Начистоту в ли-бемоле

Начистоту в ли-бемоле
Ли Гевара

Есть темы, на которые лучше молчать. А если молчать нет сил? Есть люди, с которыми мы уже никогда не сможем поговорить. А вдруг такая возможность всё-таки существует? Как рассказать о самом главном всего за одну короткую ночь? Как объяснить самое наболевшее так, чтобы тебя непременно поняли? И, что важнее, – прочувствовали?.. Эта маленькая книга – та самая попытка рассказать. Так её автор попробовала перевернуть свою жизнь более прохладной стороной и на пару часов стать абсолютно откровенной и уязвимой, как бывает только в доверительной беседе с самым близким человеком: на крыше под чашей сизого предрассветного неба, или на тёплой кухне за чашкой имбирно-пряничного латте, или вовсе – в вечносонном плацкарте, шёпотом, когда слова выстукивают один ритм с колёсами, походя обнимающими рельсы и тут же прощающимися с ними – каждый раз навсегда. Сегодня самый близкий человек для Ли Гевары – это вы, читатель. Вот полка, забирайтесь на неё с ногами и открывайте первую страничку. Поговорим начистоту.

Действующие лица:

ОНА: высокая худая девушка. Точный возраст не определить: ей можно дать как 20, так и 30. Волосы каштановые, ниже лопаток, глаза карие в сумерках, зелёные на свету. Лицо в веснушках. Одета в белую майку и простые джинсы. На ногах ярко-красные кеды.

ОН: рослый молодой человек крепкого телосложения, лет 25. Волосы тёмно-русые, коротко подстриженные, глаза серо-зелёные, светлые. Одет в чёрную футболку и брюки от военной формы «Дубок». На ногах тяжёлые берцы, на лице небольшие очки с диоптриями.

ПРОВОДНИЦА: женщина лет 50, полная, с приятным лицом и выкрашенными в бордовый волосами, забранными в пучок. Одета в синюю форму «Укрзалiзницi».

ВРАЧ: невысокий сухощавый мужчина за 60. Седой, коротко стриженный. Лицо интеллигентное, но уставшее, в морщинах. Одет в белый халат и светло-коричневые вельветовые брюки, на ногах мягкие белые мокасины.

Плацкартный вагон поезда «Севастополь – Киев». Четыре часа утра. Свет не горит, занавеска отдёрнута, и за тёмным окном видны проносящиеся поля и редкие полустанки. ОН и ОНА – единственные пассажиры в вагоне. ОН сидит на нижней полке, положив руки на приоконный столик. ОНА – на верхней полке над ним, болтает ногами в опасной близости от головы собеседника.

ОН (после затянувшейся паузы). А что, если нас с тобой не станет? Ты думала об этом?

ОНА. Когда меня не станет,

когда тебя не станет,

когда всех нас не станет

к концу отпущенных –

что за себя оставим?

Сомнения, усталость?

Разорванные стяги?

Обугленные пустоши?

Когда тебя не будет,

когда меня не будет,

совсем-совсем не будет –

кто встанет у меча?

Заговорят в народе

что, дескать, были люди,

а может быть, уроды,

а может, промолчат?

А кто-то – так быть может –

и выдохнет: ну что же,

не стало двух убожеств,

дорог нехоженых.

И выпьет, толстокожий,

и станет чуть моложе –

его ничто не гложет.

Так тоже может быть.

Мы столько книг не сделали,

мы столькими не читаны,

мы не простили стольких, что

уже и не успеть.

И наши песни семенем

не проросли на чистую.

Из года в год всё тоньше,

невидимей доспех.

Мы не опадали самолётами,

мы не воевали с пулемётами,

даже не планировали что-то там

в отместку прожитым.

Нас об этом, в общем, не просили,

но когда сиять настолько сильно,

небеса тебя в себе фиксируют

раньше, чем положено.

Ржавеют образа?ми