет речь, стал просматривать какую-то книгу. Заметив наконец, что у До Цзю гуна лицо пошло красными и белыми пятнами и покрылось потом, он решил, что в помещении слишком жарко, и, протянув До Цзю гуну веер, сказал:

– В Поднебесной империи в начале лета, вероятно, прохладно, и веера не нужны. В наших же краях очень жарко, поэтому вы так потеете. Прошу вас, обмахивайтесь моим веером, вам будет не так жарко, и вы сможете еще побеседовать. А если это не от жары, то, может быть, вы заболели? Вы ведь иноземцы, вам надо быть осторожнее и внимательнее к своему здоровью. Смотрите-ка, ведь пот не прекращается, что же это такое?

– Здесь действительно гораздо жарче, чем в других местах, – сказал До Цзю гун, обмахиваясь веером.

В это время девушка в лиловом сказала:

– Когда вы прибыли к нам, вы объявили себя знатоками канонических книг, и мы прониклись к вам уважением. Мы думали, что нам посчастливилось встретить ученых мужей, от которых мы сможем узнать многое. И что же? Говорили, говорили, а все без толку!

До Цзю гун краснел, бледнел, дергался, как будто его кололи иголками, и не знал, что ему делать.

В это время кто-то крикнул за дверью:

– Не купите ли, барышни, помаду и пудру? – и в комнату вошел Линь Чжи-ян.

Увидев его, До Цзю гун сразу же вскочил с места: