Труп выгоревших воспоминаний

– Я не против взять временный отгул. – Вставила я, видя, как напарник набирает неизвестную мне цифру быстрого набора на своем мобильнике.

– Не дождешься. – Он ухмыльнулся, взглянув на меня. – Мы взяли это дело вместе и распутаем его в команде. Увильнуть от расследования не получиться.

Глава 3

Бабушка всегда говорила мне: молчи, когда тебя поливают грязью, иначе будет только хуже. Я находилась в кабинете Олега. Здесь была его скромная обитель, куда он никого из нас не впускал. И вот, теперь, после звонка Людовика, я стояла в его «секретном и недопустимом» месте. Нужно отдать должное моему напарнику. Он не оставил меня, хотя Олег не раз пытался выдвинуть его за дверь. Людовик как самый тяжелый кирпич прислонился к стене, не желая покидать накалённую до максимума атмосферу.

– Проследить за невинными девочками средь бела дня, Яна! – Причитал Олег, выпуская пар изо рта. – Ты хоть понимаешь, что без официального на то рапорта, это незаконно?

– Вы сами говорили…

– Да! Да, я говорил, нам нельзя упускать это дело, но, напомни–ка мне, давал ли я каких–нибудь прямых указаний, касательно оставшихся девочек?

– Если бы Яна не начала… – Попытался вмешаться Людовик.

– Если бы Яна не начала, – передразнил его Олег, – тогда у нас не было бы второго трупа!

Повисло умиротворенное молчание. Отчасти, я понимала негодование Олега. У нас появился второй труп и опять никаких улик. На догоревшей свече, которую мы взяли из дома как доказательство, обнаружены отпечатки пальцев нескольких человек. Эти люди не находились в нашей базе данных, а допросить мы их сможем лишь в течении этой недели. Детских отпечаток пальцев не обнаружено. Значит, выдвинутая мною версия, касательно одной малолетней убийцы из группы друзей, отпадает. Людовик, выслушав мое предположение, отрицательно покачал головой, но, в то же время, попросил меня не только держать язык за зубами, но и не убирать эту версию в долгий ящик.

Когда мы приехали в офис, то первым делом поднялись к Француа, подарив ему окровавленный нож и свечи. Француа без промедления и лишних вопросов начал исследовать принесённые предметы, мимолетно сообщив о пистолете. Оказывается, из него стреляли дважды. Один раз в матку, второй раз в воздух для привлечения внимания. К Марине попасть мы не успели. По пути в морг нас перехватил разъяренный Олег. Интересно, сегодняшний, насыщенный событиями день, собирается заканчиваться?

– Никаких отпечатков. – Спокойным голосом пролепетал Олег, разминая виски указательными пальцами обеих рук. – Никаких, кроме вас двоих, свидетелей случившегося. Никаких наводок на потенциального убийцу. И звонок Кейтмана из психбольницы.

– Тебе звонил Кейтман? – Удивился Людовик, переглядываясь со мной. – Зачем?

– Наш «многоуважаемый» патологоанатом Френсис Кринман сбежал. – Пояснил Олег, понимая о проговорившейся новости. – Его поимкой и поиском занялись наши конкуренты.

– Как давно он сбежал?

– Два дня назад.

– И ты молчал? – Людовик перенял эстафету Олега и стал, буквально, закипать с пустого места. – Как такое можно держать в секрете? Он ведь каннибал!

– Каннибал. – Усмехнулся Олег. – Не доказано его участие в каннибализме. Да и убийцей бывшей врач не является. Так, самый обыкновенный психопат, любящий коллекционировать сердца покойников, от которых отказались родственники.

Я задумалась. Патологоанатом спалился, забыв уничтожить разрезанное мертвое тело, оставив его в морозильной камере. Его сменщик, пришедший на следующие утро на своё рабочие место, увидев разрезанное тело, незамедлительно сообщил об увиденном администрации больницы и вызвал полицию. Как мы прознали об этом деле, я уже и не помню, но мы прибыли в морг практически перед приездом полицейских. Зрелище оказалось жутковатым, а статья завораживающей.

Я скрипнула зубами. По большей части это произошло на рефлекторном пофигизме моей неудовлетворенности. Пофигизм всегда имел свойство появляться не вовремя. Возможно, ему давали толчки воспоминания о моем не слишком радужном детстве, не желающие покинуть мой разум как бы я не старалась. Возвращаясь снова и снова, во сне и наяву, к моменту моего подсознательного заключение и сдерживание моего разума, готовому подчиняться не моей, а чужой воле близкого для меня человека, воспоминания всплывали по не виданному мне щелчку пальцев или взмаху волшебной палочкой. Они будто давали мне некий толчок, говоря со мной, унижая меня и ставя в неловкое положение, заставляя принимать увиденное за действительность давно минувших дней.

Вопрос о смене города проживания на момент поступления в университет пришёлся как нельзя кстати. Мне необходима была смена обстановки. Я хотела начать свою жизнь с чистого листа, имея возможность максимально ограничить контакты и встречи с моим бывшим парнем, проживающей в нашей съемной квартире в Москве вместе с моей лучшей подругой, и постараться набраться отнятых сил, вернувшись в нормальное состояние. Была ли я сумасшедшей? Нет. Ходила ли я лечиться  к психологу, поправив свои нервы? Да. Получила ли я нужный мне результат от смены  зоны комфорта? Отчасти да, отчасти нет. Видимо эти факторы и способствовали проявлению выплёскивания агрессии в сторону Людовика.

– Гиблое место всегда имеет свои корни. – Выпалила я невпопад ещё одно бабушкино заключение. На меня заинтересованно уставились две пары любопытных глаз, но я не собиралась идти на попятную, понимая всю безвыходность в оказавшейся ситуации. – Вам не кажется, что убийца нас хочет предупредить о надвигающихся событиях?

– По–моему, – хмыкнул Олег, – два оставленных трупа, дерзко выставленные в безрассудные композиции, это уже предупреждение, граничащее с безумием.

– В композицию был выставлен один труп. – Людовик поправил Олега. – Первую девочку всего лишь расчленили, а ее части тела засунули в непроизвольном порядке куда попало.

– Но даже над этим куда попало, убийца поразмыслил мозгами, прежде чем осуществить задуманное. – Олег сверкнул глазами. – А это, мой дорогой друг, достойно уважения.

– Мерзкая фантазия, граничащая с безумством, никогда не достойна уважения. – Не согласился с Олегом Людовик.

Я мысленно согласилась с Людовиком, не собираясь удовлетворять своего напарника лишним высказыванием. В детстве, садясь на обожаемое кресло в родительской       библиотеке, я брала под Новый Год детективную историю. Мне не описать словами появляющиеся чувство при прочтении леденящей душу истории, придуманную любимым или пока неизведанным мною автором. Иногда, в безлюдные времена, когда мои родители уезжали отдыхать, оставляя на меня нескончаемый поток приходивших нянь, я закрывалась в своей комнате, забиралась на подоконник, закутывалась в любимый теплый плед и часами читала книгу. Моя любовь к детективам крепла с каждой прочитанной книгой и полюбившимся романом, который я умудрялась из родительской библиотеки приносить в свою комнату. Вот так, под впечатлением о прочитанных книгах, я стала журналисткой. Однако я не учла момента, что в книгах дела распутываются намного легче и быстрее, нежели мне показала практика в реальной жизни.

– Рабочий день на сегодня закончен. – Объявил нам Олег, махнув в непроизвольном жесте рукой, разрешая покинуть Могильный Памятник. – И, Яна, еще один труп по твою душу, мне придется отстранить тебя от этого дела.

Я кивнула, понимая всю серьезность сказанных слов. При официальном отстранении от дела, с подписанной бумагой и выговором Олега, Людовику придется заниматься расследованием самостоятельно. Людовик открыл передо мной дверь, пропуская меня вперед. Он осторожно коснулся моего локтя, а рядом со своим ухом, я почувствовала его теплое дыхание.

– Со мной или ко мне? – Словно невзначай, поддразнивая меня, поинтересовался Людовик.

– Ко мне. – Невольно ответила я.

Переступить запретную черту – легко. Я видела в Людовике лишь надоедливого напарника, пытающегося вечно переступить границу дозволенно проведенной линии личного пространства. Возможно, мне пора отпустить свое прошлое и постараться довериться окружающим меня людям. Я решила, спускаясь по лестнице в сторону выхода, что сначала составлю план снятия собственных оков, и освобожу свой рассудок от досужих ужасов восприятия окружающего мира, а потом, постепенно прибегну к его выполнению.

Я, садясь в машину, назвала адрес своей съемной квартиры. Всю дорогу мы ехали молча. Тишину нарушали лишь звуки мчащихся наравне с нами встречных машин. Легкий теплый воздух проникал сквозь щель приоткрытого окна, навевая на меня умиротворенное состояние души. Я прикрыла от усталости глаза, мысленно уговаривая свой организм не привыкать к хорошему чувству спокойствия.

Машина резко остановилась, заставляя меня проснуться. Первым делом я заметила, как Людовик сильно сжал руки, покоящиеся на руле. Он напряженным взглядом смотрел в темный угол, не замечая сигналящих гудков недовольных водителей.

– Людовик, ты… – Я старалась успокоиться, но у меня не выходило. То мимолетное состояние блаженного умиротворения прошло так же быстро как и появилось. – Какого черта ты остановился на середине дороги?

Людовик с сожалением посмотрел на меня. Его взгляд не выражал ничего хорошего, и я внутренне сжалась, приготовившись к худшему исходу событий.

– Наши давние знакомые свернули на указанную тобой улицу. – Сказал он, соизволив нажать на педаль газа и привести свою машину в движение.

– Наши знакомые? –Как дура повторила я, превращая сказанное в вопрос, удаляя из него лишнее и вылавливая лишь малую суть услышанного.

Естественно Людовик упоминал школьниц, решив слегка перефразировать их в знакомых. Это происходило у напарника на автомате. Похоже, Людовик принимал за знакомых всех подряд, кого успевал запомнить и повстречать в течении нескольких дней больше двух раз. Бывали случаи, когда Людовик считал знакомого серийного убийцу своим знакомым вплоть до скамьи подсудимых.

Людовик остановил машину около моего подъезда. Я не спешила выходить на улицу, понимая, что если напарник захочет проследить за школьницами, не скрывающиеся в толпе прохожих и , словно маяк, маячившиеся перед нашими глазами, то меня отстранят от дела незамедлительно. Напарник, очнувшись и поняв всю безрассудность идеи, успевшей зародиться у него в голове, пришел к моему же выводу. Он довольно быстро и слажено расслабился, вытащил ключ зажигания и неспешно вышел из машины.

– Надеюсь, у тебя есть бутылка крепкого вина? – Подмигнул он мне.

Первым делом, когда я вошла в свои апартаменты, я включила свет. Давняя традиция, позволяющая почувствовать меня дома, в безопасности, не отпускала с шести лет. Родители постоянно включали мне светильник в виде бабочки, которые сейчас можно найти в любом магазине IKEA или набрать в поисковике интернета. Когда свет с великой охотой появлялся в доме, я чувствовала родительскую заботу, которой мне не хватало в одиночестве студенческой жизни.

Минимализм в квартире – моя слабость. Здесь есть все необходимое, но, в то же время, практически ничего и нет. Я знала, что при всей своей любви к Парижу, не смогу остаться здесь навсегда. После окончания учебы заберу свои вещи и уеду домой к родителям. Собственно мое желание в минимализме оправдывало себя как нельзя лучше. Я не закупалась бытовой техникой, не привозила тоннами кухонные приборы, изредка баловала свою душу хождением по магазинам, примеряя на себе любимые толстовки. Отправляясь на каникулы домой, я благополучно отвозила туда часть приобретённых вещей. Это делалось из-за нежелания после окончания университета одной вести пять забитых до верха чемоданов.

Моя уютная квартира могла олицетворить мое душевное одиночество. Небольшая гостиная, здесь же, неподалёку маленькая кухня, ванная и туалет. Вот и вся жилплощадь. Я спала на диване, расправляя его при каждом заходе в мир сновидений в полноценную кровать. Когда родители узнали о моем крохотном жилье, развозился скандал. Мой отец посчитал себя оскорбленным и велел мне найти апартаменты дороже, большей площадью и включающих минимум две спальные комнаты. Я отказалась, предъявляя вполне веские аргументы не переезжать. Для нашей семьи далеко не секрет: мой отец любит деньги. Он их зарабатывает и с неимоверной лёгкостью тратит. Я же более экономная чем отец. В тот вечер мы поссорились, и, до сих пор не разговаривали. Мама встала на мою сторону. В моей семье отец безотговорочно слушается свою жену. В нерушимом споре слово матери – закон. Мне не хватало слов поддержки отца, но спешить мириться первой я не собиралась. Может быть, я померюсь с ним, когда приеду погостить к родителям.

– Так что там насчёт вина? – Людовик нарушил затянувшиеся молчание.

– Красное или белое? – Вопросом на вопрос поинтересовалась я.

– Хм… – Озадачился Людовик. – А если бы я поинтересовался не вином?

Я закатила глаза. Сейчас мой напарник, вопреки своим ожиданиям, считал меня маленькой, не способной к принятию алкоголя внутрь девочкой. Я медленно обошла стол, встала напротив раковины и открыла дверь находящейся наверху столешницы. Здесь покоились и немного пылились бутылки с алкоголем: тоник, шампанское, бурбон, два вида вина и ликёр. С алкоголем мы перешли на ты года два назад. Я им не злоупотребляла. Одного бокала вечером мне было более чем достаточно. Мои капризы восхвалялись избранными напитками. Бутылки менялись, а вот сладкий привкус алкоголя оставался неизменным. Я люблю пробовать что-то новое, но не люблю горьковатый вкус, который ассоциируется у меня с горечью и печалью.

– Так что ты предпочтешь, Людовик? – Слукавила я, не смея обернуться, боясь показать улыбку, появившуюся на моем лице. – Вино, шампанское, а может… решишь выпить что-нибудь покрепче, например, бурбон или ликёр?

– Пожалуй, остановлюсь на бокале красного вина. – Ответил он еле слышимым голосом.