Инвестком

– Сколько за это можно взять? – лениво спросил тот, зевая.

– Не больше тысячи долларов.

– Зачем мне головная боль из-за этой тысячи? Да и вам – из-за трёхсот долларов? – Игорь посчитал: с учётом накладных расходов получалось гораздо меньше, почти ничего. Неприватизированные комнаты не имело никакого смысла оформлять на чужой фирме. Ему стало печально. Короткое время он ещё ходил на работу, испытывая смешанное чувство скуки, сонливости, печали и уплывающего зря времени. Запасясь терпением, несколько недель Игорь ожидал, что заявки поступят во время дежурства и что появятся новые сотрудники, но телефон молчал ещё упорнее, чем прежде, порой казалось, что он вообще не работает и что смена дежурных перед безмолвной трубкой – всего лишь ритуальная пантомима, как у мавзолея. Через некоторое время Игорь обнаружил: в «Бесте» встречно ожидают, что он вот-вот достанет из рукава собственных клиентов, а может, сотрудников, но клиентов у него не было, иначе зачем бы ему «Бест»? Получалось, что он и руководство, та же дохаживающая последние дни заведующая, обманывали друг друга и одновременно испытывали взаимное разочарование. Заведующая как-то не сдержалась – упрекнула, что у него нет сделок. Это была последняя капля. Игорь ушёл по-английски.

Покинув «Бест», Полтавский всерьёз задумался, не оставить ли работу риэлтора. Перспектив он больше не видел.

Пытаться стать частным риэлтором не имело смысла – у него не было наработанной клиентуры. На «Мегаполис» клиентов приводили агенты, у них и оставались контакты, идти же на очередную фирму после «Беста» было тошно. Он не сомневался: не будет ничего хорошего. Риэлторов стало слишком много и с каждым годом становилось всё больше, по существу так проявлялась скрытая безработица. Фирмы набирают людей в надежде, что те принесут им сделки. Бесплатные работники заменяют дорогую и неэффективную рекламу. Своеобразный сетевой маркетинг.

Игорь знал, что риэлторы месяцами не получают зарплату, что у большинства сделки редки, что дикие деньги, которые якобы зарабатывают риэлторы – миф. Ему не нравилось, что клиентов заманивают бесплатными консультациями и пустыми посулами, он не любил, когда риэлторы устраивали скандальные шоу перед клиентами во время сделок, чтобы доказать свою мнимую преданность и нужность, и запугивали дичайшими историями. Он очень хорошо понимал, что работа риэлторов – скандальная и что конфликт заложен в саму технологию сделок. Риэлторы и клиенты почти всегда спорят, иногда чуть ли не до драки, из-за условий доступа к банковской ячейке, особенно при сделках-цепочках, потому что все очень боятся и никто не доверяет друг другу. Эти страх и недоверие стали расплатой за бандитские девяностые. К тому же и сами риэлторы люди нередко скандальные – самоутверждаются перед клиентами и друг перед другом; мягкий, спокойный и покладистый в риэлторы не пойдёт, его облапошат в два счёта. Это раньше, в советское время, Игорь верил в великую силу конкуренции. Как-то, ещё школьником, он слышал по «Голосу Америки», что конкуренция – одно из главных преимуществ капитализма и что советская система так и не смогла придумать настоящих трудовых стимулов. Теперь он видел обратную сторону – конкуренция делает людей хитрыми волками. Ещё недавно он и сам был волком; нет, конечно, не самым хищным, даже по-своему добрым, делал немало хорошего для людей, но, если требовалось, а требовалось часто, Игорю ничего не стоило сцепиться с конкурентами, перехитрить или обмануть слабого. Он, как и все, был вынужден жить по волчьим рыночным законам. Однако сейчас он устал. Волчья хватка, видно, не была в его натуре. Со временем она начала Игоря тяготить. Одним словом, с годами он очень хорошо узнал работу риэлтора, и она ему больше не нравилась, ему перестало быть интересно, он захотел уйти…

5

C того времени, когда Игорь занимался неприватками[7 - Неприватки – на риэлторском сленге неприватизированные комнаты или квартиры.], у него оставался десяток деревенских домов-халуп в Тверской области и ещё пять – в Тульской, но бизнес с комнатами закончился, и дома эти больше не были нужны. Из всех своих домов Игорь видел только первый – в деревне Любодицы недалеко от Вятичей – тот дом, на котором его обманули посредники и который Игорь продал через некоторое время за те же деньги странноватому молодому человеку для регистрации, жить там было невозможно. Этот блаженный, по воле родителей или судьбы носивший имя Велемир Хлебников, по совету друзей, таких же странных, как и он сам, но и корыстных одновременно, продал в Москве свою комнату и с одним рюкзачком отправился бродить-бродяжничать по Святой Руси.

Тот домик, первый, был маленький, кособокий, квадратов[8 - Квадратов – квадратных метров.] в тридцать, бревенчатый. Игорю он напоминал курную избу из XVII- XVIII века. Соседи давно вытащили из него оконные рамы и сняли с петель единственную дверь. Эта хибара стояла на пустыре посреди давно заросшего сорняками огорода. За огородом под низким пасмурным небом до самого горизонта тянулись пустые, много лет не сеянные поля – рассказывали, что запустение началось ещё при Советах лет за двадцать до конца. Деревня похожа была на призрак – везде такие же хромые, почерневшие от времени дома, но в ней жили: кое-где на скамеечках сидели беззубые бабушки, во дворах чернели старые стога, изредка лаяли собаки и кудахтали куры, возле одного из домишек Игорь заметил прицеп.

Перед соседским домом, почти таким же кособоким, Игорь с посредниками встретили мужика навеселе. Одет он был очень странно: в резиновых сапогах, грязной фуфайке и в драной зимней шапке с опущенными ушами, хотя было сухо и стояла ранняя тёплая осень. В руках у мужика была коса.

– Трудимся? – спросил Алексей, местный бизнесмен-посредник. – Как живётся на новом месте?

– Да как. Марья приболела, слегла от палёнки. Иду травы накосить для коровы. А так ничего. Где водка, там и Родина, – мужичок осклабился, показав чёрные зубы.

– Мы им дом продавали, – сообщил другой посредник, Валера, любивший называть себя «средним классом». – Не им, конечно, людям, которые с ними работали. Алкаши из Москвы. В первопрестольной продали квартиру. Живут второй год. Мы им помогли купить корову, чтобы хоть было, чем запить.

– И много здесь таких? – спросил Игорь.

– Полдеревни, – засмеялся Алексей. – Так что вы поторопитесь. Последний дом остался. А так всё продали.

Самый первый дом Игорь купил по неведению за полторы тысячи долларов, но скоро освоился и стал покупать дома, минуя посредников, через глав администрации за двести-триста долларов, всегда заочно. Теперь же эти дома-развалюхи в заброшенных деревнях, где никто не жил, или оставались одни старики и алкоголики, стоили сущие копейки. Игорь не стал терять время на их продажу. Всё равно найти покупателей было нереально. Дома эти оформлены были на последних продавцов московских неприваток (у Игоря имелась доверенность на перепродажу в течение трёх лет), но бывшие продавцы государственных комнат даже не подозревали, что являются собственниками. А между тем… Игорь представил как завертится в какой-то момент неповоротливая бюрократическая машина и налоговые инспекторы, сами нищие, начнут разыскивать по всей России ничего не подозревающих бумажных хозяев домов-фантомов, чтобы получить копеечный налог на имущество – становилось смешно, это было похоже на «Мёртвые души». Дома, существующие только на бумаге, в которых невозможно жить и бумажная карусель вокруг них – вот и всё, что останется в память о его былой риэлторской деятельности.

В какой-то момент, пока он работал с комнатами, Игорь сообразил, что вовсе не обязательно покупать дома, трястись в автобусах, ночевать в убогих гостиницах, возить подарки главам администраций и тратить деньги на нотариусов, чтобы законным образом обойти закон. Достаточно подделать печати и можно продавать неприватки, не выезжая из Москвы. Он попробовал. Всё прошло отлично. Налаженная схема работала. Но Игорь слишком сильно нервничал. Он понял (не в первый раз), что разведчик из него бы не вышел. И через некоторое время решил не искушать судьбу. Доходы и так были хорошие.

6

Самое денежное время началось для риэлторов вместе с началом приватизации. К расселениям Игорь успел к самому концу – в девяносто втором и девяносто третьем он занимался совсем другим. В то время у него имелись немалые деньги: в течение нескольких месяцев, пока не напали рэкетиры. Квартиры стоили ещё недорого, а прибыли от расселений выходили огромные, но Игорь не сумел сориентироваться вовремя, а потом стало не до того…

В девяносто пятом, когда он впервые пришёл в «Инвестком», расселений ещё было много, но поток уже слабел, а прибыльность операций с недвижимостью стремительно падала (долларов, возможно, не становилось меньше, но доллары, как и рубли, пожирала инфляция), – он ещё вкусил от сладкого пирога, но только последние крохи. Основная прибыль доставалась «Инвесткому», а у Игоря к тому времени не осталось ни денег, ни команды, чтобы работать самостоятельно. Время оказалось упущено. Сливки с расселений сняли самые первые, кто открыл эту жилу. Среди них были «Инвестком», «Интероксидентл», «Миэль», «Московская центральная буржа недвижимости»[9 - Московская центральная буржа недвижимости (МЦБН) – одна из первых крупных компаний, занимавшихся недвижимостью. Первоначально: Московская центральная биржа недвижимости. Когда биржам было запрещено законодательством заниматься небиржевой деятельностью, переименована в «буржу».] и ещё несколько десятков фирм помельче, а также банки, бандиты, ссужавшие деньгами и выселявшие жильцов из Москвы, встречались и отдельные шустрые частники, но таких было очень немного, единицы. Капитализм нахраписто и нередко жестоко (совков из коммуналок очень часто обманывали) демонстрировал свою деловитость. Коммуналки, наследие развитого социализма, расселены были очень быстро. Москва менялась на глазах. Элитного строительства ещё не существовало. В бывшие коммуналки въезжали первые бизнесмены, бандиты, разбогатевшие мошенники и первые коррупционеры-чиновники. Параллельно с расселением шёл и другой бизнес – с неприватками. Здесь, конечно, масштабы были не те, требовались совсем другие деньги и занимались неприватками люди не столь крутые. Среди этих людей – не первым – утвердился и Игорь. К тому времени, когда он стал заниматься неприватизированными комнатами, все схемы были уже разработаны и опробованы, он сам очень мало чего изобрёл. Сейчас Игорь понимал: чудо, что он продержался на неприватках целых пять лет. На них Игорь заработал свои основные деньги. Однако чудо закончилось, нужно было искать что-то другое. Но что?

7

Возвращаться к прежней профессии врача смысла не имело. За девяностые Игорь забыл очень многое, а медицина, несмотря на разруху в стране, сильно ушла вперёд. После падения железного занавеса появились десятки импортных лекарств, о которых Игорь раньше никогда не слышал, импортное оборудование, новые методы – он отстал безнадёжно. Правда, почти так же, как Игорь, отстало множество врачей в поликлиниках, для них время словно не двигалось, но Игорь не мог и не хотел на них равняться. Пойти в поликлинику означало для него падение, крах; к этому он не был готов. К тому же Игорь не слишком любил медицину. Несколько лет в свое время работал с увлечением, но потом интерес угас, из медицины он ушёл легко и никогда потом не жалел. Так же легко, как забывал мимолётные романы и случайно встреченных женщин. У него в характере вообще не было свойства жалеть о прошлом, обычно он думал о будущем. Даже сейчас, когда стал немолод и будущего оставалось совсем немного. Игорь даже стал забывать, что является кандидатом медицинских наук. По крайней мере, он никому об этом не рассказывал. Да и что рассказывать: защита диссертации состоялась в совсем другой жизни…

О возвращении в науку Полтавский тоже не думал. Наука отстояла ещё дальше по времени. К тому же науки в России больше не существовало. Четверть века назад, когда Игорь работал мэнээсом, её тоже было не очень много, он оказался на обочине и сильно от этого страдал, его честолюбие было ущемлено. Он не умел, как другие, просто ходить на работу и получать деньги – хотелось яркой карьеры, открытий, славы. Когда Игорь вынужден был признаться себе, что из него, увы, не выйдет большой учёный, он ушёл и сразу почувствовал облегчение. Теперь же возвращаться было практически некуда. Произошла катастрофа, наука погибла окончательно вместе с прежней страной, но это была не его катастрофа. Игорь, напротив, бывало, радовался, что вовремя покинул корабль, – прежде, чем тот дал течь и разбился о рифы в девяностые годы. Учёные и врачи вместе с педагогами стали главными жертвами реформ. Иные из них, лучшие, отправились на Запад, кое-кто устроился в иностранные фирмы торговать оборудованием и медпрепаратами, остальные, большинство, бедствовали. Он, Игорь, никогда не пошёл бы работать за такие ничтожные деньги. Это было бы слишком унизительно. Да его бы и не взяли.

Оставалось устраиваться менеджером. Игорь считал себя хорошим организатором, энергичным, самодисциплинированным, очень толковым человеком; ему казалось, что он доказал это своей биографией. В газете Игорь нашёл несколько интересных, денежных предложений – так, по крайней мере, казалось – и разослал резюме. Но в ответ – молчание. Он не знал, читали ли его резюме. Возможно, не устроил возраст, возможно, что-то ещё. Гадать было бесполезно. Новорусский мир, создать который он когда-то стремился и к которому Игорь Полтавский когда-то принадлежал, повернулся к нему жестокой, безразличной своей стороной. Новое общество оказалось не лучше прежнего, советского: в мире чистогана никто никому не был нужен. Если вам больше тридцати пяти, на вас смотрели, как на отработанный материал. Больше Игорь не стал терять время, не стал снова рассылать резюме. Сам он позвонил только в одну фирму. Это была небольшая индийская компания на Пречистенке, торговавшая медикаментами. Индус-директор Санджаб Сингх пригласил Игоря на собеседование.

– Вот новые препараты, очень эффективные, – можно сказать, последнее слово фармацевтической науки, – говорил Санджаб Сингх, – вот статьи о них. Для начала переведите эти статьи. Подумайте, как лучше организовать распространение препаратов в России.

С виду это было серьёзное предложение, именно то, чего хотел Игорь. Он почувствовал воодушевление. Индус-директор, молодой, смуглолицый, почти годившийся Игорю в сыновья, вызывал огромную симпатию. Едва вернувшись домой, Игорь принялся за перевод, ему действительно стало интересно. К удивлению, старые навыки сохранились. Он переводил легко, с воодушевлением, поднял энциклопедию, пошёл в Ленинку, как раньше называлась РГБ, чтобы разобраться в механизме действия новых препаратов и почитать отзывы, наметил, где можно провести конференцию, каких пригласить специалистов, продумал, как выйти на региональные минздравы, как организовать систему распространения.

Игорь, видно, всё-таки соскучился по науке, пожалуй, это было его дело, оно увлекло его не меньше, чем в своё время неприватизированные комнаты или финансовая компания. По своей природе Полтавский, видимо, был не столько учёный, сколько популяризатор и менеджер. За несколько дней он подготовил доклад и был уверен, что доклад его блестящий и что он произведёт немалое впечатление на Санджаба Сингха. Скорее всего так оно и произошло. Индус, слушая Игоря, причмокивал языком и всё время кивал, не перебивая. Когда Игорь закончил, он сказал с видимым уважением:

– Очень впечатляющий план. Пожалуй, так и надо. Я чувствую, вы могли бы развернуться… – Санджаб Сингх помолчал и добавил не совсем понятно. – Я не могу вас использовать как этих женщин, что ходят по поликлиникам, хотя все они врачи (женщин, очень деловых с виду, Игорь заметил в коридоре перед кабинетом директора и даже слегка позавидовал им, потому что в объявлении написано было про высокооплачиваемую работу). Для вас нужно действительно что-то более серьёзное. Позвоните мне через неделю.

Игорь вышел в приподнятом настроении. У входа стояли две женщины с сигаретами в руках. Это были те самые, которых он видел в коридоре перед кабинетом директора, но теперь они не казались такими деловитыми, скорее усталыми.

– Простите, вы здесь работаете? – спросил Игорь. Интересно было хоть что-то узнать о фирме.

– А вы хотите устроиться? – вопросом на вопрос ответила одна из них, красивая, высокая, со слегка вздёрнутым носиком, которая ещё в коридоре понравилась Игорю. Теперь он разглядел, что у неё были красные руки и лёгкие морщинки у глаз.

– Да, хочу, – подтвердил Игорь. – Как вам работается?

– Можно сказать, неплохо. А разве есть выбор? – красавица снова отвечала вопросом на вопрос. – Вы знаете, как платят врачам? У меня двое детей, муж тоже врач. Только он фанат своего дела, готов работать бесплатно. А я бегаю.

– Здесь хорошо платят? – спросил Игорь.

– Везде хорошо, где нас нет, – сказала женщина, затягиваясь дымом, – конечно, лучше, чем в поликлинике. Долларов пятьсот. Если очень постараться, бывает до тысячи, но редко.

– А я из Мари-Эл, – сказала вторая, с раскосыми глазами и смуглым лицом слегка увядшей восточной красавицы. – У нас вообще почти не платили зарплату. По нескольку месяцев. А в Москве, сами знаете, везде нужна регистрация. Вот и бегаю. И не одна я такая. У нас в республике много врачей разбежалось…

«Вроде не очень хорошо», – подумал Игорь, но не стал на этом зацикливаться. Индус-директор ставил его выше этих женщин, у него совсем другой полёт, он не станет бегать по поликлиникам, постарается завести связи в министерстве, в областях, фирма будет процветать – и он тоже. Игорь был так добро настроен, что даже решил про себя при случае помочь восточной красавице с московской регистрацией.

Как и договорились с Санджабом Сингхом, Игорь позвонил через неделю. Трубку снял охранник.

– Фирма съехала, – сообщил он.

Игорь понял: придётся остаться риэлтором.

8

Так и случилось, что Игорь оказался в только организованном Перовском отделении «Инвесткома». Если точно, «Корпорации «Инвестком-недвижимость». Недавний знакомый Полтавского, бывший частный предприниматель-риэлтор Лёня Трегубов, устроился там зав. отделом и пригласил Игоря к себе. Особого выбора не было и оттого Игорь Полтавский решил попытать счастья. «Инвестком» – не самый худший вариант. По крайней мере, реклама всегда на первой странице. И ещё: в других фирмах риэлторов называют агентами, а в «Инвесткоме» – экспертами. Вроде мелочь, практического значения это не имело никакого, однако приятно. Игорь знал, что глупо, но разве волен человек над своим мелким тщеславием? Тем более недавний директор.

Лёня Трегубов совсем недавно был Игорю подельником-конкурентом и товарищем, то ли по несчастью, то ли по афере. Они оба, Лёня как частный предприниматель, а Игорь от своего «Мегаполиса», заключили посреднический договор со строительной фирмой «Стройдекор-М», не то, чтобы однодневкой, но какой-то очень уж невнушительной фирмочкой.

Фирма эта, «Стройдекор М», занимала пару грязноватых комнат с цементным полом и ободранной мебелью, с картиной Матроны московской и дешёвыми иконами на стенах в хозяйственном блоке Московского областного научно-исследовательского клинического института (МОНИКИ). Кроме гендиректора Людмилы Яковлевны Мищенко, с виду простоватой и никак не тянувшей на гендиректора солидной строительной фирмы, в этих двух комнатах находились ещё бухгалтер, солидного вида крупная женщина с распятием на шее (она всегда сидела молча и слушала или читала Евангелие; ни компьютера, ни одной бумаги, ни даже, похоже, собственного стола у неё не было), и странного вида бородатый мужчина в скуфейке. Иногда возле него лежал добродушный пёс.

Стол самой Людмилы Яковлевны, в отличие от главного бухгалтера, всегда был завален бумагами, договорами, разными планами и духовными книгами, но всё это находилось в таком беспорядке, что ничего найти там было совершенно невозможно.

Квартир, которые по договору требовалось продавать, пока не существовало в природе, их только предстояло построить в результате перепланировки общежития в Солнцево. Имелся лишь договор, подписанный Мищенко с Институтом и завизированный сразу тремя областными министрами – строительства, имущественных отношений и здравоохранения – о выселении и реконструкции институтского общежития. Между тем, дело представлялось исключительно заманчивым: Мищенко продавала будущие квартиры баснословно дёшево, на посредничестве можно было здорово поживиться. Игорь сначала сомневался: подписи подписями и печати печатями, но к Мищенко доверия у него не возникло никакого, всё вроде правдоподобно и вместе с тем похоже на аферу, многие нужные бумаги отсутствовали, но устоять перед соблазном он не смог – никто бы не устоял, потому что светили очень хорошие деньги, а он ни за что не отвечал. В задачу «Мегаполиса» входило всего лишь найти покупателей и привести к Мищенко.

Квартиры, естественно, продали очень быстро – покупатели все видели, догадывались (в отличие от Игоря все они ездили на объект и разговаривали с жильцами), но от дешевого сыра потеряли головы. «Мегаполис» нашёл десять покупателей и Лёня Трегубов ещё четырёх, как оказалось, самых скандальных (они бегали потом за Игорем, хотя именно перед ними у «Мегаполиса» не было никаких обязательств). Словом, «Мегаполис», то есть Игорь Полтавский, гендиректор и частный предприниматель Трегубов законнейшим образом получили свои деньги. И вот тут, едва только получили деньги, грянул давно ожидаемый Полтавским скандал. Дирекция МОНИКИ и министерства, дав добро на продажу квартир и даже гарантии кому-то из покупателей, – Мищенко с ними сильно была аффилирована: все подряды в МОНИКИ вопреки закону без конкурса отдавали ей – и пальцем не пошевелили, чтобы переселить своих же сотрудников, так что реконструкция сразу застопорилась. Мищенко, правда, пыталась копошиться: через пень колоду начала работы, не получив ни одного разрешения, что-то вроде самостроя, говорили – вкривь и вкось, рабочие были пьяные, но до последнего все надеялись, что дело каким-то чудом сдвинется с места. В МОНИКИ обещали, вроде вели переговоры, только с кем, совершенно неизвестно. Жильцы же в это время писали письма-жалобы: то требовали оставить их в покое, то предоставить квартиры, обещанные лет десять-пятнадцать назад. Приходили комиссии, что-то обсуждали, шла обычная в таких случаях деловитая суета. По слухам, состоялось и ещё заседание, тайное: замминистра строительства предлагал квартиры не выделять, все оставить, как есть, а инвесторов послать к чёрту – знали, мол, что шли на халяву. Как говорил Лёня, опыт кидалова у подмосковных чиновников имелся немалый, не только даже против мелких инвесторов. В свое время сломали и обанкротили «Гуту», главного кредитора области, которому задолжали миллионы долларов[10 - «Гута» – «Гута-банк». При губернаторе А. Тяжлове Московская область получила у «Гута-банка» кредитов на сумму в 40 млн. долларов. К моменту избрания губернатором Б. Громова в 2000 году требовалось возвращать кредиты; область находилась под угрозой банкротства. С целью не возвращать кредиты были организованы милицейские проверки банка, арестованы документы и ценные бумаги, выяснялись источники доходов руководства банка в прошлом. В результате силовых действий руководству банка пришлось спасаться за границей, «Гута-банк» был обанкрочен, но Московской области удалось не возвращать кредиты.]. В общем, рядили и решали, а дело с места не двигалось. Позднее Игорь догадался, что это такая чиновничья тактика – тянуть дело до края, писать бумаги, чтобы ничего не решать по существу и со временем утопить.

Покупатели квартир приходили к Полтавскому и требовали назад свои кровные, не идти же им к Лёне, его ищи-свищи, но деньги находились у Мищенко, а она стала малодоступна. Неизвестно, чем бы всё закончилось, но вдруг решилось сразу – Людмила Яковлевна погибла в автокатастрофе, пьяный водитель КАМАЗа наехал на её «Жигули». Стало ясно: ничего не будет. Мищенко не приходовала деньги, счёт «Стройдекора М» оказался пуст. Бухгалтер, что с распятием на шее, сдававшая фальшивый баланс, уехала или скрылась в Смоленскую область, а у престарелого замдиректора «МОНИКИ» случился инсульт. Отвечать стало некому.

В начале девяностых, когда Игорь Полтавский организовал финансовую компанию, её удалось закрыть тихо. Он так никогда и не узнал, происходили ли какие-то волненья. Он опасался за свою жизнь и вынужден был прятаться от бандитов. Тогда он завис над пропастью – между рэкетирами и милицией. Вкладчики, вероятно, роптали и жаловались, быть может, писали письма в прокуратуру, но его никто не нашёл, а он он был так напуган, что и близко не приближался к Госкомстату, где раньше находилась его кридитная контора. Потом он сам много раз становился вкладчиком и инвестором, не раз и не два терял свои деньги, видел, как протекают банкротства, как собираются толпы и требуют кровные. Не слишком приятное зрелище, особенно когда не можешь спрятаться за строем охраны.

На сей раз Игорь не на шутку испугался инвесторов. Он, вроде, не сильно виноват, но всё равно, бегать станут за ним…