– Бежать за убийцей поздно, – промолвил я. – Он уже далеко отсюда. Похоже, тот же злодей, что и проник в мой дом.
Я приоткрыл дверь, выдал мосье Каню деньги и приказал:
– Жан, ступай вниз и потребуй самого лучшего вина. Оставь хозяину на чай половину стоимости бутылки. Не вздумай прикарманить эти деньги, я проверю!
– Андре! За кого ты меня принимаешь?! – возмутился французишка.
Я хотел было огорчить его тем, что игра в друзей отменяется, но вовремя остановился. Пусть покочевряжится, изображая роялиста. В свете задуманного мною, это пойдет на пользу.
– Жан, только смотри, чтобы половой не поднимался сюда! Трактирщик непременно пошлет мальчишку в услужение! Ты должен отделаться от него. Дашь ему денег на лестнице, чтобы только отстал. Понял?
– Понял, – ответил Жан и обиженным шепотом спросил. – Сударь, а может, все-таки возьмем гарсона? Пусть он прислуживает за столом. А то как-то страно получается.
– Какой тебе гарсон?! – возмутился я. – Делай, как я велел. Ты принесешь вино, а я разолью его по бокалам. С удовольствием поухаживаю и за Робертом, и за тобой.
Французишка отправился вниз, а я вернулся в номер. Вилсон с нетерпением смотрел на меня.
– Я думаю, твои предосторожности излишни, – промолвил он.
– Какие предосторожности?
– Ты послал слугу на разведку, – сказал Роберт.
– Я послал его за вином! – ответил я.
– За вином? Что за идея? – удивился англичанин.
– Потом объясню! – прекратил я расспросы. – Извини, но я вынужден попросить тебя нести караул. Приоткрой дверь и следи за коридором, а я обыщу пана Гржиновского. И кстати, это точно он, пан Гржиновский?
– Конечно, он. Кто же еще?
– Тебе лучше знать! Это же ты проехал с ним через всю Россию, – бросил я.
– Нужно поскорее уйти. Что за странная идея – послать слугу за вином. Теперь трактирщик запомнит нас, – проворчал Вилсон.
– Тебя трудно не запомнить, – сказал я.
Роберт окинул взглядом свой ярко-красный мундир, с неудовольствием пожевал губы и промолвил:
– Я намерен доложить обо всем его величеству Александру, но совершенно не горю желанием объясняться с вашей полицией.
– Вот я и стараюсь сделать так, чтобы запомнили не нас, а мосье Каню, – ободрил я Вилсона.
– Его найдут, а он укажет на нас.
– Не найдут, это моя забота, – сказал я.
Во время нашего разговора генерал через приоткрытую дверь следил за коридором. А я, откинув покойного на спинку стула, исследовал его карманы. Сюртук пана Гржиновского топорщился так, что не оставалось сомнений: его обыскали до нас. Серебряные часы на цепочке свисали между колен. Вероятно, по незнанию убийца упустил из виду потайной карман. В нем я обнаружил сложенный вчетверо лист и незаметно для англичанина переложил бумагу к себе.
– Ничего нет, – буркнул я. – Все карманы вывернуты, кто-то обчистил его.
– Не думаю, что это был простой грабитель, – промолвил англичанин.
– Конечно, нет. Грабитель забрал бы часы. А часы у Гржиновского на месте.
Я потянул за цепочку и переместил луковицу часов на колени убитого.
– Сюда идет твой слуга, – сообщил генерал.
Я подошел к выходу, Вилсон посторонился, и я выглянул в щелку. Жан Каню был один. Когда он приблизился, я приоткрыл дверь и протянул руку за бутылкой.
– Давай вино. Молодчина, Жан. Стой тут. Если кто появится, постучи в дверь, – приказал я.
– Сударь, вы обещали налить мне вина! – прошептал мосье Каню.
– Blimey![10 - Blimey! – (англ.) восклицание, типа «тьфу, черт!» или «черт побери!»] Жан! I did not know you are such a rat![11 - I did not know you are such a rat! – (англ.) Я не знал, что ты такая крыса! Выражение, которое английский джентльмен непременно с невозмутимым видом мог сказать в адрес слуге, уличенному во лжи. Граф Воленский, как мы видим, за годы, проведенные в Лондоне, набрался английских выражений, но не манер.] Десять минут побыл роялистом, а уже стал невыносимым! Неудивительно, что французы казнили вас связками!
Я закрыл дверь перед его носом.
Роберт с брезгливым выражением рассматривал мертвеца.
– Что-нибудь обнаружил? – спросил я.
– Я пытаюсь разглядеть, сколько показывают его часы, – сказал Вилсон. – Хочу понять время смерти.
– А что, изобрели механизм, который прекращает ход со смертью владельца? – хмыкнул я.
– Часы могли разбиться, если Гржиновский сопротивлялся, – промолвил Роберт.
– Он не сопротивлялся, – сказал я. – Его убил кто-то, хорошо ему известный. Возможно, это был связник, который получил нужные сведения и оборвал связь. Так что ты помог и французскому шпиону, и нашей контрразведке. Теперь за паном Гржиновским можно следить сколько угодно, он никуда не убежит.
– Не злорадствуй, – вздохнул Вилсон. – Я с ним пол-Росси проехал. А теперь вот над трупом стою. Эх, хотелось как лучше.
Не спрашивая моего мнения, он покинул номер и направился к лестнице. Я вышел следом, вытолкнул попутно любопытного мосье Каню, сунул французишке пару целковых и приказал:
– Жан! Бегом к трактирщику! Скажи, что это лучшая гостиница, еще чего-нибудь наплети, пока вы выйдем!
– Э-э, сударь…
– Поторопись, говорю! Иди вперед сэра Роберта! А мы тебя на улице подождем!
Я подтолкнул мосье Каню, и он поспешил вперед, обогнал Вилсона и ринулся вниз по лестнице. Когда мы спустились, трактирщик бил поклоны французишке, а тот высокомерно трепал хозяина по плечу.
Мы вышли из гостиницы и остановились у кареты. Роберт забрался внутрь и, высунув голову, с беспокойством оглядывался по сторонам. Я хотел было сказать, чтоб он ехал, не дожидаясь мосье Каню. Но тут Жан вышел на улицу, кивнул на вторую избу и с глумливой улыбочкой воскликнул:
– Друзья, а тут, оказывается, квартируется прелестная особа, мадемуазель Мими. Хозяин очень рекомендует-с…
– Непременно навестим ее в следующий раз, – сказал я, вталкивая французишку в карету.