– У водителя отказали тормоза и, когда до столкновения с деревом оставались доли секунды, Краснов потянул ручник. Все удивились и благодарные пассажиры спросили: «Как это у вас получилось?». Краснов ответил: «Да у меня рука натренированная: я летчик, а рычаг автомобиля похож на рычаг катапульты».
Все снова засмеялись: им было хорошо с Орловым, потому что он относился к вещам с другой позиции. «Жизнь – это суета, – любил он говорить. – Раз так, то суетиться лучше со смехом, потому что так легче жить».
Отрыв
За день до первого самостоятельного полета Магомед заметил, что Орлов заныл. Они с первого дня в училище были вместе, сдружились и могли узнавать настроение другого по лицу. Он видел, что с ним что-то происходит и решил узнать об этом, наставив на него вопросительный взгляд.
– Чего на меня так смотришь? – спросил Андрей.
– Ты мне не нравишься.
– Я же не баба, чтобы понравиться, – проронил Андрей, залезая в карман за сигаретой. – Ты не замечаешь, что что-то должно произойти? – спросил он, засовывая сигарету в зубы.
– Я вижу: с тобой это уже случилось, – ответил Магомед. – Я тебя никогда не видел таким убитым.
– Завтра у нас первый самостоятельный отрыв без инструктора, друг мой, – пролепетал Андрей, – и завтра все будут смеяться надо мной.
Магомед повернулся к нему. «А завтра все будут смеяться надо мной».
– Да, к сожалению, это правда, – добавил Андрей. Ни в голосе, ни на лице не было иронии.
– Ты можешь по-человечески объяснить, что случилось – я твой язык не понимаю, – открыто сказал Магомед.
– Есть опасения, жгущие меня изнутри.
– Какие?
Андрей встал со скамейки, где они сидели, и швырнул камешек через дорожку в палисадник. «Он за три года учебы сильно окреп», – подумал Магомед, глядя на его высоту с сидящего положения: веса прибавилось, подружился с турником, стал самым успешным курсантом, которого уже пророчили в большие генералы.
– Глаза, – громко сказал Андрей, приложив пальцы к глазам. – Они у меня не видят. Я… я не вижу полосу приземления.
Магомед замер.
– Ты же летал, Андрей. Ты же садился.
– Это было с инструктором. Сначала я думал, что это из-за боязни неба, но я не боюсь. Все время думал над этим, и все время боялся приближения этого дня самостоятельного полета.
– А инструктор, что, не видел этого?
– Видел и молчал.
Магомед в недоумении хмыкнул.
– Есть одна притча про слепого, – сказал Андрей. – Рассказать? Может, ты слышал?
К скамейке торопливо приближался Сергей Морозов. В руке у него был железный прибор. Он остановился.
– Ну, давай, – поддержал Магомед. – Сережа, подожди.
– Однажды утром слепой мальчик сидел на улице в тени дерева, положив возле себя пустую шляпу с запиской: «Помогите – я слепой». Элегантно одетый мужчина, увидев мальчика, подошел и прочитал записку, затем перевернул ее и сделал другую запись. К концу дня, когда он возвращался обратно, он увидел шляпу полную деньгами. Мальчик, интуитивно почувствовав того незнакомца, спросил: «Я вам так благодарен. Что вы написали на бумаге?» Незнакомец написал: «Я знаю, что сегодня весна, но я ее не вижу». – Андрей с минуту молчал. – Я точно также тронул за живое инструктора Суханова. Я написал в его журнале: «Виктор Степанович, я – слепой. Но очень, очень хочу летать». Вместе думали, что все, может быть, наладится, но, увы.
– На, – сказал Сергей и протянул прибор Андрею.
– Что это? – поинтересовался Магомед.
– Полуоптический, полуводяной, полупроводниковый прибор, при помощи которого он сбирается посадить самолет на полосу, – сказал Сергей. – Вместе и скрытно разрабатывали. Посмотрим, что получится.
Магомед плохо спал. Утро было прекрасное: чистое небо без облаков и ветра. Счастье омрачал лишь переживания за друга, для которого этот день может быть последним в училище. «Как трудно находим друзей и как легко их теряем…» На летной площадке торжественная обстановка – приехало много гостей и офицеров, в курилке на столике по старому обычаю сигареты «Столичные», дабы соблюсти советские летные традиции: не стричься перед стартом, не ходить вокруг борта против часовой стрелки, избегать тринадцатого числа. «Зачем? Я читал про советскую подлодку за номером тринадцать – она потопила особо охраняемый немецкий корабль, который перевозил тысячу триста подводников вермахта. Имя капитана забыл. Потом подумаю».
Орлов был грустным, его сомкнутые губы и растерянный вид производили жалкое впечатление. Магомед сомневался, взлетит он или нет. И советовать ему, как поступить, он не мог. Было видно, что он в полной прострации ведет внутреннюю борьбу. Сложная ситуация – он, видимо, решил тянуть и оставаться летчиком как можно дольше.
– Орлов! На вылет! – прозвучал голос руководителя полетами.
Орлов вышел из строя и зашагал совсем в том направлении. Он приблизился к начальнику училища.
– Извините, товарищ генерал, – сказал он. – Я не буду летать. Офицеры переглянулись от неожиданности. Наступила тишина.
Генерал всех обвел взглядом, потом выругался себе под нос.
– Почему? Что случилось?
– Я не вижу полосы, товарищ генерал.
Генерал склонил голову с застывшим взглядом.
– А как ты сажал самолет с инструктором? – он перевел взгляд на Суханова и со злостью спросил его. – Лейтенант, ты знал об этом?
Суханов медлил с ответом.
– Суханов, я тебя спрашиваю, ты знал, о том, что твой курсант слепой? – начальник закричал. – Как это он не будет летать! Я на него потратил три года, и он отказывается летать! Курсанта отчислить! Суханова отстранить от работы.
Заведующий кафедрой радиотехники подошел к начальнику и ему на ухо что-то нашептал. Начальник наставил взгляд на Орлова и смяк.
– Что за прибор ты изобрел?
– Это для беспилотной посадки летательных аппаратов.
Лицо начальника посветлело. Он вмиг просчитал перспективу самой идеи.
– Завтра зайдешь ко мне, – сказал он Орлову, потом приказал через плечо. – Суханову написать объяснительное.
– Толбоев, на вылет!
Магомед ловит взглядом Орлова, который собирается покинуть площадку, а может и училище, хочет подойти и обнять его, понимая чувство человека, в котором убили цель всей жизни.
У Магомеда от волнения перехватило дыхание. И он начал сосредотачиваться: главное делать все по инструкции и заповедям. Он, поглаживая рукой обшивку машины, обошел ее по часовой стрелке, поднялся и сел в кабину.
Запустив двигатель, он окинул взглядом кабину изнутри, посмотрел на приборы, бросил взгляд на трибуну и помахал рукой механику: от винта!