Джек Ричер: Без права на ошибку

– Да, – ответила Фролих.

– Но это был исключительный уровень работы, – сказала Нигли. – Вряд ли кому-то удастся повторить…

– Пойдемте-ка в конференц-зал. – Стайвесант, прерывая ее, поднял руку. – Я хочу поговорить о бейсболе.

По узким извилистым коридорам он привел их в относительно просторное помещение, расположенное в самом центре комплекса. В нем стоял длинный стол с десятью стульями, по пять с каждой стороны. Окон здесь не оказалось. Под ногами лежал все тот же серый синтетический ковер, а над головой были все те же белые звукоизоляционные панели. И все тот же яркий свет галогеновых ламп. У одной стены стоял низкий шкаф. Дверцы закрыты, сверху три телефона. Два белых, один красный. Стайвесант сел за стол и махнул рукой, приглашая рассаживаться и остальных. Ричер взглянул на огромную информационную доску, к которой было приколото множество бумаг с грифом «Секретно».

– Буду с вами откровенен, что для меня не очень характерно, – начал Стайвесант. – Но только на короткое время, сами понимаете. Считаю, что мы должны вам кое-что объяснить, и потому что Фролих привлекла вас к работе с моего личного согласия, и потому что брат Джо Ричера – часть нашей, так сказать, семьи, и, следовательно, коллега брата – тоже.

– Мы вместе работали в военной полиции, – вставила Нигли.

Стайвесант кивнул с таким видом, словно знал об этом уже давно.

– Давайте поговорим о бейсболе, – предложил он. – Вы следите за этой игрой?

Все молча ждали, что будет дальше.

– Когда я приехал в город, бейсбольный клуб «Вашингтон сенаторз» уже там не играл, – продолжил он. – Так что мне пришлось довольствоваться ребятами из «Балтимор ориолс», что иногда было удовольствием весьма сомнительным. Но вы же понимаете, в чем уникальность этой игры?

– Длительность сезона, – понял Ричер. – Процент побед.

Стайвесант улыбнулся так, будто удостоил его похвалы.

– Возможно, вы даже больше чем наполовину такой же умный, как Джо, – сказал он. – Дело в том, что обычно в бейсболе за сезон проводится сто шестьдесят две игры. Намного, очень намного больше, чем в любом другом виде спорта. В остальных видах сезон примерно в два раза короче – в баскетболе, хоккее, американском футболе, футболе, да где угодно. И игроки могут вообразить себе, что способны победить в каждом матче сезона. Практически эта цель вполне реальная, она поднимает дух команды. Порой ее даже достигают. Но в бейсболе такое совершенно невозможно. Лучшие команды, самые великие чемпионы примерно треть своих игр обязательно проигрывают. Терпят поражение как минимум от пятидесяти до шестидесяти раз в год. Представьте себе, каково это с психологической точки зрения. Ты превосходный спортсмен, ты рвешься в бой, но точно знаешь, что все равно будешь проигрывать, причем не раз. Приходится менять настрой, иначе с этим чувством обреченности никак не справиться. Защита президента – то же самое. Вот к чему я клоню. Побеждать каждый день невозможно. И к этой мысли надо привыкнуть.

– Вы проиграли только один раз, – сказала Нигли. – В тысяча девятьсот шестьдесят третьем году[11 - В 1963 году был убит президент США Джон Кеннеди.].

– Нет, – не согласился Стайвесант, – мы проигрывали далеко не раз и не два. Просто не все проигрыши были столь серьезными. Как и в бейсболе. Не каждое попадание противника в цель приводит к твоему поражению, не каждое поражение лишает возможности участвовать в мировом чемпионате. И у нас не каждая наша ошибка приводит к гибели охраняемого.

– Так что вы хотите сказать? – спросила Нигли.

Стайвесант наклонился вперед:

– Я хочу сказать, что да, ваш аудит безопасности много что выявил, но вы все равно должны верить в наши силы. Не каждая наша ошибка обходится дорого. Прекрасно понимаю, постороннему человеку подобная самоуверенность может показаться легкомысленной. Но вы должны понимать, что мы просто вынуждены так мыслить. Ваш аудит выявил несколько дыр, и теперь мы должны подумать, возможно ли эти дыры заткнуть. И целесообразно ли. Я оставляю это на усмотрение Фролих. Теперь ее выход. Но я хочу, чтобы вы, как рядовые граждане, избавились от сомнений в наших возможностях. В нашей состоятельности. Потому что никакого провала пока не было. А дыры будут всегда. Такова уж наша работа. Таковы условия демократии. И с этим надо смириться.

Он откинулся на спинку стула, давая понять, что закончил.

– А как насчет конкретной угрозы? – спросил Ричер.

Стайвесант помолчал, потом покачал головой. Выражение лица его изменилось. Казалось, изменилась и сама атмосфера в комнате.

– Здесь моя откровенность заканчивается, – сказал он. – Я же говорил, что это временная уступка. То, что Фролих раскрыла вам существование угрозы вообще, – очень серьезная ошибка. Могу лишь сказать, что мы сталкиваемся со множеством угроз. И разбираемся с ними. Как именно – информация совершенно секретная. Хочу, чтобы вы понимали: вы обязаны никогда и никому ни слова не говорить о том, что мы обсуждаем. И вообще о любом аспекте нашей деятельности. Это обязательство закреплено в федеральном законе. И в случае чего я могу применить к вам предусмотренные законом меры.

Ричер не произносил ни слова, Нигли тоже молчала. Фролих, казалось, расстроилась. Но Стайвесант на нее не обращал никакого внимания: он пристально смотрел то на Ричера, то на Нигли, в глазах его сверкала некоторая враждебность, через некоторое время вдруг сменившаяся задумчивостью. Он снова напряженно размышлял. Потом встал и подошел к низкому шкафу, на котором стояли телефоны, присел на корточки, открыл дверцы и достал два желтых блокнота и две шариковые ручки. Положил блокноты на стол – один перед Ричером, другой перед Нигли. Обошел вокруг стола и сел на свое место.

– Запишите ваше полное имя и фамилию, – сказал он, – а также все без исключения псевдонимы и агентурные клички, дату рождения, номер социального страхования, военного билета и текущий адрес проживания.

– Зачем? – спросил Ричер.

– Просто сделайте это, и все, – отрезал Стайвесант.

Ричер помолчал, потом взял ручку. Фролих с тревогой следила за его движениями. Нигли тоже бросила на него взгляд, потом пожала плечами и стала писать в блокноте. Ричер подождал еще немного, а затем последовал ее примеру. Он закончил намного раньше ее. У него не было ни среднего имени, ни постоянного адреса. Стайвесант подошел к ним по очереди со спины, забрал блокноты. Сунул их под мышку и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.

– Ну вот, у меня неприятности, – сказала Фролих. – И у вас, ребята, из-за меня, похоже, тоже.

– Не беспокойтесь, – отозвался Ричер. – Ну подпишем бумагу о неразглашении, и все. Думаю, Стайвесант пошел ее распечатать.

– Но что он сделает со мной?

– Скорее всего, ничего.

– Понизит в должности? Уволит?

– Аудит безопасности санкционировал он. Аудит был необходим из-за возникших угроз. Одно вытекает из другого. Скажем ему, что насели на вас с вопросами и вытянули информацию.

– Понизит в должности точно, – упорствовала Фролих. – Босс с самого начала был недоволен, что я затеяла аудит. Говорил, это значит, что я недостаточно в себе уверена.

– Чушь собачья, – отмахнулся Ричер. – В свое время мы постоянно устраивали нечто подобное.

– Такие проверки только укрепляют уверенность в себе, – подхватила Нигли. – Это мы знаем по опыту. Всегда лучше иметь точную информацию, чем просто надеяться, что пронесет.

Фролих опустила глаза и ничего не сказала. В комнате воцарилась тишина. Все ждали; прошло пять минут, потом десять, потом пятнадцать. Ричер встал и потянулся. Подошел к низкому шкафу, посмотрел на красный телефон. Поднял трубку и поднес к уху. Гудка не услышал. Положил трубку и стал просматривать на доске информации служебные записки с грифом «Секретно». Потолок был для него низковат – голова ощущала тепло галогеновых ламп. Ричер развернул стул, сел, откинулся на спинку, а ноги положил на соседний. Взглянул на часы. Стайвесанта не было уже двадцать минут.

– Чем он там занимается? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Набирает текст соглашений собственноручно?

– А может, звонит своим людям, – предположила Нигли. – Сейчас нас всех для верности посадят в тюрьму, чтобы уж точно замолчали навеки.

Ричер зевнул и улыбнулся:

– Ладно, дадим ему еще десять минут. А потом пойдем куда-нибудь поужинать.

Стайвесант вернулся через пять минут. Вошел в комнату и закрыл за собой дверь. В руках у него никаких бумаг не было. Он сел на прежнее место и положил ладони на стол. Побарабанил пальцами.

– Итак, – произнес он. – На чем мы остановились? У Ричера, кажется, был какой-то вопрос.

Ричер снял ноги со стула и повернулся к нему лицом.

– Правда? – спросил он.

Стайвесант утвердительно кивнул.

– Вы, кажется, спрашивали о конкретной угрозе. Понятно, что действует кто-то либо изнутри, либо извне. Или первое, или второе – это очевидно.

– Мы что, будем обсуждать это прямо сейчас?

– Да, будем, – ответил Стайвесант.

– Почему? Что-то изменилось?