Труп выгоревших воспоминаний

Мужчина потерял Лизбет в четырнадцать. В конце этого года под рождество ей должно исполниться шестнадцать. Старый друг держит свое слово и не выпускает Лизбет по кривой дороге. Вместе с другими девочками, его дочь учиться, проводя дни на базе. По слухам, она лишь изредка выбирается с базы в лес, где продолжает свое обучение. Она прекрасно помнит о своих родителях, но, как и все, никогда не интересуется о их жизни. Лизбет обучается на домашнем обучении, практически никогда не оказывается наказанной.

Старина Локки не на шутку встревожился известием о новом договоре, который должны прислать на этой неделе. За все время своей службы, не приметными обрывочными общениями со старым другом по переписке или через достоверных лиц, старый друг ни разу не менял условия подписанного в юношеские годы договора продажи дочери. Он знал о риске непродуманных действий, а также за неприметной слежкой. Но старина Локки никогда не позволял себе рассекретить следивших за ним людей или же отойти от намеченного маршрута. Тогда в чем же причина столь поспешного решения со стороны старого друга?

Мужчина поправил свой рабочий пиджак темного серого цвета, непроизвольно затянул растрепанный руками галстук, убрал образовавшуюся складку на брюках и медленной походкой пошел к выходу из знаменитого парка аттракционов.

Глава 7

Я сидела за единственным, благородно освобождённым Мариной, стулом в лаборатории и изучала отчеты, предоставленные мне Людовиком. В основном, бумаги не несли интересующую для меня информацию, но я все равно упорно вчитывалась в каждое написанное слово. Марина, полностью проснувшись от увиденного шара, превращенное в человеческое лицо и закреплённое рукой, незамедлительно принялась за ускоренную работу. Мой желудок урчал, прося меня сделать перерыв и отвлечься на кофе с легким перекусом. Я игнорировала урчание в животе, так как понимала, что если я сейчас выйду из офиса, на рабочее место уже не вернусь, а мне во что бы то ни стало, нужно было посмотреть написанный Людовиком отчёт о проделанной работе, касательно наших четырёх трупов, неподвижно лежащих в морозильной камере лаборатории, именуемой моргом. Я могла бы и сама найти нужную для меня информацию в интернете, взломав пару тройку сайтов, но принципиально не собиралась возвращаться к своей прошлой жизни, поэтому бумаги меня более чем устраивали. Людовик постарался на славу, предоставив мне чуть ли не подробную информацию каждой убитой. На одну несчастную отводилось минимум тридцать листов, бережно распечатанных на принтере и, временами некоторые предложения были подчеркнуты жёлтым маркёром. Желтый цвет у Людовика означал важность, граничащую с возможной неурядицей требующей проверки достоверной информации. Информация была разная: от места рождения и наличия вредных привычек, до момента неминуемой смерти. У погибших совпадал лишь возраст. Им всем было или недавно исполнилось пятнадцать лет. Даже при всем моем желании посадить надзирателя за решетку без имеющихся на то веских обстоятельств и отсутствующих улик, возраст не совпадал с желаемым. Надзиратель был весьма разборчив в своих ученицах и принимал девушек, достигших шестнадцати лет. Лишь изредка он отходил от своей планки и то только потому, что кто-то из его бывших друзей проиграл несущественный спор, поплатившись за свой проигрыш жизнью собственной дочери.

Я хмурилась, временами фыркая над желтыми подчеркнутыми предложениями, которые ну никак не совпадали с действительностью. Одно предложение меня заинтересовало, заставляя несколько раз пробежать его глазами: девочка – подросток попалась на взломе официального сайта ФБР. Я достала этот лист, а остальные оставшиеся листы отложила на ближайшую ко мне поверхность. К сожалению, это оказался стол, где лежали необходимые для вскрытия стерильные инструменты. Марина, посчитавшая нужным промолчать, не сделала мне никаких замечаний. Ее причитания и не помогли бы, я уже довольно глубоко ушла в изучение нужного мне листа, постепенно окунаясь в давно похороненные мною воспоминания.

Я сидела на инструктаже по взлому крупных сайтов мира. Моего надзирателя не волновали мелкие сайты, которые не могли похвастаться сильной структурой сохранности своих персональных данных. Он любил создавать из никчёмных неумех профессиональных хакеров, убийц, задавак и так далее. Список интересующих надзирателя особенностей был велик. Когда у подопечной не получалось развиваться в одной сфере, он заново учил ее всем азам в другой. Изредка попадались бездарные подростки, которых после долгой непробиваемой учебы либо отправляли домой, либо провожали на расстрел, подготавливая тем самым опытных стрелков. Таким образом надзиратель давал нам понять: для бездарных личностей среди нас нет места. Оно и понятно: слабаки нужны только родителям, родивших бездарность на свет  и верным близким друзьям, которым уже абсолютно все равно на отсутствия особых талантов. Для таких друзей главное присутствие и поддержание беседы, а не умение красоваться и выделяться из толпы серых масс людей со схожими интересами.

Наша база обучения располагалась в небольшом загородном посёлке, расположенным в пятнадцати километрах от Москвы, где проживают исключительно богачи или знатные люди, которые приезжают уставшими домой лишь под вечер, а ранним утром уходят на работу, предоставляя нам возможность не скрываясь тренироваться в любое время суток. Наш распорядок дня спланирован на месяцы вперёд. Иногда туда вносятся поправки, которые не всегда оказываются заметными учениками, потому что многие, включая меня, наизусть помнят расписание и не хотят отрываться от намеченного маршрута, отвлекаясь на всякую ерунду. В посёлке у надзирателя в собственности четыре больших коттеджа, каждый расположенный в метре друг от друга. В коттеджах три этажа по несколько спален. У надзирателя около тридцати учениц, заменяющих одна на другую раз в неделю. Некоторые ученицы, переспав с надзирателем по доброй воле, уходят домой. Они освобождаются от любых контактов нашей базы, возвращая себе возможность распоряжаться своей собственной жизнью. Отчаянных девочек не много: одна или две. Но даже здесь, до заветного шага к свободе, у надзирателя есть определенные условия. Например, девушке должно исполниться середина семнадцати. Она должна иметь свою девственность и , отдавшись надзирателю, вкусить сладкий плод ее потери. Если же девочка потеряла свою девственность, тогда надзиратель к ней не притрагивается, но ещё пристальнее за ней наблюдает, постоянно указывая на несущественные ошибки, наказывая ее сильными ударами плеткой по голой спине.

Небольшой компьютерный офис, вмещающий четыре современных монитора компании эппл, находился в одном из таких коттеджей и располагался на чердаке, специально оборудованном под учебный корпус. Чердак и подвал имелись в каждом коттедже. Там девочки – воспитанницы тренировались всем, что просила душа надзирателя. Исключение составляя лишь стрельба. Для подобных уроков нас увозили в лес, где располагался заброшенный город и мы стреляли по живым мишеням. Мишени представляли из себя девушек, заявившие при вступлении в наши ряды , что они умеют быстро бегать. Вот надзиратель и проверяет выносливость стрелков, а также говорливость бегунов, убивая двух зайцев сразу. Некоторые девочки, преуспевшие в стрельбе, стреляют по бегущим соратницам с завязанными глазами. Для них наступает время экзамена, где они не могут промазать. Если стрелок попадает в бегуна, а бегун в свою очередь не умирает на месте, надзиратель сначала решает стоит ли звать врача для залечивания ран. Над бегуном хлопочут лишь тогда, когда надзиратель понимает, что умирающий или тяжело раненный бегун полезен. Бесполезным девочкам, по словам надзирателя, в его мире и базе не место.

Я уже выезжала пару раз на излюбленное надзирателем место, но мне ещё не доводилось стрелять по мишеням. Я наблюдала за процессом учебы, которому вскоре буду отдавать большую часть свободного времени. Надзиратель считает меня одаренной ученицей, и, никогда не забывает упрекнуть меня в моей мягкости к мишеням. Я прекрасно вижу это сама, но никогда не перебиваю надзирателя, дающего мне немного дельных советов и ,временами, намекающий на пару частных уроков. Я отказываюсь, говоря не только ему, но и себе что я стану жёстче. Надзиратель ждёт, однако, если присмотреться, можно заметить как его терпение подходит к концу. В такие моменты он провожает меня в компьютерный класс и просит взломать сайты крупных компаний. Таким образом надзиратель выпускает накопившейся пар и даёт мне второй шанс оправдать себя. Я не сопротивляюсь. Здесь никто не сопротивляется. Привычку сопротивления у нас отобрали впервые недели пребывания на базе. Я мимолетно ловлю себя на мысли, что изо дня в день становлюсь роботом, выполняя чужие приказы, не имея способности делать что-то своё. Это нахождение исчезает так же быстро как и появляется. Я мысленно утверждаю себя что я все ещё я. А если я это уже не я, тогда эта судьба мое предназначение. Я уже получила на сегодня два задания, одно из которых поспешно провалила. У меня нет возможности завалить второе задание и получить неминуемое высказывания о моей бездарности ещё раз. Поэтому я без лишних слов включаю монитор компьютера и бегло прихожусь по клавиатуре пальцами.

Марина задумчиво смотрела на меня. Она уже закончила с трупом – шаром, и скоро должна приступить к нашему пугало, которое уже успели доставить в морг, пока я предавалась воспоминаниям и читала привлекшую меня статью. Раньше, я бы с лёгкостью высказала свои предположения, касающиеся предположительного убийцы несчастных девочек. Сейчас же, я обязана проанализировать все интересующие меня аспекты и понять, а на верном ли я нахожусь пути, обвиняя одного человека, с которым у меня связаны несколько лет хороших и в одно время плохих мгновений своей жизни. За два дня, что мы ведём расследование, у нас появилось как минимум трое убийц, по сути двое, ведь о третьем знаю лишь я. А я открывать пока карты не планирую. Для этого мне нужно не только вернуться на родину, но и встретиться со своим надзирателем. Похоже, он этой встречи и добивается. Но зачем? Я же порвала и разрезала все способы общения с надзирателем два года назад. Теперь я была предоставлена сама себе. Моего подозреваемого не интересуют особы, достигшие восемнадцати лет и прошедшие ряд определенных испытаний, которые в свою очередь дают девушкам – выпускницам зелёный свет, отпуская их в заветную беззаботную жизнь.

– Наш убийца искусно орудует инструментами пыток. – Прервала затянувшуюся тишину Марина.

– А? – Я отвлеклась от чтения статьи и посмотрела на подругу.

Марина постучала по операционному столу, на котором лежала с трудом снятая с веревки половина руки.

– В руке нет кости, Яна. – Марина внимательно посмотрела на меня. – Более того, убийца срезал внутри руки некоторую кожу, успев зашлифовать ее прежде чем попытаться залить клеем и прилепить на заполненный гелием шар.

– Гадость какая. – Без эмоций поддержала разговор я, кладя на место лист бумаги. – А что ты скажешь насчёт других частей тела, прикреплённых к шару?

– Они были приклеены обычным клеем. Не могу точно сказать до надувания гелием или после, но держаться части нехило. Мне понадобиться время, чтобы их отклеить друг от друга. – Марина замолчала, потрогала рукой облаченную в перчатку одно преклонное ухо. – Никаких отпечатков. Пистолет, нож, свечи, содранные волосы. Создаётся ощущение, что нас убийца водит за нос. Он подкидывает весомые улики специально не дающие никакого результата.

– А что если орудия смерти убийца забирает с собой?

– Ты говорила это предположение Людовику?

– Нет. Меня уже одной ногой здесь нет. Но что если это действительно так? Что если те улики что у нас есть, кроме окровавленного ножа, который ты собственноручно вытащила из затылка убитой, пустышки?

– Не забывай, что я не следователь, Яна. Тебе бы сказать это предположение напарнику. – Марина покачала головой.

– Обязательно сообщу ему. – Сарказм соскучился по вольному пути и сам сорвался с моих губ. Пытаясь не обидеть Марину, не привыкшую к сарказму, я поспешила добавить. – Когда меня восстановят в этом деле.

– Это маловероятно. Олег уверен, что смерти школьниц связаны с тобой.

– Поэтому Людовик больше от меня не услышит никаких предположений. – Я сказала слова на полном серьезе. – Пусть работает сам и сам же ищет убийцу.

– Ты злишься?

– На кого?

– На Людовика. – Марина пытливо посмотрела на меня.

– За что мне на него злиться?

– Сама посуди: вы с ним напарники. Сплоченная, местами нерушимая команда. За вашими плечами уже несколько распутанных дел. И всегда Людовик защищал тебя, не давая выставить свою напарницу, вечно попадающую в неприятности Яну Лаврецкую, в непристойном свете, а теперь… Теперь он отошёл на второй план и, когда тебе выдвинули негласное отстранение, Людовик за тебя не заступился, посчитав нужным постоять в стороне и попытаться расследовать это дело самостоятельно.

Я открыла рот и тут же закрыла его, обдумывая сказанное вслух мнение Марины. До этой поры, я особо не зацикливалась на своём отстранении, но после услышанного задумалась. Марина имела способность неплохо разбираться в поведении людей. Оно и понятно: вся ее семья по женской линии – психологи, неплохо понимающие и чувствующие пространственное состояние души собеседника. Однако, я повертела головой, выбрасывая факт нужности Людовика под своим плечом. Чтобы дальше не развивать данную тему, после которой мы непременно останемся при своих мнениях и, что не исключено, поругаемся, я вновь замолчала, позволяя Марине работать, используя своё рабочее время с умом. Сама же вернулась к воспоминаниям, которые с каждой полученной информацией о погибших школьницах вспыхивали в голове так ярко, будто я переживала уже прожитой мною этап жизни повторно, что казалось, крайне меня возмущало и казалось невозможным.

Я сидела на кровати в своей комнате и пыталась заниматься. Хоть надзиратель и делал из нас превосходных девушек не без изъянов, он не забывал давать нам необходимое образование. Все мы обучались на домашнем обучении. Ни у кого из нас, даже у отличников или двоечников, не было преподавателей по не понимающимся предметам. Надзиратель  не хотел видеть в его домах посторонних, делающих свой собственный, местами необдуманный выбор мышления. Он считал, что присутствие посторонних могут плачевно отозваться на наших неплохих начинаниях в той или иной области. В данную минуту я пыталась решить незамысловатую задачу по физике, когда в дверь постучали. Нам запрещалось закрывать двери на замок. Молодые люди, временами, заходили в комнаты девушек. Ко мне тоже приходил молодой человек, которого звали Андрей. Мы разговаривали, узнавали о себе. В дни, когда Андрей не был сильно загружен, он помогал мне с задачами. Иногда он просто разговаривал со мной или , выпросив разрешение у надзирателя, уводил меня на конную прогулку по ближайшей местности. Андрей был единственным, кто имел на это полное право. Насколько мне было известно, больше никто из молодых людей, находившихся на базе под предводительством надзирателя, не могли покидать частную территорию.

– Скупой стучит дважды. – Голова Андрея просунулась сквозь щель открытой двери.

– Скупой платит дважды. – Поправила его я, не удержавшись и не отрываясь от лежащей перед моими глазами открытой тетради. В руке я теребила ручку. У меня уже около часа не сходился ответ, и это начинало выводить меня из себя.

Андрей присел на противоположный край кровати. Он положил сплетенную небольшую корзинку светло-коричневого цвета на заправленное покрывало.

– Перестань мучить несчастную ручку. – Андрей положил свою руку на мою и взял тетрадь. – Дай я посмотрю.

– Я должна сама понять суть решения. – Запротестовала я, пытаясь вырвать тетрадь из сцепкой хватки парня.

– У тебя ошибка в вычислении, гений. – Андрей вернул мне тетрадку, закатив глаза и увиливая от несущейся навстречу его лицу моей ладони. – Попробуй поменять минус на плюс....

– Попробуй поменять минус на плюс. – Сказала я вслух, улыбаясь озорной улыбкой, заставляя Марину слегка занервничать. – Это же так просто.

– Яна, ты это к чему говоришь?

– Что если нам нужно в расследовании попробовать поменять местами произошедшие события и улики?

Я, не дожидаясь ответа от подруги, выбежала из лаборатории, насвистывая легкую мелодию Бетховена. Я хотела, пока у меня есть возможность, проверить пришедшую идею на ум. Для ее осуществления, я прошла к себе в кабинет, без особых угрызений совести подписала документ, не особо вчитываясь в условия отстранения сотрудника от расследования. Я включила компьютер, забронировала один билет на родину на ближайшую пятницу, прекрасно рассчитывая дни собирания чемодана и понимания, что мои манипуляции скорее всего не ускользнули от надзирателя и он, находясь на одной из своих баз, улыбается, предвкушая неминуемую встречу со мной. Я положила распечатанную информацию об убитых школьниц в сумку, оставляя отказ от расследования в своей руке, выключила компьютер и , не забыв закрыть дверь своего кабинета, направилась к Олегу в офис переговоров, где мне уже была назначена встреча последнего собрания.

Глава 8

Юноша сидел за столиком в неприметном кафе, расположенном в нескольких шагах от Могильного Памятника. Он пил американо, временами смотря в окно кафе и наблюдая за выходящими людьми из нужного ему здания. У молодого человека была назначена неотложная встреча. Он успел навести небольшие справки о находящихся внутри здания офисах. Помимо агенства Могильный Памятник, сотрудники которого именовали себя журналистами, но, как показала практика, отлично расследовали дела, связанные с убийством или похищением людей, здесь же расположилось турестическое агенство и небольшой бутик второсортной одежды. Могильный Памятник редко выпускал свой журнал, под редактурой Яны Лаврецкой, который выходил в свет небольшим тиражом. У журнала не имелось должного финансирования и даже маленький тираж расходился за два – три месяца после публикации очередного выпуска новостей.

Юноша неприметно следовал полученным инструкциям от своего отца, хотя он мог с легкостью встретится с Яной с глазу на глаз и, схватив ее за облюбленный конский хвост, в который девушка любила собирать свои рыжие волосы, привез бы ее к отцу на ковер. Даже при всем уважении к своему отцу, парень понимал всю неурядицу поспешных действий, выполненных в порыве гнева и ярости. Он посмотрел на часы, поспешно надетые на запястье правой руки. В любой другой ситуации, юноша не стал бы смотреть в сторону самых дешевых и неприметных часов, но в сложившейся ситуации он не мог рисковать своими амбициями. Помимо дешевых часов, купленных на рынке, юноша оделся в свободный спортивный костюм белого цвета. На его черных волосах красовалась кепка, скрывающего лицо парня. Кепка, как и кроссовки, оказалась черного цвета и отлично гармонировала с белым спортивным костюмом. Телефон парня завибрировал и отключился. Он включил экран и , посмотрев на присланное сообщение, вновь положил телефон на стол, рядом с недопитым кофе.

Опаздываю. Доделываю последние штрихи в своей работе.

Парень посмотрел в окно и заметил, как из Могильного Памятника вышла Марина. Девушка остановилась около тротуара и ,прежде чем перейти дорогу, посмотрела по сторонам. Брюнетка рывком открыла двери кафе и буквально свалилась на свободный рядом с юношей стул.

– Докладывай. – Попросил юноша.

– Поменять минус на плюс. – Задыхаясь, передала последние слова Яны Марина.

– Интересно. – Юноша кивнул, молча прося девушку продолжать.

– Она становится задумчивой. Каждый раз, когда ей попадается на глаза необходимая и фигурирующая в деле информация, Яна пропадает. Иногда она задумывается на несколько минут, иногда на несколько часов. Потом, выныривая из потока своих воспоминаний, она может невзначай пролепетать фразу, не относящуюся к разговору.