Без берегов

воспоминания

Тася полусидя лежала в своей комнате. Чтобы не расправлять постель на кровати вечером и заправлять по утрам она перебралась на маленький диванчик. Здесь она дремала и спала днем и ночью. Под голову положила подушку, ноги укрыла одеялом.

Она уже плохо видела и плохо слышала, ничего делать не могла. Что оставалось делать, только сидеть, лежать и спать. Только иногда нахлынувшие воспоминания прожитой жизни. Только и осталось у нее.

– Нет больше моего сыночка. Нет больше моего сыночка Валеры. Похоронила я своего сыночка Валеру в декабре, скоро уж год как будет. Она качала головой, вытирала слезы платочком и смотрела в яркий свет окна.

– Где теперь мой сыночка? Она как бы разговаривала с кем-то или сама с собой. Иногда вслух, иногда про себя, вздыхая и вытирая слезы.

– Я всех похоронила. Папу, маму, всех братьев, всех сестер, снох, зятьев и некоторых их детей. Иногда она дремала в забытье, снова просыпалась. Лица близких, воспоминания о них, возвращали ее к действительности.

– Первым умер Витя. У него была язва желудка. Он долго тянул с операцией, мучился, но не соглашался, все терпел. Его положили в больницу. После операции собрали близких, родственников и сообщили, что у него полное поражение желудка. Там не было живого места, желудок весь как губка, так врач сказал. Ему оставалось жить 2-3 недели.

Его выписали домой умирать. А он говорил, как хорошо что я согласился на операцию, мне стало гораздо лучше, а я все боялся делать. А родственники смотрели на него с сожалением, но уже ничего не могли сделать, не могли ему ничем помочь, не могли ему сказать, что дни его сочтены.

Позже умерла его жена, позже – дочь. С женой они жили плохо, часто ругались. Было даже такое, что Наташа забрала старшую дочь Таню и ушла. Сказав, что Светку оставляю тебе, она родилась уже больная, все равно она скоро умрет. Ей было 1,5 года, он ее принес нам, Вера с ней сидела пока Витя не помирился с женой.

А вышло все наоборот, как раз Света и осталась жить, из всей их семьи. Вот как бывает в жизни, здоровые умиряют, а больные, которые по логике должны были давно умереть, выживают. Говорят же, человек предполагает, а Бог располагает.

Вторым умер Иван. Вернее, сначала умерла его жена Рая. Страшная смерть. У них газовый баллон и газовая плита, стояли в подвальном помещении, там была кухня. Она часто говорила Ивану. Захожу, а там сильно пахнет газом. Газ травит, понимаешь? Это опасно, может скопится газ, надо что-то делать. Это он уже после ее смерти нам рассказал. Но Иван не придал этому значения. Эх. Беспечные мужики, бестолковые.

Так и случилось. Утром Рая спустилась на кухню, зажгла плиту, скопившийся газ и газовый баллон вспыхнули. Соседи рассказывали, как они видели Раю на улице, как она сильно кричала от боли и страха. Как она отдирала свой синтетический, красивый и модный халат от своего тела вместе с кожей, было страшно смотреть.

Ваня сильно страдал без жены, год смерти отметили, через неделю он и умер от сердечного приступа, не смог пережить одиночества. Старший сын пропал, уже много лет его никто не видел, о нем никто ничего не знают. Рая рассказывала, что он связался с плохой компанией, часто пропадал, не ночевал дома. Так где-то и сгинул.

Аня. Сначала умер ее муж. Он ездил на грузовой машине. Что-то, где-то украл, его посадили в тюрьму. У него уже был туберкулез в легкой форме, тюрьма усугубила его болезнь. Он умер в тюрьме от туберкулеза легких. Аня сильно переживала о смерти своего золотульки. Так она его всегда называла.

Она его сильно любила. Начала много пить. Зимой посреди комнаты стояла электрическая плитка. Она легла на пол выпивши, рядом с плиткой, спиной к ней, одежда загорелась. Так она крепко спала, что не почувствовала, что горит. Дочь зашла домой, сначала не поняла, все в дыму, а посередине огонь, когда ее вытащили на улицу, она сильно обгорела.

В больнице пролежала 2 недели, врачи удивлялись, что у нее хорошо работают почки, есть надежда, что выживет, но она умерла. Ее сын Леша, умер рано. У него от отца передался туберкулез легких. Осталась маленькая дочь.

Потом умерла Сашина жена Аня. У нее был рак почки. Саша сошелся с третьей гражданской женой Зиной. Потом умерла Лида. Она была самая младшая из сестер и братьев Таси.

Она считалась, что была самая умная и образованная из всех сестер и братьев, из всей семьи. Она закончила 10 классов, это как сейчас высшее образование. В отличии от других детей, у которых было не больше 5-6 классов. Ее все уважали, советовались с ней, прислушивались к ее мнению.

Ах. Да. Совсем забыла. После Вити же умерла мама. Милая наша любимая мамочка, как же мы ее все любили, Тася вспомнила маму и заплакала. Как мы часто собирались у нее семьями с детьми, она любила всех кормить блинами. Пекла их всегда много, чтобы всем хватило. Собирались за тесным столом на празднование ее дня рождения.

Всю еду приносили с собой или что-то готовили у мамы. С меня всегда была моя вкусная солонина, капуста, огурцы, помидоры с огорода и арбузы покупные, все делала в бочках, сама. Все очень любили мою солонину, всегда просили принести. Ох. Было время, ели семя. Вздохнула Тася.

Потом выпивали, кушали, пели песни. Мама, милая мама, как тебя я люблю. Оренбургский пуховый платок, тоже про маму. Когда пели все подходили к маме, обнимали ее и целовали. Каждый из детей хотел выразить ей свою любовь и благодарность. Потом плясали, танцевали, пели частушки. Только Лида с нами не сидела, бегала где-то, со-своим Генкой, как савраска.

Тася задумалась. А потом мамы не стало. Без нее мы уже не собирались. У нее болел часто и сильно правый бок. Она нам говорила, что это в войну, когда в селе осталась одна старая кляча, мы все на ней пахали плугом землю. Она гадина все время лягала меня в правый бок, вот и отбила мне там все.

Когда был сильный приступ, Лида вызвала скорую помощь, мама всегда с Лидой жила, ее положили в больницу. Все дети собрались на улице возле больницы. Врачи сказали, что нужно делать операцию. Саша еще говорил, может нужно врачам на лапу дать, чтобы повнимательней к ней отнеслись. А то скажут, что мол старуха, кому она нужна, надо собрать деньги. А Лида сказала, что уже все сделано, что у нее все под контролем.

Ее прооперировали, сказали, что желчный пузырь лопнул вовремя операции, что возраст, а ей тогда было всего 76 лет. Выписали. Сказали, когда желчь до сердца дойдет, она умрет. Приезжали с больницы делали уколы обезболивающие. Бедная, как она мучилась, она мучилась еще 3 недели.

Помню она сказала, Тася принеси мне помидоры со своего огорода, а я говорю, мама они еще не совсем поспели, ты же их не угрызешь, зубов то у нее не было. Она говорит, а я их пососу хоть немного и мне будет полегче, так хочется твоих домашних помидор. Тася плакала.

– Мамочка. Я тебя уже пережила на 20 лет. Мне нужно было умереть еще 20 лет назад. А я все еще живу на белом свете. Ох. Чокнуться можно. Когда она умерла у ее кровати на столике лежали помидоры, только одна была помятая. Мама, милая мама, как тебя я люблю. А дальше не помню. Бормотала себе под нос Тася.

Когда мама умерла, муж Лиды настоял, чтобы Лида продала дом, они уехали в Россию к родне мужа. Как я ее уговаривала, не уезжай, не продавай дом. Съезди посмотри, поживи, если что, тебе будет куда вернуться. Там его родня, ты там чужая, здесь ты не пропадешь, тут твои братья, сестры. Мы если что поможем, не послушалась. А он, как здесь сволочь гулял, ночи не ночевал, а там совсем загулял, бросил ее одну. Сын женился, дочь в Алматы.

Так она бедная там и умерла, одна, с голоду в холодной комнате. Говорят, что соседи уже почувствовали запах, вскрыли ее комнату, а у нее бедной дома не воды, не еды не было. Променяла такой домино с большим участком земли на барак. Ох. Ох. Ох. Вздыхала Тася. Говорят, что и ее мужа то, давно уже нет.

Подруги то мои уже тоже давно по умирали. Надя. Соседка Аня. Глухонемая была с детства, а сын ее косится на меня, его мать то была моложе меня, а я что виновата, что не могу умереть.

– Вот уже и вечер, день прошел, а какой теперь день, не знаю. Ужин пришел, покушаю, дочке позвоню и спать. День спать и ночь спать. А что мне еще делать, только спать и жрать. Ох. А там как Бог даст. Бог даст день, Бог даст пищу. Бог даст мира на земле. Господи, прости меня грешницу великую, за грехи мои, ведомые и не ведомые.

вера

– Алло! Мамуличка! Доброе утро.

– Доброе утро донечка.

– Я сегодня к вам приеду.

– Зачем?

– Как это зачем? Вы что не хотите, чтобы я к вам приехала?

– У тебя там в огороде много работы, что ты будешь тратить время на меня.

– Я вам привезу огурчики, помидорчики домашние. Что-нибудь еще привезти? Что-нибудь может надо, я по дороге захвачу.

– Что, уже поспели? Ничего мне не надо, у меня все есть. Если что, мне Римка купит. Не надо мне огурцы, я их не угрызу.

– А вы их на терке натрите, такие ароматные, такие аппетитные, домашние, вкусные, свежие. Витамины с огорода.

– Ну ладно, много не вези, а то опять будешь надрываться, тащишь мне все.

– Мамуличка моя, лапуличка моя, красатуличка моя. Вера обнимала мать.

– Да была когда-то красатуличка. А теперь мне даже противно на себя в зеркало смотреть.

– А вы не смотрите. Я вот в зеркало давно не смотрю, чего я там не видела, в этом зеркале. Ложитесь, сейчас я вам массаж сделаю, вот как хорошо. Теперь лежите, отдыхайте. Дайте я фотографии семейные посмотрю. Люблю смотреть фотографии, особенно старые.

–Смотри. Может, что заберешь домой. Ольга смотрела, забрала кое-что домой. Я-то все равно ничего не вижу.

– Ух ты! Какие вы тут с отцом молодые, красивые. А мы с Валеркой такие маленькие. А это вы с отцом сидите. У вас на руках Юра, а у отца Валерка. Валерке наверно года полтора, а Юрику меньше полугода. Черно-белые фотографии, такие старые, пожелтевшие, это им, наверное, лет 70. А Валерка с Юриком почти одинаковые, это Юрик был такой крупный? Такой белобрысый, как и я в детстве.

– Юрик пошел в деда, маминого папу, он был высокий и полный, как дядя Саша.

– Какой отец здесь молодой, красивый, еще пушок от усиков на верхней губе есть. Совсем еще пацан, они с Валеркой так похожи, как близнецы.

– Все говорили, что Валерка на Степана сильно похож, когда он подрос. Но Степан его никак не признавал, столько меня оскорблял, и с… ты его нагуляла от узбека, по имени его не называл. Он его так щенок и звал все время.

– Я помню. А почему от узбека?