Вместо: * кроме желания – в ж. ред.: чем в желании
Стр. 359, строка 35.
Вместо: еще было – в ж. ред.: осталось
Стр. 360, строка 26.
Вместо: Но, несмотря – в ж. ред.: Несмотря
Стр. 361, строки 10—11.
Вместо: неприложимые к России, должны быть общие. – в ж. ред.: должны быть общие, тем более что они были неприложимы к России.
Стр. 361, строка 12.
Вместо: фантазии, но неприложимые, – в ж. ред.: фантазии неприложимые, как он давно знал,
Стр. 361, строка 13.
Слова: * он – в ж. ред. нет.
Стр. 361, строка 13.
Вместо: * бывши – в ж. ред.: быв
Стр. 361, строка 19.
Вместо: И – в ж. ред.: Главное же,
Ч. III, гл. XXX.
Стр. 362, строки 11—20.
Слов: В хозяйстве на практике кончая: не то, что нужно. – в ж. ред. нет.
Стр. 362, строка 20.
Перед словами: Левин ждал – в ж. ред.: Дело шло.
Стр. 362, строка 22.
Вместо: Но начались дожди, – в ж. ред.: Уже с неделю шли дожди,
Стр. 362, строка 22.
Вместо: * не дававшие – в ж. ред.: не давая
Стр. 362, строки 27—31.
Вместо: 30 сентября кончая: перед отъездом. – в ж. ред.: На Левина, в особенности когда он бывал вне дома, непогода действовала всегда особенно возбудительно.
Он выехал рано утром верхом на дальнее поле, с тем чтобы выбрать там место для двора и риги и оттуда заехать на посадку леса, которая производилась на другом конце его земли. Несмотря на продолжавшийся целый день чичер и дождь, он побывал везде где хотел, и не только сделал что хотел, но и неожиданное приятное дело: он сошелся с соседним дворником, к которому заезжал обсушиться, о сдаче ему участка земли на товарищеских условиях.
Стр. 362, строка 32.
Вместо: Переделав однако все дела, мокрый от ручьев, – в ж. ред.: Был четвертый час, когда он, хотя и мокрый от ручьев,
Стр. 352, строки 34—35.
Вместо: Левин возвратился к вечеру домой. – в ж. ред.: возвращался домой.
Стр. 363, строка 4 – стр. 364, строка 5.
Вместо: Несмотря на мрачность окружающей природы, кончая: и Левин вышел к ним в переднюю.[55 - В этой части текста перед словом губернии, стр. 363, строка 18, рукой Страхова вписано: потом] – в ж. ред.: «Пообедаю, докончу потом о ренте. Завтра приедет дворник, а в середу уеду. Как всё просто, легко теперь, когда я понял свое дело и ничего не жду».
Человек, вышедший принять лошадь, объявил, что Парфен Денисыч умирает и присылал за ним. Парфен Денисыч был дядька Сергея Иваныча, живший со многими старухами и стариками на пенсии у Левина. Левин поморщился. Он встречал иногда этих стариков и старух, но никогда не думал о них. Он знал только, что так надо им жить у него и получать месячину. И знал, что они стары и должны скоро умереть, но еще меньше думал об этом.
Теперь его звали зачем-то к умирающему, и ему это неприятно и досадно было, тем более что хотелось есть, но нельзя было отказаться.
Он отряхнулся, как мокрая собака, и, не раздеваясь, пошел на дворню. Ласка, встретившая его, выбежала за ним и, радуясь тому, что он идет пешком, а не едет, махая хвостом, осторожно перескочив грязь, взвизгивая, ожидала его на лужку пред домом.
Вид Ласки напомнил ему то, что накануне взбесилась гончая собака, Помчишка. Он вернулся.
– Кузьма! Что, убили Помчишку?
– Некому найти, – отвечал Кузьма. – Охотник запил второй день.
– Ну так возьми Ласку, как бы не укусила. Пошла домой! Да обедать подавай, я сейчас приду.
И не думая о том, куда и зачем он идет, сгибая голову от косых капель, бивших его в лицо, и глядя только под ноги на слякоть дороги, усыпанную круглыми, желтыми листьями березы, кое-где заезженными колесами, он дошел до дворни и вошел в сени, где жил старик. В сенях никого не было. Но за дверью старика слышались голоса. Левин отворил дверь. Тяжелый больничный запах вырвался из нее. Левин остановился на пороге. В первой комнате никого не было, но за перегородкой был свет, и слышны были торопливые голоса и звуки воды, которая лилась на пол.
– Да ты говори, – сказал один женский голос, – заколенеет, тогда не оденешь.
Левин понял, что старик умер. Он перекрестился и вышел назад в сени, но не шел домой. Ему почему-то совестно было уйти, хотя он и знал, что здесь ему делать нечего. Он испытывал чувство недоуменья о том, что? надо сделать ему при этом случае. И вместе с тем он чувствовал, что что-то надо сделать. Он перекрестился, когда узнал, что старик умер, но теперь ему совестно было за то, что он перекрестился, как и всегда совестно бывало, когда он делал то, во что не верил.
Из горницы вышла старуха, ходившая за стариком. Увидав Левина, она сказала ему, что старик кончился и что они только убрали его. Она рассказывала ему подробности его смерти, но Левин не слушал ее. «Жалко, что меня не было; может быть, он что-нибудь хотел сказать мне», сказал он и хотел выйти. Но опять чувство упрека за что-то остановило его. В сени вошла другая женщина и, поклонившись барину, прошла в дверь. «Может быть, требует приличие, чтоб я вошел», подумал Левин и вслед за старухой вошел к покойнику. Старичок лежал на доске, одетый в синий фрак, белые панталоны и новые башмаки, еще не покрытый простыней. Левин постоял, посмотрел, перекрестился еще раз и вышел, унося с собой то же чувство недоуменья и упрека.
Он шел, опустив голову. Вдруг что-то белое показалось ему направо. Он взглянул – это была Помчишка. Она лежала на почерневшей от мокроты куче соломы у конюшни, положив свою с белой проточиной голову на лапы, и смотрела на Левина, как ему показалось. Он, не останавливаясь, вгляделся в нее. В полутьме он не мог разобрать выражение ее лица.
– Помчишка, ффю, на! – свистнул он.
Собака поднялась шатаясь и двинулась к нему. «Пожалуй, и точно бешеная», подумал он и прибавил шагу.
В сорока шагах впереди был дом приказчика, в двадцати шагах сзади была собака. Он опять оглянулся. Собака подвигалась к нему медленною рысью. На ходу он разглядел ее всю. Рот был открыт, хвост поджат, и она бежала, шатаясь из стороны в сторону, не разбирая дороги и брызгая лапами по лужам. Вся эта прежде ласковая, веселая собака имела странный, не собачий вид. Это была не собака, а какое-то неизвестное существо. Чем она более приближалась, тем менее она была похожа на себя и тем яснее было то новое существо, которое, приняв на себя вид собаки, приближалось к нему.
Ужас, какого никогда не испытывал Левин, охватил его, он бросился бежать своими сильными, быстрыми ногами что было духа. Ужас, который он испытывал, казалось, не мог быть сильнее; но в ту минуту, как он побежал, ужас еще усилился. Как сумасшедший, он влетел в двери сеней управляющего и, не в силах ответить на вопросы жены приказчика, выбежавшей к нему в сени, долго не мог отдышаться. Опомнившись, он посмеялся над своим страхом и, взяв кочергу, отворил дверь. У угла, шатаясь, стоял пьяный охотник.
– Ну, легки вы, сударь, бегать, – сказал он, посмеиваясь. – Чего ее бояться-то?