Месть невидимки

значение, круг приглашенных лиц строго ограничен.

    ОРГКОМИТЕТ

На последней странице образца Приглашения, как обычно, мелким шрифтом указывалось: «Напечатано в типографии „Абилов, Зейналов и сыновья“. Тираж 100 экз. Заказчик – кафедра „Психиатрии и Кибернетики“ Гос. института усовершенствования врачей».

«Инна поработала на славу» – теребя в руках Приглашение, подумал Караев. Он хорошо представлял себе, каких трудов ей стоило все это. Наверняка, вышла на дядю Зию, а тот на самого Президента Академии наук. Ведь застолбить актовый зал, который практически всегда занят под какие-то мероприятия, без его разрешения вряд ли бы удалось. Так, вероятно, надавил, что клерки тут же отыскали окошечко в забитом расписании.

До «окошечка» оставалось чуть больше трёх недель. Караев зацыкал.

– Тебе не нравится текст? – вскинулась Инна.

Он покачал головой.

– Дорогая, – наконец вымолвил он. – Не забегаешь ли ты вперёд арбы?

– Ни в коем случае! – пылко парирует она. У тебя в руках главный факт. Под лучом твоего аппарата человек становится невидимым…

– Ну как ты не понимаешь? – перебивает он. – Единичный случай – это эпизод. Не больше… Не закономерность, не факт, а абсурдная случайность. Надо ещё проверять и проверять. Надо самому быть уверенным.

– Мика, повторяю: время ещё есть. Ты сможешь семь раз отмерить здесь, дома, и один раз отрезать там, в актовом зале. В присутствии снобов от власть имущих и академиков, – упрямо напирала она.

– Легко сказать, – слабо сопротивлялся он…

– Надо не умничать, а действовать. И немедля, – отрывисто, по-военному чеканит она.

Инна решительно подходит к проводам, лежащим на столе.

– Сейчас мой черёд надевать контур.

– Нет, Инночка. Ни в коем случае, – протестует он.

– Ни нет, а – да! Действуй!

Инна прямо-таки выдернула его из-за стола. Собственно, он не очень-то и упирался. Если по правде, его посвербливала такая тайная мыслишка. Страсть как хотелось понаблюдать работу аппарата со стороны.

Приладив и прикрепив к основным точкам её тела концы контура, Караев направился к аппарату. Потом вернулся и попросил ее встать посередине комнаты. С того места на балконе, где находился аппарат, ему не видно было её, а тут она была как на ладони. Ещё раз проверив на ней все соединения, он ободряюще улыбнулся ей и чмокнул в щёку.

– Главное, Инночка, не мандражируй… Ничего страшного, ничего болезненного ты не почувствуешь.

– Главное, Микуля, ты не паникуй, – усмехнулась она.

Включив аппарат в сеть, Караев взялся за регулятор пуска. Под сердцем вдруг тревожно заныло. Словно в него всосались голодные пиявки. Одно дело – когда сам подопытный, и другое – когда другой. За себя волнуешься меньше. Кажется, что с тобой ничего не произойдет. А если уж что, так сам обязательно выкарабкаешься.

– Не томи, Микуля! – не без раздражения выкрикнула жена.

– Три… Два… Один… Старт!

Профессор решительно крутанул регулятор пуска. Ни треска, ни шороха, ни звука… Ничего такого с аппаратом не произошло. Разве только ярко, словно до предела накалившись, сверкнул алмаз и вспыхнул зеленый глазок.

«Всё в норме. Работает, шельмец», – шутливо про себя отметил он, и только тут врубился, что смотрит не в сторону Инны, а на механизм. Это было какая-то чертовщина. Ведь он вёл отсчет, стараясь не отрывать от жены глаз. И вот тебе на! Отвлёкся.

– Мать твою! – невольно вырвалось у него.

Он отказывался верить своим глазам. Хотя кто-кто, а он был подготовлен к такой ситуации! Впрочем, подготовленность – понятие теоретическое, а реальность – нечто иное. Она искорёжит всякую теорию. Она сшибет с ног. Не успеешь вякнуть.

Профессор остолбенело уставился на пустую середину комнаты. Инны и след простыл.

«Та-а-к…», – протянул он вслух. И это значило, что прагматичный профессионализм взял вверх над сковавшим его столбняком…

Караев из заурядного ошарашенного человека стал снова обычным холодновато-отрешённым исследователем. Подошел к тому месту, где стояло жена. Раскинув в стороны руки, он минуты две крутился по комнате, тщательно ощупывая ее. Ничего одушевлённого. Никаких препятствий. Пустота. Потом, остановившись, Караев громко и внятно несколько раз произнёс:

– Инна, ты меня слышишь?.. Если слышишь – откликнись. Если ты там что-нибудь видишь – постарайся запомнить.

Чтобы убедиться, что жены нигде нет, профессор обошел всю квартиру.

– Ну, всё! – сказал он опять вслух. – Прошло двенадцать минут. Пора возвращаться.

И Караев решительно повернул регулятор в положение «выключено». То, что он увидел в следующее мгновение, его донельзя изумило. Он едва не прыснул смехом: его тучненькая Инна, вытянув руки, сидела на корточках и довольно резвенько передвигалась по кругу. И при всём при том ещё напевала.

Это был миг, от которого можно было бы грохнуться на пол и ржать до коликов в животе. Она таки и бухнулась. Правда, мягко. На пятую точку. И, сидя так, с неподдельным удивлением озиралась по сторонам.

– Как ты? – помогая подняться, полюбопытствовал он.

– А что? Что случилось? – с недоумением спросила она, стряхивая с подола пыль.

– Осторожно! – предупредил Караев. – Повредишь контур…

Инна стукнула себя по лбу:

– Ах, да! Совсем забыла.

А потом срывающимся от восторга голосом защебетала:

– Всё хорошо, Микуля! Ты даже не представляешь, как хорошо.

– Расскажи – представлю.

Профессор украдкой включил диктофон. И его сверхчувствительный микрофон почти минут двадцать голосом Инны, то спускающимся до шепота, то подпрыгивающим на высокие ноты, как оголодавший хищник, трепал индикатор записи. В глазах её стояли счастливые, светлые слезы.

– Я не ожидала такого, – заканчивая свой рассказ, сказала она. – Я хочу ещё…

Инна потянулась к контуру.

– Погоди! Тебе надо отдохнуть! – перехватив её руки, сказал он.

– Я нисколечко не устала, Микуленька, – взмолилась она.

– Может быть… Но ради Бога, пойми. У меня в руках новый материал. Как, по-твоему, его надо обработать?