– Сегодня только была.
– Как она там?
– Как. Как. Да так же. Та же самая песня, я всех пережила, я всех похоронила, когда я уже сдохну. Уговариваю ее, уговариваю, все без толку, плачет.
– Она мне то же самое всегда говорит. Сынок умер, брат умер. Все умерли, когда я уже умру. Валерка сам жить не хотел. Хотя ты сама знаешь, 3 года говорил, я скоро умру, ищи себе другого мужика, а сам даже курить бросил. Травы какие-то пил, когда он совсем распух, по интернету таблетки мочегонные нашел, пил, не помогало.
– Он что курить бросил? Давно?
– Давно. Он уже год, наверное, как не курил. То я ему сигареты покупала, привозила. Потом он сказал, не покупай, я не буду курить.
– Я не знала, что он курить бросил. Он же с пацанов курил. Наверное, с класса 6 или с 7 класса уже покуривал. Потому он так распух, а я не понимала почему. Нельзя ему было курить бросать. Я слышала, кто давно курит, стаж большой, курить бросают, через полгода умирают. Сердечная недостаточность, как раз у него тоже была.
– А я не знала об этом, надо же какая ерунда.
– Представляешь. Недавно приснился Валерка, говорит отпусти маму. Я думаю, если я скажу, я ее не держу, то он ее заберет. Я говорю, на все воля Божья. Бог решает кого и когда забрать. Ты видел, как я плакала, когда ты умер, как я расстраивалась, снова боль, снова потеря, я начала плакать. Не забирай мамочку, пожалуйста, пусть она еще со мной поживет.
– Ты ушел, если еще и мамочка уйдет, как я буду одна жить, без вас. У меня больше никого нет, я останусь совсем одна. Он что-то показал 2-3, я говорю, чего 2-3 дня? Месяца? Года? Чего? Я так и не поняла.
– Почему он тебе говорил отпусти?
– Ну я же прошу Бога, чтобы она еще пожила. Я говорю на все воля твоя, ну если можно, сколько можно, пусть моя мамочка еще поживет. Когда ложусь спать, пою песенку, пусть всегда будет солнце, пусть всегда будет небо, пусть всегда будет мама, пусть всегда буду я. Я даже не могу представить, как я буду жить без нее.
– Когда Валеркин гроб опускали в могилу, я попросила Валерку, пожалуйста, не забирай маму, пусть она еще со мной поживет. Где-то я читала, что каждый покойник, в течении трех лет, может кого-то забрать за собой с земли по своему желанию из родных.
– А Валерка знаешь как всегда ревновал маму ко мне. Он всегда говорил, вы Верку больше меня любите. Мама говорила, я вас люблю одинаково, что сына, что дочь, вы для меня оба любимые дети.
– Мама говорила он до полутора лет сиську сосал, не могла его отнять. Всегда смотрел за мной, где я, что делаю. Если пальто одеваю, он сразу начинал орать. Мама говорит тайком уходила, сначала пальто в коридор вынесу незаметно, потом сама выхожу.
– А я была спокойная, через полгода сиську бросила, зачем она мне нужна, свои есть. Мама говорит мякиш хлеба, в тряпочку закрутит, в рот засунет, я и сосу молченько. Вообще мужики они все буйные, что старые, что малые, какие-то агрессивные, да?
Сон таси
– Алло! Мамуличка! Доброе утро!
– Вера. Что у меня тут было, толпа заскочила, набежала, все перекувыркали, все пере буровили, всю постель перетрясли, наверно деньги искали. В шкафу все двери открывали, все тряпки мои пораскидали. В буфете все переломали, все поразбивали, погром тут устроили. Все валяется в комнате разбитое. Меня же ограбили. Я взяла костыль, начала их гонять, выгонять, костылем бить.
– Кто к вам заскочил? Кто вас ограбил?
– Я же тебе говорю, толпа заскочила, погром устроила, все раскиданное лежит. А у вас-то как? Все нормально?
– Все слава Богу.
– Ну и слава Богу. Дай Бог вам здоровья. Приятного аппетита, до вечера. Через час звонок.
– Тетя Вера. Не знаю, что делать. Бабушка тут несет какую-то чушь. Я разговаривала с врачом, он говорит, что вы хотите, 96 лет. Старческий маразм. Ничего не поделаешь, терпите. Она же все время падает, вы говорите, может голову повредила.
– Ладно. Я сейчас приеду, лекарства привезу. Вера поехала к маме.
– Мамуличка, лапочка моя, что случилось? Вера обняла мать.
– Я же тебе рассказывала, толпа заскочила, все пере буровила, все перекувыркала. Я взяла костыль, начала их выгонять. Полный дом казахов было. Потом они тут сели кто-куда, смотрят на меня, молчат, все черные, наглые морды. Толпа казахов заскочила, все деньги выгребли, все переломали, поразбивали.
– Мамуля. Вы посмотрите вокруг, в вашей комнате порядок, ничего не сломано, ничего не валяется, постель заправлена.
– Я ж тебе говорю, что сон приснился. Вера, как только увидела мать, у нее сердце защемило. На самом кончике носа большое красное пятно. Видно было, что была содрана шкура, недавно, видимо вчера. Покрылось легкой болячкой, руки в синяках, ноги в синяках. Вера задрала халат, там на теле тоже синяки.
– Что, опять упали?
– Да я каждый день падаю. Меня Аркашка с Ритой не успевают поднимать.
– А на носу что за болячка, свежая, шкура содрана.
– А это я лежала на диване, когда начала выгонять костылем толпу гонять, упала с дивана.
– Бедная моя мамуличка. Я тут покушать привезла.
– Не надо мне ничего, я ничего есть не буду. Ну не принимает у меня желудок ничего. Я же тебе сколько раз говорила. Кричала Тася.
– Тут яблочки, повидло, варенье, булочки.
– Не надо, ничего не вози, не привози, ничего.
– Все. Успокойтесь, что такая буйная. Тише. Тише. Спокойней. Повысила голос Вера. Бегаете по комнатам, как молодая, вот и падаете.
– Ага. Я бегаю. Я по стеночке, еле-еле хожу.
– Ладно. Ладно. Все закрылись по комнатам, в каждой комнате работал телевизор, компьютер. Вера не стала никуда заходить и объяснять кому-то, что это был сон. Что бабушка она нормальная. Так все и подумали, что она сошла с ума.
Вера приехала домой, начала думать, что делать. В маминой комнате Вера увидела два паласа длинные, расстелены вдоль комнаты, а в середине края их завернулись. Вера и сама несколько раз спотыкалась и путалась, чуть-чуть не упала.
– Что же делать, что бы она не падала. Этак может упасть так, что и голову разбить, или что-то сломать, будет лежать в гипсе, не дай Бог. Вера всю ночь не спала, переживала, плакала. Придумала. С зала дома, есть старый постиранный палас, он длинный, красивый, сплошной, у Леши спрошу и отвезу.
– Леша. Можно я наш старый палас с зала маме отвезу.
– Зачем?
– У нее там палас, в середине, по краям, скрутился, она все время падает, вся в синяках. А у нас в зале лежит большой, во всю комнату палас, нам хватит.
– Когда два паласа, теплее зимой будет.
– Я мамин постираю, он красивый, еще лучше, чем наш, в зал постелю.
– Не надо, не нужен мне ее палас. Ты, когда приезжаешь от нее, от тебя плохо пахнет, ее запах привозишь, а тут еще паласа ее не хватало, вонять будет. Кричал Алексей.
– Ладно. Ладно. Не буду стелить, привезу, постираю, зашью и отвезу.
– На такси повезешь?