Месть невидимки

Холла, который его нисколько не удивлял. Разве только вызывал естественное любопытство. Что в нём? Каков он и как оформлен? И ни одной мысли о том, каким образом он объявился вдруг здесь. Его глаза жадно бегали по зеркалам, роскошным люстрам и многочисленным указателям на английском языке, которые он прочитывал, словно слизывая языком.

А ведь только что его взгляд устремлён был в открытый проём балкона, и оттуда, из аппарата, созданного им, он ждал того самого долгожданного импульса, ради которого работал все эти последние полгода. Но эту необычность он осознал лишь сиюминутно…

А в тот момент профессор Микаил Караев как ни в чём не бывало шёл по пятам двух шкафообразных молодых парней. Он явно преследовал их. И вместе с ними встал у лифта.

Почему он увязался за этими «Шкафами» и настырно, не упуская из виду, преследовал их, Караев сейчас, находясь в своей квартире, не мог дать вразумительного объяснения. Стало быть, так и следовало ему поступать. Шкафы в упор не видели его, хотя он стоял рядом с ними. Перед самым их носом. И судя по их злым репликам, между Караевым и этими двумя дебелыми парнями совсем недавно что-то произошло. Что именно, сейчас он припомнить не мог. Но там, наверняка, знал. И знал, что пузатый, цвета беж медицинский баул, раскачивающийся в руках высокого и Угрюмого шкафа, – его баул. И он для него, для Караева, многое значил. Поэтому, вероятно, он ни на шаг не отставал от этих двух шкафообразных горилл.

С неприязнью глядя друг на друга, Шкафы вполголоса бранились между собой, сдабривая каждую фразу отборным русским матом. Это профессору показалось странным. Какие-то точные, но забытые им теперь детали говорили, что он находился за рубежом. Скорее всего, в Америке. Но не в Нью-Йорке и не в Вашингтоне. Какой-то другой город. Не Москва, не Санкт-Петербург и не Киев – он мог в этом поклясться. Их он знал, как свои пять пальцев. Таких гостиниц, с такими лифтами, в них не было.

Да, точно, это был отель. Роскошный отель. И полусферической формы лифт, куда они все втроём нырнули, был прозрачным, сделан из стекла. Находясь в нём, человек чувствовал себя помещённым в аквариум… Интересно было смотреть оттуда на людей и на просторный холл, похожий на Бакинскую Площадь фонтанов. И люди, и вся Площадь с диковинной зеленью и фонтанами, срываясь, летели вниз, как в пропасть, уменьшаясь в размерах. Караев смотрел бы и смотрел, да мешали Шкафы. Они, мягко говоря, очень уж горячо выясняли отношения.

– Не меня, а тебя надул черножопый, – ехидно сощурил наглые глазёнки тот, что был поменьше и покряжистей. – Тебе и отвечать перед Эмом…

«Это ж обо мне… Националист поганый!» – понял Караев, но сдержался, чтобы не выдать себя.

– Не ты ли, падло, стал крутить ему руки? – взвился Угрюмый.

– А что мне оставалось делать? Он собрался дать дёру… – нагло ухмыляясь, спокойно, словно отмахиваясь от назойливой мухи, возразил тот.

– Врёшь, гад! Я с ним только заговорил, а ты сразу полез ломать его.

– Заговорил… Заговорил… Ты его до смерти перепугал. Посмотри на своё мурло. Осатанелая, как у бугра на зоне, – с ухмылочкой и с напускной ленцой, имевшей целью вывести из себя своего товарища, ехидничал Шкаф поменьше.

И это ему удалось.

– Что-о? – взревел Угрюмый, выкинув к глазам зарвавшегося напарника два растопыренных пальца.

Малый Шкаф оказался парнем прытким. Нырнув под летевшую ему в глаза рогатинку из двух пальцев, он крякнул и резко саданул Угрюмого в корпус. И Угрюмый, не удержавшись на ногах, отлетел к противоположной стороне лифта. Как раз туда, где стоял Караев. Профессор отпрянуть или увернуться от него не мог. Не успел бы. Да ему и не надо было этого делать. Парень пролетел сквозь него и со всего размаха затылком стукнулся о стекло лифта.

Угрюмый, вскочив на ноги, ринулся в сторону своего зловредного напарника. А тот, застыв на месте, тихо прошептал:

– Ша! Лифт!

…Мгновение спустя из раздвинутых створок лифта чинно выходили два респектабельных Шкафа-Джентельмена. Они шли молча, быстро. Караев едва за ними поспевал. Уже перед самыми дверьми номера, куда они направлялись, Угрюмый как мог миролюбиво сказал:

– Ну, что мы с тобой – не православные, что ли? Неужели будем топить друг друга? Все равно обвинят нас обоих, – рассудительно заключил он.

– Ты не кати на меня бочку, и я не стану, – предложил компромисс драчливый Маленький шкаф.

– Петуха! – с вымученной улыбкой, протянув товарищу открытую ладонь, потребовал он.

Обменявшись рукопожатиями, Шкафы робко постучали. Сначала один, потом другой. В ответ – ни звука. Они постучали снова. И опять тишина. Третий раз им этого делать не пришлось: дверь распахнулась неожиданно. В проёме стоял довольно симпатичный, с капризно-брезгливым лицом «Пуфячок».

– Вы одни? – близоруко щурясь по сторонам, спросил он.

– Понимаете в чем дело, босс… – на ломаном английском принялся было объяснять Угрюмый…

Пуфячок махнул рукой.

– Пройдите в кабинет. У меня нежданные гости… Поговорим потом, – рубанул он и вразвалочку исчез в гостиной, откуда доносились голоса увлёченно беседовавших людей.

Кабинет Пуфячка напомнил Караеву кабинет министра. Напомнил, правда, не то слово. Всего две схожие детали: письменный стол и размер комнаты. Что касается остального, здесь было больше строгого и одновременно располагающего к деловым беседам стиля. Тут преобладал вкус, внушающий мысль о достатке и достоинстве хозяина.

Шкафы, усевшись за журнальным столиком, с мрачным видом уточняли между собой детали того, как они упустили «черножопого фраера». А фраер между тем прошёл к письменному столу. Почему его потянуло туда, он толком объяснить себе сейчас не мог. А во сне – а во сне ли? – Караев шёл к нему с явно обдуманными намерениями. Скорее всего, им двигало элементарное любопытство.

Его заинтересовала стопка бумаг, поверх которой лежал лист с хорошо знакомым ему текстом и его собственноручной подписью под ним: «С уважением, доктор медицинских наук, профессор М. КАРАЕВ»

Это было сопроводительное письмо, посланное им в Америку чуть ли не два года назад.

ПРЕЗИДЕНТУ

МЕЖДУНАРОДНОЙ АССОЦИАЦИИ

НЕЗАВИСИМЫХ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ

доктору Э. МАККОРМАКУ

Уважаемый господин Президент!

Обращаюсь к Вам, прежде всего, как Главному редактору издаваемого Вашей Ассоциацией журнала «Курьер науки». Я – один из заинтересованных и постоянных читателей «КН». Мне, как, впрочем, многим научным работникам, нравится, что его страницы открыты спорным гипотезам и, по существу, являются весомой поддержкой исследователям, занятым поисками новых, неординарных подходов во всех сферах науки, вопреки общепринятому, так называемому «здравому смыслу».

Исходя из этих соображений, я посчитал логичным послать Вам мою статью – «Пространство-Время и его роль в психомеханизме людей. (К вопросу принципиально новой методологии лечения психических заболеваний, в том числе, наркоманов, субъектов склонных к суицидам и проч.)»

Предлагаемая статья является лишь малой частью моей монографии, где рассматриваются многие приоткрывшиеся и весьма неожиданные эффекты, относящиеся не только к предмету моего исследования психиатрии, но и к совершенно иным сферам науки.

Надеюсь, сей труд заинтересует журнал, и я буду иметь честь увидеть его в ближайшем из номеров.

Письмо свое профессор знал наизусть. Над ним и над статьей, ему с Инной, пришлось порядком потрудиться. Больше досталось Инне. Она лучше него владела английским.

Письмо она перевела в один присест, а со статьей было сложнее. Переводить с русского на английский, следуя необходимой стилистике и не нарушая профессионального смысла изложения, оказалось делом нелегким. Они с Инной прямо-таки вымучили этот перевод. А потом как манны небесной ждали выхода каждой книжки, журнала. За это время вышло девять номеров, которые они читали от корки до корки, в поисках хотя бы ссылки на посланную ими работу. А она преспокойненько лежала себе на столе этого Пуфячка.

«Черт плешивый»! – в сердцах выругался Караев.

– Ты слышал?! – дернулся Шкаф Угрюмый.

– Что слышал?

– Чей-то голос, – зыркая по сторонам, настороженно прошептал он.

– Тебе показалось… Это бурчит у меня в животе, – осклабился малый Шкаф, и, потирая живот, добавил:

– Страсть как жрать хочется.

Караев перевел взгляд на лист, что лежал на папке справа и… замер. Он узнал в нём фирменный бланк родного Министерства здравоохранения. Выглядел он невзрачно. Судя по характерным чёрным полосам, идущим сверху вниз, его пересылали по факсу. Однако текст читался ясно. И первая же строчка его привела в крайнее замешательство…

Написанное на азербайджанском языке, оно было адресовано, печально известному преемнику КГБ, Министерству Национальной безопасности. Профессор одним махом проглотил каждую строчку этой страшной бумаги. Со всеми абзацами и знаками препинания. Документ имел к нему самое прямое отношение.

Взяв себя в руки, Караев, как и подобает профессиональному исследователю, с отрешённой холодностью вникая в каждое слово и в каждую фразу, стал снова и тщательно, с мазохистской беспощадностью прокручивать их в мясорубке анализа.