Время не властно

– Я… Да. Наверное, вы правы, – тихо отозвалась я.

Это была поистине отличная идея! Домой, только домой, у меня не хватило бы нервов и сил, чтобы досидеть учебный день до конца.

– Я провожу её до дома, чтобы вдруг чего по пути не случилось, – вызвалась Шарлин.

Мадам Ла Монтанье покачала головой, и темные короткие кудри мягко прокатились по плечам ее дорогого пиджака.

– Ни в коем случае, Шарлин. Тебе лучше отправиться на занятие. Анаис, я вызову твою маму и доверю тебя только ей.

У меня отвисла челюсть. Только не маму! Она сейчас на работе, её не стоит отрывать от дел, потому что ей обязательно вычтут из зарплаты часы, которые она пропустила. Мама и так старается делать все, чтобы у нас было достаточно средств на оплату обучения в этом элитном лицее. Совсем не хочется становиться для неё ещё большей обузой.

– Ладно, – неохотно протянула Шарли. – Анаис, удачи тебе.

Она обняла меня и чуть тише добавила:

– Напиши мне, как приедешь домой.

– Хорошо, – отозвалась я.

Шарлин попрощалась с мадам Ла Монтанье и отправилась в лицей.

Я присела на скамейку и попыталась унять дрожь. Того и глядишь – закашляю и все же умру на школьном дворе. Однако меня продолжало трясти. В носу до сих пор стоял аромат роз, в ушах звенел жизнерадостный и беззаботный смех девочек, а перед глазами застыла картинка лета. Мысленно я ещё находилась в том благоухающем саду, хотя и пыталась внушить себе, что все уже позади. Это нормальный мир: вон серое, как сталь, небо, голые кустарники и разбросанные по дорогам лужи – что тебе ещё надо, глупая моя голова? Но наваждение не желало отпускать, превратившись в заевшую кинопленку.

Директриса достала свой айфон последней модели и попросила продиктовать номер мамы, что немного отвлекло меня от беспокойных мыслей. Сказав комбинацию из цифр, я откинулась на спинку скамейки.

Мадам Ла Монтанье отошла в сторону, как будто собиралась секретничать с моей мамой. Я хотела сконцентрироваться на том, что она говорила, чтобы как-то развеять проклятое наваждение, но не смогла ничего расслышать.

Закончив разговор, директриса вернулась ко мне:

– Твоя мама приедет через двадцать минут, можешь подождать ее либо здесь, либо в здании.

– Здесь, – ответила я, потому что на свежем воздухе было гораздо приятнее.

Мадам Ла Монтанье осталась со мной, опасаясь повторения приступа. Я тоже этого боялась, поэтому возражать не стала, иначе кто мне поможет, если я вдруг начну умирать?..

От невеселых мыслей снова появилась тревога, а потому я стала считать про себя.

Раз, два, три… – вместе с тем я делала дыхательную гимнастку, которая всегда успокаивала.

Мама приехала даже быстрее, чем через двадцать минут. Ворота во двор отворились, пропуская такси. Мама открыла дверь машины, когда водитель еще даже не затормозил, и понеслась ко мне. Её рыжеватые длинные волосы, уложенные упругими кудрями, подпрыгивали в такт шагам. Она была в униформе официантки: видимо, так торопилась ко мне, что решила не переодеваться. Поверх было накинуто лишь пальто кремового цвета. Я опять почувствовала укол вины из-за того, что заставила маму сорваться, ведь она работает официанткой в дорогом ресторане. Хозяину, этому раздутому индюку, ничего не будет стоить, как уволить её и нанять нового человека на побегушках, а для нашей семьи это станет большим ударом, потому что зарплата и чаевые там все-таки хорошие.

Мама схватила меня за плечи и испуганно осмотрела с ног до головы. Поняв, что я в относительном порядке, она немного успокоилась.

– Теперь со спокойной душой передаю ребенка вам, – заключила мадам Ла Монтанье и, попрощавшись, оставила нас.

Мама больше не сдерживалась и набросилась на меня с объятиями.

– Анаис, все в порядке? Я, наверное, должна была сразу догадаться, в чем причина проблем с твоим дыханием. Я подозревала это, но до последнего надеялась, что это не так, – как-то обреченно проговорила она.

– Ты о чем? – не поняла я.

– Я объясню позже, а сейчас нам нужно скорее попасть домой.

Мама повела меня к такси, мотор которого урчал на весь двор, нарушая эту холодную осеннюю тишину.

Глава 3. Не астма

Мама буквально тащила меня в гостиную, волоча за собой, словно мешок картошки. Я не понимала, что с ней такое и почему известие об очередном приступе астмы ее так встревожило. Мы прошли в комнату, в которой преобладали молочные и шоколадные цвета, и присели на старинную софу, обтянутую тканью с вышитыми на ней золотыми ангелочками и завитушками.

В нашем доме много раритетной мебели, которая досталась от предков, проживавших тут на протяжении нескольких столетий. В vieux Paris[1]сохранились старинные здания, вроде нашего особняка. Он построен в XVI— XVII веках в районе Сен-Жермен, где раньше проживала парижская аристократия. Предыдущие поколения нашей семьи как раз обладали какими-то титулами. Формально этот особняк принадлежит не нам с мамой, а сестре моего отца, то есть моей тёте, которая не выгнала нас и буквально приютила после папиной смерти.

Папа умер, когда мне было три года – я была настолько маленькой, что в голове не отложилось никаких воспоминаний о нем. Папину внешность я знаю лишь по многочисленным фотографиям, которые висят, обрамленные золотыми рамами, на стенах в некоторых комнатах и коридорах. А он был настоящим красавчиком, вполне понимаю маму! Смотря на фотографии, я всегда замечала, что унаследовала папины янтарные глаза и бледную кожу. Говорят, что дочери больше похожи на отцов, чем на матерей, и это точно мой случай – с мамой у нас почти нет общих черт. Разве что волосы похожего оттенка (русые, с медным отливом), да и то она крашеная, а родной ее цвет – пшеничный блонд. То, что я родилась почти рыжей, всегда было странным фактом в нашей семье, но мама говорила, что ничего удивительного – ее бабушка, то есть моя прабабушка, пусть она покоится с миром, была обладательницей огненного цвета волос, так что я, видно, пошла в нее.

Причина смерти папы так и не установлена, хотя прошло уже почти четырнадцать лет. Точнее, даже неизвестно, действительно ли он умер. Полиция, занимавшаяся его поисками, через какое-то время признала его мертвым и закрыла дело. Мама не особо охотно рассказывала о папе, когда я пыталась что-то разузнать, предпочитала отвечать какими-то мутными и непонятными фразами. Наверное, ей было тяжело вспоминать об этом и открывать старые раны в своем сердце. В общем, папина жизнь для меня была окутана ореолом тайны, думая о нем, я довольствовалась лишь старыми фотографиями и собственным воображением. Так или иначе, его тело не нашли, у него нет могилы, к которой можно прийти скорбеть, а значит, я могу верить, что он жив – возможно, потерял память, застрял в какой-нибудь глуши и даже не подозревает, что у него есть особняк в центре Парижа, пусть запущенный и наполовину разрушенный, зато в нем его ждут жена, дочь и сестра. Всякое может быть, ведь жизнь очень жестока и непредсказуема, а порой придумывает сюжеты, которые не придут в голову самому таланливому писателю или сценаристу!

– Анаис, ma chеrie[2], расскажи, что произошло в школе? Только скажи правду, я очень тебя прошу, – взволнованно начала мама, взяв мою руку в свою тёплую ладонь.

– У меня начался сильный приступ астмы, – ответила я, подняв на неё, как мне показалось, затравленный взгляд.

Ей ответ не показался исчерпывающим. Она смотрела, ожидая продолжения, но мой язык будто прирос к нёбу.

Я редко утаивала что-то от мамы, но тот ли это случай, чтобы откровенничать? Может, она подумает, что я все придумала или, ещё хуже, сошла с ума?

– Анаис? – Окликнула мама, вырвав меня из размышлений.

– Мам, что не так с моей астмой? О чем ты говорила в лицее?

– Скажи, что случилось во время приступа, тогда я постараюсь тебе все объяснить, – сдержанно ответила она.

Прозвучало так, будто ей было что-то известно. Будто она уже знала, что у меня случился не обычный приступ, а приступ с исчезновением. Но откуда? Может, мадам Ла Монтанье все видела и потому отошла в сторону, чтобы посекретничать с мамой? Вряд ли. Тогда директриса вела бы себя иначе и не стала угрожать нам с Шарлин неприятностями. Значит, мамины подозрения берут начало где-то в ином месте…

– Даже не знаю, как сказать… – промямлила я. – Кажется, мне что-то померещилось. Это было странно. Я до сих пор не уверена в том, что видела.

– А что именно ты видела?

– Я будто очутилась в другом измерении, где все было почти таким же, как у нас в лицее, но в то же время немного другим.

– Будто не из нашей эпохи? – напряженно подсказала мама.

– Да, наверное, – ответила я с неуверенностью, вспоминая одежду девочек. Их платья мне показались странными – возможно потому, что они были старомодными? Во всяком случае, сейчас молодежь так точно не одевается!

Глаза мамы распахнулись от удивления, она нервно провела ладонями по лицу и выдохнула. У меня возникло чувство, что она понимает, о чем я говорю.

– Мам, ты что-то об этом знаешь? Я ведь не сошла с ума? Может, мне просто привиделось от нехватки воздуха?

От какой ещё нехватки воздуха?! – тут же спросила я себя. – Шарлин, по-твоему, тоже привиделось от нехватки воздуха?! Мы же уже решили, что это было на самом деле.

Ну, может, это была массовая галлюцинация? – попыталась я оправдаться.