И, действительно, через несколько секунд я ощутила, как лёгкие пронзила острая боль, из-за которой мне стало трудно дышать.
А потом – мгновение – и все сменилось легкостью; чувство реальности испарилось, будто меня выбросило из мира. Перед глазами все расплылось, разом обрушилась тьма. Я поднесла ко рту ингалятор, но внезапно потеряла опору и шлепнулась мягким местом об асфальт – скамья подо мной магическим образом исчезла. Но это ведь не школа чародейства и волшебства! От испуга и неожиданности я вскрикнула и тут же подскочила. Нет, конечно, это не волшебство, просто кто-то решил меня разыграть и отодвинул скамью. Сейчас я заеду по челюсти этому горе-шутнику!
Я заозиралась по сторонам в поисках того, кто это сделал, но ни скамьи, ни людей поблизости не оказалось.
Куда все подевалось?
Через пару секунд до меня дошло, что и Шарлин пропала. Она стояла рядом с белым вазоном, однако сейчас это место пустовало, да и никакого вазона там не было.
В голове ничего не укладывалось. Что за чертовщина?
Меня охватила паника. Все, что ещё мгновение назад меня окружало, будто провалилось сквозь землю. Остался только лицей, но и он выглядел абсолютно иначе: безлюдный и какой-то потертый, растрескавшийся.
Я решила выйти во двор. Наш сад хоть был невелик и скромен, но считался одним из самых милых и уютных мест в округе. Он был обнесён с четырёх сторон стенами здания, словно заключен внутри огромного каменного тела, благодаря чему возникла ассоциация, что сад – это сердце лицея. В здании всегда царит холодная, пропитанная временем атмосфера, которая заставляет приуныть, поэтому когда попадешь во двор, то будто просыпаешься после долгого сна, ведь там светло, красиво и живо.
Осенью, однако, бывает мрачно, ведь кустарники сбрасывают свои наряды. Выходя в сад, я ожидала увидеть голые ветки, но то, что предстало моим глазам, вогнало в настоящую панику.
Сад утопал в зелени и благоухающих розах. Небо внезапно стало безоблачным, а солнце по-летнему запекло. От хмурой дождливой погоды не осталось ни следа. Я, конечно, всегда любила наш прекрасный цветущий сад, но меня совсем не радовало, что он стал таким за одно мгновение.
Сейчас осень, такого просто не может быть!
В этот момент я, наверное, походила на выброшенную на берег рыбу, которая только и могла, что бестолково глядеть огромными глазищами да разевать рот.
Внезапно раздался звонкий детский смех, и из-за угла, держась за руки и распугивая пташек, выбежали две девочки лет двенадцати на вид. Они были одеты в черные платьица, а в их косичках красовались белые атласные ленты.
Бестолковая рыба – то бишь я – вышла из оцепенения и на ватных ногах поплелась назад к месту, где стояла скамья. Что-то в этих девочках показалось мне странным, и инстинкт самосохранения твердил, что они не должны меня видеть.
Я прислонилась спиной к стене, стараясь привести в порядок мысли. Наверное, от нехватки воздуха я упала в обморок, и все это лишь радужный сон. Вполне возможно!
Грудную клетку неожиданно пронзила боль, что заставило меня тихо простонать. Все повторялось – в глазах завертелось и помутнело, а тело стало невесомым. Через мгновение я потеряла равновесие. В попытке удержаться я за что-то схватилась. Послышался чей-то визг, и я поняла, что, падая, утащила кого-то за собой.
[1] Персонаж книг Джоан Роулинг из цикла «Гарри Поттер»
[2] Qu’ils mangent de la brioche – Пусть едят бриоши (фр.). Фраза, которая приписывается Марии-Антуанетте, как символ не понимания монархами проблем обычных людей.
[3] «Мария-Антуанетта», 2006 – фильм Софии Копполы.
Глава 2. Это был параллельный мир?
Холодная боль пробежалась от копчика до шеи, словно пересчитывая позвонки. Рядом со мной валялась Шарлин, которую я ненароком уронила. На ее лице застыло потрясённое выражение, какого я у неё никогда прежде не видела.
С кряхтением, которому могла бы позавидовать самая древняя из старух, я встала на ноги и помогла подняться подруге.
– Как… Как ты это сделала? – заикаясь, спросила Шарлин.
Я не знала, что на это ответить. Хотела бы знать, что вообще сделала и было ли это на самом деле.
– Ч-что?.. – начала я; при этом у меня дрожал не только голос, но и коленки. – Что произошло?
– Ты сидела на скамейке, а потом пуф – и исчезла. Остался только золотой туман, который развеялся через секунду. А сейчас снова оказалась тут и сбила меня с ног! Что все это значит, Анаис?! Что это было?! – едва ли не кричала она.
От страха у меня скрутило живот. Шарлин редко повышала голос и всегда была спокойным и уравновешенным человеком (в отличие от меня), поэтому ее непривычная реакция просто не могла не пугать.
Это был не радужный сон. Все случилось на самом деле.
Хотелось перенестись в реальность более волшебную, чем та, что предложена нам судьбой?! – вспомнила я.
Бойтесь своих желаний!
Я почувствовала, как земля идёт из-под ног, поэтому облокотилась о стену, а иначе еще чуть-чуть – и хлопнулась бы в обморок, как в исторических романах падают девицы в корсетах.
– Ты телепортировалась? – спросила Шарли. Голос ее по-прежнему был истеричным.
– Нет… Не знаю… Это был наш лицей, только там все утопало в розах и светило яркое солнце. А ещё там были две маленькие девочки, от которых я решила спрятаться.
– Где это «там»?
– Не знаю, может, в параллельном мире.
– В параллельном мире?
– Я не знаю! Это был наш лицей, наш двор, только летом. А девочки были явно не нашими ученицами и вообще выглядели как-то странно!
Наша дискуссия неожиданно прервалась цоканьем каблуков. Мы быстро среагировали и спрятались за широкую колонну. Обычно с утра двор пустует, потому что ученики и учителя сидят на уроках, а персонал, вроде садовников или уборщиков, выходит на работу ближе ко второй половине дня.
Я взглянула на время и поняла, что мы опоздали на английский. Если обладатель цокающих каблуков нас поймает, то наверняка накажет за прогул!
С посещаемостью дела обстояли серьезно, потому что мы учились в престижном лицее, в который простым смертным путь заказан. По крайней мере, так говорила директриса. Она постоянно убеждала нас на общих собраниях, что мы элита, высшее общество и должны быть во всем идеальны. По-видимому, такой заскок только у директрисы, потому что учителя к нашим промахам относились лояльно. Обычно никто из них не жаловался директрисе на наши опоздания или поведение. Взять хоть мадам Дюпре: у неё было много шансов от меня избавиться, но ни одним из них она не воспользовалась. Впрочем, дело тут, наверное, в другом. Она просто получала удовольствие от нашей войны, а если меня исключат, то она вряд ли отыщет – как бы нескромно это ни прозвучало – такого же достойного и остроумного противника.
Каблуки затихли напротив нашего укрытия. Внезапно стало тихо, как в могиле, и мне показалось, что никаких каблуков на самом деле не было. Только я собиралась расслабиться, как раздался грозный голос, принадлежавший – кто бы сомневался – директрисе лицея. Как всегда, мне несказанно «везло». Надо же так глупо попасться! И что она забыла во дворе с утра пораньше?!
– Шарлин де Верли и Анаис Арно, у вас большие неприятности!
Я раздосадовано вздохнула. Нам ничего не оставалось, как выйти из-за колонны и предстать перед презрительным и разочарованным взглядом мадам Ла Монтанье.
Мадам Ла Монтанье, хоть сноб, «элита» и довольно строгая женщина, но не плохая и в общем-то справедливая. Говорят, она потомок какого-то знаменитого дворянина, который жил в XVII или XVIII веке. Она продолжает этот род и гордо носит свою фамилию. Даже все ее дети Ла Монтанье, а не Брюлло, как зовется их отец. Возможно, именно принадлежность к древнему роду сделала ее такой снобкой.
– Кто дал вам право пропускать занятия?! – грозно вопросила она.
Я смотрела на свои туфли, стразы на которых переливались всеми цветами радуги, и ничего не говорила. Одно дело язвить с мадам Дюпре и совсем другое с директрисой! Ещё чуть-чуть – и я бы сгорела заживо от того, как она на нас смотрела. Наблюдать за туфлями было куда приятнее, чем за выражением её лица.
– Мадам Ла Монтанье, извините нас, пожалуйста. Анаис стало плохо, потому что у нее начался приступ астмы, и я помогла ей выйти на улицу. Она чуть в обморок не упала от нехватки воздуха! – не растерялась Шарлин, взяв ситуацию под свой контроль.
Я поняла, что наказание просто невозможно, ведь не будут же ругать больного ребенка.
Это придало мне уверенности. Я подняла глаза на директрису и с удивлением обнаружила, что ее взгляд смягчился.
– Анаис, как ты себя чувствуешь? Может, тебе стоит поехать домой? – непривычно заботливо спросила она.