Марионетки на ладони

Глава 2

Синь

Когда я проснулась, госпожа ещё спала. Так бывало каждое утро. Я знала, что она любит поспать, и не тревожилась по этому поводу. Сегодня мы никуда не опаздывали, так что моя спутница могла спать столько, сколько её душе угодно.

Наше купе первого класса было обито красным бархатом – на мой взгляд, цвет был грубый и безвкусный, очень похожий на помидорную шкурку. В купе второго класса, как я видела мельком, когда проходила мимо, стены были изумрудно зелёные – гораздо красивее! Но это было сукно, а не бархат, и откидные столики в тех купе были металлические, а не деревянные, как у нас. Словом, мы путешествовали со всем возможным комфортом. Вот только меня это мало касалось.

Умывшись прохладной водой из подвешенного над латунным тазом умывальника, я быстро натянула платье и свернула свою постель. За окном, занавешенным лёгким шторками, проносились во мгле какие-то деревья, дома, столбы… Солнце только-только начало подниматься из-за горизонта, так что в купе было темно. Я посмотрела на спящую подругу: будто почуяв мой взгляд, она слегка всхрапнула и перевернулась на другой бок.

Сидеть в купе было бесполезно. Монотонное покачивание вагона скорее раздражало меня, чем усыпляло, так что я решила покинуть наше временное обиталище и прогуляться по коридору. Коридор в вагоне был узкий, зато там всегда горел свет. Вышколенные, безупречно вежливые проводники бесшумно скользили из конца в конец, кланяясь пассажирам.

Но на меня их вежливость не распространялась. Стоило мне высунуться из двери купе, как два постоянно дежурящих в вагоне проводника обратили ко мне улыбающиеся лица. Но увидев, что это всего лишь я, они тут же разочарованно отвернулись.

Удерживая непроницаемое выражение лица, я подошла к сплошному ряду окон и облокотилась на перильца. Город приближался: это было понятно по то и дело проносящимся мимо маленьким деревенькам, чередующимся с пролесками. Скоро поселений станет ещё больше, а потом начнётся пригород: серый, грязный, дымящий многочисленными трубами пригород, который мне уже довелось увидеть два года назад, когда мы уезжали. Тогда я была в растрёпанных чувствах и не знала, радоваться или грустить. Сейчас на душе у меня было скорее радостно. В конце концов, именно этот город впервые встретил меня и принял, именно в нём я жила до тех пор, пока не встретила госпожу.

Ох, ну она мне, конечно, не госпожа. Мне приходится так её называть, это часть игры. Неужели игра так въелась в привычку, что я даже мысленно называю свою лучшую подругу госпожой? Хм, надо подумать об этом на досуге и сделать какие-нибудь выводы. Потом. Когда-нибудь.

От размышлений меня отвлёк разговор проводников. Говорили они тихо, но явно не потому что таились от меня. Я для них просто не существовала, они воспринимали меня как предмет мебели. Я уже привыкла к такому отношению окружающих и оно перестало меня задевать, но всё-таки мне было неприятно.

– Дрыхнут все, – вполголоса сказал своему напарнику один из проводников, молодой, с тонкими противными усиками, – этот и этот опять вчера до полуночи пили в ресторане. – он показал подбородком на двери двух соседних купе.

– Ага, пришлось разводить по местам, – кивнул тот, что постарше. – Ну а чего ты хочешь – первый класс… По сравнению со вторым они ещё ничего. Из «зелёных» вагонов бывает что и дерутся.

– Много воображают о себе! – хохотнул усатый. – Эх, когда-нибудь и я… у меня, знаешь, мечта проехаться в первом классе, и чтобы все мне прислуживали. Как думаешь, сбудется когда-нибудь?

– Нет, – равнодушно отозвался его напарник.

Усач почему-то довольно расхихикался:

– А жаль! Ты видел, кстати, какая цыпочка едет в этом купе?

Я слегка повернула голову. Так и есть: он указывал на дверь нашего купе. Заметив моё движение, усатый проводник опустил руку и чуть заметно мне поклонился. Я ответила таким же холодным кивком.

– Смотрит так, будто понимает по-нашему, – вполголоса пробормотал он.

Я постаралась сделать свой взгляд совершенно пустым. Жаль, что я не могла взглянуть на себя со стороны и увидеть, получается у меня или нет.

– Не стоит при ней всех обсуждать, – предостерёг молодого более взрослый напарник.

– Почему? Она же просто мартышка.

Ах ты мерзавец! Это я-то мартышка? И это говоришь обо мне ты, похожий на кузнечика с жалкими усятами?..

Я сделала ещё более равнодушное лицо и отвернулась, уставившись в окошко. Мимо как раз проезжало длинное здание станции. Мы проехали его, не останавливаясь.

– Следующая конечная. Пора будить этих, – вздохнул проводник с усами и поправил крахмальный воротничок. – Пока ещё соберутся…

Старший кивнул и вытащил из кармана колокольчик. Звон почти оглушил меня.

– Господа, прибываем! Следующая Злондон! – Во весь голос объявил проводник, аккуратно встряхивая свой колокольчик. – Собирайтесь, господа, собирайтесь!

Я вздохнула и отправилась будить Козетту.

– Не хочу, – пробубнила из-под подушки Козетта, как можно крепче вцепляясь в одеяло.

– Вставай уже!

– Уйди.

Продолжая напоминать ей о необходимости проснуться, я открыла козеттин дорожный саквояж и вынула оттуда тщательно сложенное платье: в консервативную чёрно-белую клетку, но весьма смелого покроя, с каким-то неисчислимым множеством оборок. Сама я изо дня в день надевала одно и то же серое платье, дивно гармонировавшее с серым цветом моего лица и тусклыми волосами. Мне казалось, что в таком виде я напоминаю ёкай – японского призрака. Наверное, именно поэтому люди и сторонятся меня. Но при нашей с Козеттой противозаконной деятельности это было нам только на руку.

Однако надо было всё-таки как-то её растолкать.

– Госпожа моя, вы проспите, и вам придётся выходить на перрон в ночной сорочке! – повысила голос я.

– То-то у всех глаза повылезают! – хихикнула Козетта, но глаза не открыла.

– Умыться не успеешь. Будешь вся помятая, как жёванная салфетка.

– Успею, – ничуть не смутилась она.

Спустя примерно полчаса моих уговоров, Козетта соизволила вылезти из-под одеяла и открыть глаза. Я знала, что самое сложное позади: придя в себя, Козетта собиралась молниеносно. Я ещё не разгладила как следует наши плащи, а она уже полностью преобразилась: умыла лицо, почистила зубы, расчесала и заколола волосы, влезла в платье и туфельки. Спящая красавица превратилась в блистательную принцессу. Когда я свернула её постель, Козетта села на полку, достала из ридикюля пудреницу с зеркалом и несколько раз прошлась пуховкой по своему и без того безупречно свежему личику.

– Я похожа на гусеницу! – объявила она.

– Нет, – возразила я.

– Ну хорошо, значит, не похожа, – легко согласилась Козетта. – Когда там уже Злондон? Мне до смерти надоел этот противный старый поезд!

– А до этого тебе успел надоесть этот противный старый пароход.

– Ага. А до этого мне надоел противный старый Париж и местные бандиты!

– Потише, хорошо? – попросила её я, но Козетта только отмахнулась.

Все наши многочисленные вещи ехали в багажном вагоне. Половину этих чемоданов и сундуков нам предстояло выбросить сразу по прибытии в город, но отправиться в путь без них мы не могли: дама, путешествующая налегке, вызывает всеобщее подозрение. В купе хранились только два саквояжа – мой и козеттин. Именно в них мы и держали все те вещи, которые были нам действительно нужны. Уложить саквояжи не составило никакого труда, и вскоре мы с Козеттой сели, раздвинули шторки и обе уставились в окно, поджидая, когда же покажется пригород.

В купе вежливо постучали: проводник принёс чай.

– Доброе утро, я принёс завтрак для леди Клариссы Кольт и её горничной. Позволите войти?

Козетта не глядя махнула рукой. Проводник – тот самый, который назвал меня мартышкой, – с преувеличенной почтительностью поставил на деревянный столик две фарфоровые чашечки с чаем. Через минуту он вернулся со сливочником и бисквитами. Мы начали завтракать, причём Козетта болтала под столом ногами и с набитым ртом продолжала делиться со мной впечатлениями от всего, что она видела за окном.

– Смотри, какая огромная фабрика, какая уродливая, ха-ха! И целых семь… нет, восемь труб! Интересно, что они там производят? Как по-твоему?

– Откуда же мне знать?

– А я думаю, что там плетут шляпки. Такие золотистые шляпки с широкими полями. И украшают тульи цветами. Лентами и жасмином. Это такие маленькие и миленькие шляпки, по тысяче шляпок в день…