Копенгагенский разгром. Приключения графа Воленского

– А по-моему, войны случаются из-за того, что мужчины любят воевать, – вставила реплику мадемуазель де Понсе.

– Не все мужчины, – возразил я и, поймав удивленный взгляд виконтессы, продолжил: – Я не люблю воевать.

– Но вы же не воюете, – улыбнулась она.

– Сейчас нет, – подтвердил я, – но воевал. Я подал в отставку и дал себе слово никогда более не участвовать ни в каких войнах.

Взоры всех присутствующих обратились на меня.

– Вы говорите удивительные вещи, – покачал головой капитан Годен. – Но как вы поступите, если случится война?

– А я уверена, что граф разыгрывает нас, – кокетливо заявила мадемуазель де Понсе.

Сэр Бенджамин Томпсон смотрел на виконтессу с благоговением. Она же не сводила с меня пытливого взгляда.

– Отнюдь, – отозвался я. – Я служу своему государству. Но если оно затеет войну, пусть на меня не рассчитывает.

– А в какой кампании довелось вам участвовать? – спросил Новосильцев.

– В Италии и Швейцарии под командованием Суворова.

– Это была славная кампания, – промолвил граф Воронцов, будто удивлялся, отчего же расхотелось мне воевать дальше.

– Да уж, – с сарказмом буркнул я.

– А я в отставке с девяносто шестого года, – сообщил Новосильцев. – Иначе непременно участвовал бы в деле с Суворовым.

– Если вы так категорично против войны, то российский император выбрал лучшую кандидатуру для этой миссии. – Леди Фицгерберт улыбнулась мне; в отличие от прочих – искренне.

– Участие в войне вовсе не означает непосредственное участие в боевых действиях, – сказал лорд Томпсон. – Вот я, например, в последнее время занимаюсь проблемой питания. Это, знаете ли, непросто: накормить армию, действующую вдалеке от родины и к тому же постоянно меняющую дислокацию. А солдат должен быть сыт, иначе – какой же он солдат?!

– И правда, сподручнее кормить солдат в собственных казармах, – улыбнулся граф Воронцов. – А потому, дамы и господа, вынужден извиниться. Мы с графом Воленским должны отбыть в банк. – Семен Романович поднялся из-за стола и, кивнув мне, добавил: – Нам предстоит отправиться в Бишопс-гейт, нас ждут в «Френсис Бэринг и Ко[10 - Френсис Бэринг и Ко – (Francis Baring and Co) – наименование Бэрингс-банка в 1800 году.]».

Я попросил лакея вызвать мосье Каню и ожидал в холле, втайне надеясь на новую встречу с Николь. Но тщетно. Явился Жан с недовольной физиономией, а горничная виконтессы так и осталась где-то в комнатах для слуг. Я вышел из дома следом за графом Воронцовым, сильно расстроенный. А тут еще подлый французишка с кислой миной!

– Жан, – рассердился я, – отчего ты смотришь так, будто тебя из поганого чулана некстати выгнали?!

– Вот-вот-с, сударь, – оживился мосье Каню. – Может, я останусь…

– Я тебе останусь! – возмутился я. – Садись рядом с кучером! И прекрати рожи мне строить!

По пути граф Семен поведал анекдотическую историю. Гадалка предсказала мистеру Бэрингу, что человек по фамилии Лисон в одночасье погубит его банк. С тех пор владелец банковской конторы ввел строгое правило: не впускать людей с такой фамилией.

Мысли мои занимала Николь, и когда мы прибыли во «Френсис Бэринг и Ко», я не слишком прилежно следил за манипуляциями банкиров. Нас провели в хранилище, где у меня на глазах опечатали четыре кованых сундука, поместили их в отдельную кладовую, дверь также опечатали, а ключ вручили мне. Утром нам предстояло забрать сундуки, погрузить их на подводы и отправиться в Дувр.

Признаться, я не понимал, к чему все эти ухищрения с пломбами, отдельной кладовой и ключом. Неужели у них нет дополнительных ключей? Или сложно изготовить новые пломбы? Однако банк пользовался хорошей репутацией и мистер Лисон здесь пока не работал.

Я подписал бумаги, и мы отправились в обратный путь. На подъезде к Мэнсфилд-стрит настроение у французишки улучшилось. Он сидел на козлах рядом с кучером и даже насвистывал. Если б я знал, чему каналья радовался, сбросил бы его под копыта лошадей.

По возвращении я поднялся в свои апартаменты, но и двух минут не усидел в одиночестве. Я решил разыскать Николь и объясниться с нею. Кто знает, может, другого случая для разговора с девушкой не представится. Я не знал, намерена ли виконтесса взять горничную с собой в Россию, а спросить стеснялся.

Я спустился вниз и прошел на половину для слуг. Коридор едва освещался дневным светом, падавшим через небольшое оконце. Несколько плотно закрытых дверей манили и пугали одновременно. Я дрожал, как юнец, впервые крадущийся на свидание с податливой крестьянкой. Я боялся, что меня увидит хозяин дома или кто-то из гостей. И отчего-то еще больше опасался оконфузиться, столкнувшись с кем-либо из слуг.

Да-да, почему-то открыть дверь и вместо девушки увидеть мистера Блотта или другого лакея представлялось мне немыслимо стыдным. Я не знал, что скажу на вопрос: кого ищу. Не объяснять же лакею, что полюбил с первого взгляда горничную!

Я приложил ухо к первой двери – тишина. Прокрался ко второй, прислушался и уловил какой-то стук и всхлипывания. Мгновенно появился образ: девушка плачет и от безысходности колотит по спинке стула. Сердце рванулось из груди, я распахнул дверь… и замер.

Николь с задранным на спину синим подолом навалилась на столешницу и голой задницей отпихивала Жана Каню, а тот наскакивал и наскакивал, словно задался целью проломить оборону и опрокинуть стол.

Я отступил, прикрыл дверь и вздрогнул от неожиданности: передо мной стоял мистер Блотт, успевший незаметно подкрасться вплотную. Лакей принял царственную осанку и с совершенно отсутствующим выражением глаз бесцветным голосом произнес:

– Сэр, это приватные покои для слуг. Принято стучаться, прежде чем входить. И вообще вам не следует спускаться сюда. Достаточно позвонить в колокольчик.

Он стоял передо мной каменным изваянием. Наверно, здесь в порядке вещей, что слуга делает замечание господину. Я едва сдержался, чтобы не нарушить эту английскую традицию, хотя руки чесались дать в морду подлому англичашке.

Ничего не ответив, я с непроницаемым лицом обошел истукана и поднялся на второй этаж.

Там я застал виконтессу Элен де Понсе. Она стояла у открытой двери соседней с моею комнаты.

– Добрый вечер, мадемуазель. – Я слегка поклонился.

– Вы чем-то расстроены, граф? – спросила она.

– Нет-нет, все в порядке, – ответил я и спросил: – Вы готовы к путешествию?

– Да, я уже сдала свою лондонскую квартиру. Граф Саймон любезно предложил провести последнюю ночь здесь. А завтра утром мы отправимся все вместе в Дувр.

– Уверен, путешествие будет приятным, – сухо промолвил я и, простившись, отправился к своим покоям.

– Граф! – окликнула меня виконтесса.

Я остановился и обернулся, оказавшись совсем близко к собеседнице.

– Я видела, как вы смотрели на Николь сегодня утром.

Виконтесса промолвила эти слова сухим тоном, но на ее губах блуждала насмешка, и взгляд был вызывающе дерзок.

– Странно, – ответил я. – Утром вы утверждали, что не заметили меня.

Виконтесса ничуть не смутилась.

– Хотите попользовать ее? – спросила она.

Я улыбнулся – улыбка получилась горькой, – и сказал по-русски:

– Ее я хотел любить, а попользовать вас.

Я обхватил виконтессу за талию, впился губами в ее пухленький ротик, и мы едва не ввалились в ее комнату.