Вкус жизни

«А что ты сделал, чтобы понравиться этой девушке? Как ты доказываешь, что заслуживаешь ее внимания и уважения?» – спросила я. А ему и сказать нечего. Трижды я с ним беседовала. Никак он не хотел понять, что от его упорства и силы воли зависит его судьба. Все жалел себя. Я не выдержала плача, без обиняков по пунктам расписала все его недостатки, объяснила, что надо делать для их устранения, и попросила не приходить ко мне, пока не сдвинет дело своего самовоспитания с мертвой точки. Теперь вот жду его следующего визита с результатами выполнения первого пункта.

Инна посмотрела на Аню так, словно впервые заметила в ней что-то заслуживающее ее внимания, и подумала: «Она – точно открытая книга, а все же с многоточиями».

– Богатому легко быть добрым. Его помощь не равна помощи человека среднего класса. Богатые сначала обдирают каждого своего рабочего как липку, недоплачивая за его работу, накапливают миллионы, а потом с помпой кому-то немного «отстегивают» для усиления своего имиджа «защитников народа», маски которых изо всех сил пытаются напялить на себя, чтобы попасть во власть и еще увереннее грабить народ, именем своим и авторитетом вводя его в заблуждение. Не достучишься, не докричишься до них, – брезгливо роняет Лиля. – На копейку сделают, а на сто рублей себя похвалят. Наелись их помощи до отвала… раз в год по заказу, чтобы потрафить избирателям перед выборами. Думают, можно всех нас с потрохами купить своими подачками. Накалывайте легковерных… – вибрирующим от напряжения голосом, исполненным горечи, добавила она.

– Ах, какие мы гневливые! – рассмеялась Инна. Но слушала Лилю с каким-то голодным интересом.

– Не все, Лиличка, такие… – продолжила Аня. –Ну так слушайте дальше. Многие детдомовцы не верят мне, когда я рассказываю, что домашние дети часто донашивают вещи, перешитые от старших братьев и сестер, что они работают с родителями на огороде или где-нибудь подрабатывают и что не у всех на обед каждый день есть кусок мяса. У них бытует мнение, что все домашние дети благоденствуют. Им воображение рисует рай. Их невозможно переубедить. В моем детстве детдомовские дети хотели от взрослого добрых слов – моральной поддержки, современные – только денег. А я им толкую о том, чтобы копили в сердце радость, чтобы собирали ее по малым крупинкам. Но их тоже испортил наш незрелый капитализм. Сейчас их в детдомах балуют, а потом они столкнутся с реалиями, и их одиночество будет обусловлено не только сиротством, но и бедностью. Незавидное будущее ожидает этих детей, не многим удастся стать достойной частью нового поколения. Ну, если только повезет еще маленькими попасть в хорошую семью.

– Детдомовцам, которые поступают в институты, государство неплохо помогает. – Это Алла осторожно попыталась прервать Аню.

– Но таких единицы. А что дети читают? Разве что Гарри Поттера, который еще дальше уводит их от действительности в мир фантазий.

Лена встрепенулась:

– Увидела я у своей студентки книжку о Гарри Поттере, удивилась. «Ты хоть понимаешь, что в двадцать лет любовь к подобного рода литературе – инфантилизм? Чувствуешь себя десятилетней? Не боишься деградации личности? Такое чтиво не готовит к жизни. Я в твои годы Сенеку читала».

А Лиля все о своем.

– Вот бы сейчас некоторых гламурных особ лишить денег, квартиры, связей, поддержки и выпустить в любой город с маленькой суммой для питания на один месяц, и пусть бы попробовали сами учиться, выстраивать карьеру, как делали это многие из нас. Может, тогда хоть чуть-чуть поняли бы проблемы брошенных детей и не рекламировали с телеэкрана всякую ахинею. – Она раздраженно фыркнула и обернулась к Ане, чтобы дослушать ее рассказ.

– …Я в церковь обращалась за помощью, «мол, отцы не понимают ответственности за своих детей. У нас принято во всем мать корить, мол, от ребенка отказалась. А что отцы детей бросают еще до рождения, никто не вспоминает. С них у нас никто не спрашивает. Заморочат голову, наобещают глупым девчонкам золотые горы, попользуются и бросят. Герои! Каковы глубинные течения их душ? Поражает духовная бездна таких мужчин. И среди них есть женатые, те, которые имеют детей, рожденных в браке… Пора поднимать вопрос отцовства на государственный уровень. И вы со своей стороны могли бы… Ведь без хороших отцов мальчики не могут получить достоверные знания жизни со всеми ее теневыми сторонами, что помогло бы им закалить волю. Да и девочки без надежного мужского плеча не становятся полноценными женщинами».

– Глядишь ты, какая продвинутая! А премьеру не писала? – вкрадчиво улыбнулась Инна, продолжая заводить Аню. – Хотя куда тебе с твоей наполовину тоскливой, наполовину пугливой застенчивостью.

Но Аня словно не почувствовала укола.

– Но церковь, оказывается, требует не презирать, не осуждать отцов, бросивших своих детей. Получается, что она лгать ребенка перед самим собой заставляет? Мол, прощаю тебя, папочка, за то, что ты сволочь. Разве это по совести – потакать безответственности и жестокости? Или теперь и совесть другая? Священник утверждал, что осуждать плохого отца – значит развращать свою душу. Выходит, уважать надо любого отца, даже подлеца и преступника. От слов священника я сначала еле пришла в себя, а потом так неистово разошлась, что один только сумбур в моей голове остался от нашей встречи… И это истинно широкий русский человек? Это воспитатель? Это ему должны руки целовать мои подопечные девчонки и мальчишки?! Иногда хочется в угрюмом ожесточении кулаками дубасить по твердокаменным лбам таких святош!

– Что ты видишь тут странного? Религия тоже принадлежит исключительно мужчинам, поэтому не волнуют священников проблемы женщин и детей. А когда-то Богоматерь была в чести…

– Церковь призывает к терпению и прощению, а у ее служителей не кротость, а черствость. Красивые слова ради приличия говорят, им это выгодно или так положено по сану? Самодовольные лицемерные фарисеи. И все-то у них задом наперед… Ребенок, осуждающий отвратительное поведение отца, – плохой, а сломавший его душу папаша – бедный несчастный, и его надо простить и пожалеть. Такие понятия детям навязываются? Украл деньги – иди в тюрьму. С этим никто не спорит. А украл у своего ребенка детство, веру в людей, в любовь, наконец, жизнь сломал – и ничего! Бог простит… Довольно-таки гнусный аргумент в защиту слабого, прости Господи… От безысходности и я теряю в себе много чего важного, роняю себя…

– Не лезь в бутылку. Подлец, он и в церкви подлец. Плохие и безразличные люди встречаются во всех слоях любого общества, – как могла, смягчила Лиля Анину обиду.

– Это твоя трагическая правда о бессмыслии веры?.. Вот так всегда: поднимаешься до горных вершин ощущений своих возможностей, а тебя раз – и вниз, в пропасть… В душе образуются психологические депрессивные ямы. И попробуй из них выкарабкаться. Тут жизнестойкость нужна. И время иногда бывает сильнее тебя… Так говоришь, схлестнулись не на жизнь, а на смерть…

Меня не одурачишь. В церкви служат мужчины. Им выгодно принижать женщин, винить их во всех бедах и грехах. Поэтому и не допускают женщин к служению в храмах. Боятся, что наведут там порядок. Ева, если верить Библии, может быть, и соблазняла Адама. Так зачем же он, такой сильный, умный и Богом одухотворенный, поддался той, которая будто бы создана из его ребра? – рассмеялась Инна.

– Видно, вера, религия и церковь – совсем не одно и то же, – произнесла Аня очень тихо, словно долго не решалась высказать наболевшее.

У Лены даже мурашки побежали по спине от этого угасающего страдальческого голоса. Ей подумалось: «Не представляю нашу тихоню зло кричащей или улыбающейся во весь рот». Давние слова Ани всплыли в памяти: «После нашего детдома я не способна была радоваться. Уже будучи взрослой, медленно училась смеяться».

– Что ребенок будет об отце думать? «Правильно поступаешь, папочка. И я буду таким же, и мне простят мои будущие дети и мать моих детей, которая одна их будет поднимать или, не справившись, сдаст в детдом. А боженька меня простит. Я тоже сломаю, испоганю жизнь своим детям, как изгадил ее мне ты, папочка»? Так, что ли? Вот так и возникает «наследственная» безотцовщина. И кто ей способствует? – рассерженно продолжила Аня.

– Не отсюда ли дедовщина? Не поэтому ли свекрови издеваются над невестками? «Мне жилось плохо, так почему невестка должна быть счастлива в замужестве? Покаюсь, и Бог простит мои прегрешения. Даже если до болезни или до смерти ее доведу, все равно простит. У него на всех всепрощения хватит». Не видела я искренне покаявшихся сволочных баб и бандитов. Головы в церкви они все лживо преклоняют, – опять ввинтилась в разговор Инна. – Одна знакомая ехидно делилась со мной: «Мой сын хотел купить жене автоматическую стиральную машину, так я не позволила. У меня не было, пусть и она руками стирает. И большую квартиру не разрешила ему получить. Пусть невестка в однокомнатной мается». Даже о сыне и внуках не подумала. Вот что зависть и злость с человеком сделала. Зятю, я думаю, она такого не посоветовала бы.

– Конечно, я категорична, и кое-кто может сказать, что я человек крайностей. Но ведь подарками на Новый год души детей не излечишь. Калечить их не надо. Общество должно высвечивать роль отцов в воспитании детей, чтобы не считали – «наше дело не рожать». Почему, женщину, отправившую ребенка в детдом, осуждают, а об отце помалкивают? Он ни при чем? Он не обязан содержать и воспитывать ребенка? Без участия мужчины дети пока что на свет не появляются. Наверняка, если бы мужчина не бросил женщину, не ждала бы их ребенка злая участь. Невольно «Американская трагедия» вспоминается. У них там женщина даже к врачу на аборт не имела права прийти без виновника своей беды. Все, что я здесь говорю, далеко не ново, только не хотят меня услышать ни на каком уровне… одни отписки… или лживая показуха, – горестно закончила свой рассказ Аня.

– Держи марку старого детдомовца, Аннушка. Ты молодец, мы верим в тебя. Труды твои не пропадут втуне. С такими упертыми, как ты, стронутся с места в нашей стране и эти глобальные проблемы, – уверенно сказала Рита.

Лицо Ани впервые за встречу порозовело и засветилось. Она смущенно опустила глаза, и только кончики алевших ушей выдавали ее волнение и благодарность.

– Больше женщин надо проталкивать в Думу. На государственном уровне решать проблемы семьи и детства, а не отдельными частными «новыми веяниями», – сказала Лиля. – Надо, чтобы на самом высоком уровне и с телеэкрана утверждалось неуважение к пьющему, курящему, оставляющему детей без средств к существованию.

– Вот сижу я раз на лавочке около музыкального училища, внучку жду. – Это Жанна заговорила. – Два парня рядом сидят и вовсю матом ругаются. Я возмутилась: «Прошу при мне, пожилом человеке, не выражаться!» Они умолкли, но ненадолго. «А при маме тоже употребляешь подобные эпитеты?» – спрашиваю я одного из них – красавчика. «Нет», – чуть подумав, говорит. «А при жене будешь?» «Буду», – не задумываясь, влет ответил юноша. «А женишься по любви?» – продолжаю интересоваться я. «Конечно», – сказал он. «Как же можно любимого человека посылать, как сказал Шендерович, «в известном эротическом направлении?» – удивляюсь я заведомому неуважению молодого человека к будущей жене. «Так заслужит…», – неопределенно протянул мой собеседник. «А если ты ее доведешь?» – продолжаю расспрашивать я. «На меня?! Матом? Пусть только попробует!» – грозно, с возмущением вскричал юноша. Мы долго дискутируем с ним. Наконец я не выдерживаю грубого мужского шовинизма юнца и говорю: «Боже, какой ты примитивный. А сколько гонору! И за таких вот… – тут я сделала преднамеренную паузу – нашим благовоспитанным, эрудированным дочкам и внучкам приходится выходить замуж! Моей внучке только двенадцать лет, но она мыслит куда логичней, интересней и умней, чем ты».

«А он бессмысленно прекрасен, она ж – рассудочна, умна», – в заключение своего рассказа пропела Жанна, переделав на ходу что-то из классики. Но шутливая песенка не улучшила ее настроения.

Сложная проблема

– …У нас если отец и борется за ребенка, так лишь затем, чтобы насолить его матери.

– Проблема неполных семей даже не в том, что женщинам одним тяжело растить детей, а в том, что мальчишки, выросшие в условиях женского окружения, по большей части не стремятся к лидерству, в них не чувствуется мужского начала. И дочери теряют женственность.

– …Вот ты, скажем, смогла бы взять на воспитание детдомовского ребенка? – неожиданно напрямую спросила Аня у Риты и осеклась. Наверное, о себе подумала.

– Очень сложный вопрос, а я не могу принимать спонтанных решений. Мне это несвойственно. При наличии своих детей однозначно – нет. С моей точки зрения, роковое, непростительное заблуждение брать детдомовцев в семью, где уже есть родные дети. Как ни старайся, к чужому ребенку будешь неосознанно относиться чуть иначе, чем к родным. Трудно не сфальшивить. Невозможно себя постоянно контролировать. Дети будут чувствовать эту разницу, она будет их задевать. Надо обладать слишком большим запасом душевной щедрости, чтобы полюбить чужого ребенка, как своего. Когда родной чем-то не устраивает, он все равно свой, ему все прощаешь, а тупость чужого будет раздражать, из себя выводить. Видела я такие примеры. Но самая сложная проблема в такой сборной семье, безусловно, – это муж… А какова твоя позиция по этому вопросу?

– Ты права. Одно время у нас мода на усыновление возникла. Потом возвращать детей стали… Жуть. Что потом с ними было – вспоминать страшно… Хотя, конечно, случались исключения.

– И все же приемная семья лучше детдома, – сказала Лера.

Лиля не смогла остаться равнодушной к разговору Ани с Ритой:

– Трудно воспитывать чужих детей, особенно тех, которые до детдома жили в семьях, где творилось черт знает что. Как говорил в своей проповеди один мой знакомый священник: «Каждый идет своим путем. Чаще эти пути прокладывают родовые генетические программы. Как селевой поток, они обрушиваются на детей в виде хаотических желаний, намерений и порабощают душу. Они творят судьбу, они указывают путь к призрачным радостям и преходящему счастью и еще больше усложняют их жизнь и жизнь будущих поколений. А между тем душа приходит в тело, чтобы постичь истину, просветлиться её Духом и найти высшее счастье… Вкус к высшему счастью – удел немногих. Широки врата и пространен путь, ведущий к спасению, но не многие находят его». Золотые слова! Как они подходят к нашим детям! Я записала проповедь, выучила и при любом удобном случае использую в беседах со своими внуками.

Я и сама-то, выйдя «в свет», в свое время не скоро поумнела, подводила детдомовская прямолинейность. Я ожидала от людей какой-никакой подлинности чувств, а получала от них молчание из чувства самосохранения… А я вылезала со своей идиотской, наивной честностью, с непониманием ситуации и все шишки сполна получала и от умных, и от хитрых. Стремилась что-то доказать, ну и «достремлялась» иногда по самую макушку. Долго еще боялась, что осмеют или обманут.

Но я родилась от нормальных родителей. Я – «дитя войны». А теперь, ты же знаешь, с какой наследственностью попадают в детдома дети алкоголиков и наркоманов. Разве ее перешибешь? Зачиная детей, подобного рода «предки» по большей части уже заранее знают, что не будут заботиться ни о душевном, ни о физическом, ни о материальном благополучии своих чад. Им и до себя-то мало дела: было бы чего глотнуть или нюхнуть. И какие от них дети? Яблоко от яблони. Мне представляется, что в нынешнее насквозь фальшивое продажное время, когда многие считают, что совесть и доброта – рудименты прошлого века, когда в цене наглецы, – детдомовцам не выжить. Многим не избежать бесповоротного превращения в бандитов или нищих. Жалко их. Какое у них может быть сопротивление жизни, будь они хоть стократ прекраснодушны… Помогать им надо.

– А вот если нет своих детей – это категорически меняет дело, тут совсем другая история, – продолжила Рита. – Я бы не взяла ребенка, который помнит своих первых родителей, особенно мать. Больнее всего в этой ситуации то, что, как ни старайся, я никогда не буду для него значить так же много, как она. Даже если он не будет с ней встречаться, она все равно навсегда останется его матерью, какой бы плохой ни была. Боюсь, что с голосом крови не поспоришь.

Как-то наблюдала печальную встречу. Мать через десять лет разлуки явилась к дочери. И я поняла, что голова кругом шла от радости у той девочки не от игрушек, а от того, что их принесла ее родная мать. И ей не было дела до того, что та пьющая, развратная. «Она не забыла меня. Она просто не могла прийти ко мне раньше». А приемная мать, столько лет отдававшая девочке всю свою душу, стояла растерянная, убитая, обливалась слезами и чувствовала себя обманутой… и лишней. Ее моральные и физические силы были на исходе. Только теперь она поняла, что у девочки есть еще одна своя жизнь и ей в ней никогда не будет места. Она осознала, что является только частью ее жизни и явно далеко не самой главной – кормит-поит – и что никогда она по-настоящему не станет ей матерью.

– Не сумела? Не захотела! – неожиданно жестко заметила Аня, и голос ее зазвенел, как лопнувшая струна. (Никто из присутствующих – кроме Киры и Лены – не знал, что приемные родители, разведясь, возвратили ее в детский дом.) – Надо всегда помнить, что за ошибки взрослых расплачиваются дети. Их раны никогда не заживают. Чтобы понимать, надо чувствовать ребенка.

– Неимоверно трудная и ответственная задача – воспитать чужого ребенка. Родному-то не всегда ладу даешь. Бывшему детдомовцу кажется, что какой бы хорошей ни была его приемная мать и какой бы плохой ни считалась его первая мать, родная все равно любит его намного больше, чем чужая. Вот он и ждет эту кукушку, как манну небесную, надеясь, что она будет его баловать, не станет заставлять учиться или работать, как эти новые жестокие, как ему кажется, а на самом деле просто нормальные, строгие родители, – дернула плечами Рита.

– Я бы могла взять только грудного малыша и постаралась бы воспитать в нем чувство благодарности. В противном случае малейшее слово доброхота о том, что мама неродная, в один миг может разрушить то, что я выстраивала бы годами, – довела свою мысль до завершения Рита.

– Не знаю… ждать от детей благодарности?.. Ну, если только уважения… – с сомнением пожала плечами Лера.

– В современном мире есть красота, но мало жалости, – вздохнула Лиля.

– Мать жалеет, она выше красоты. Доброта и милосердие спасут мир. Красоту саму надо спасать… Я имею в виду красоту взаимоотношений людей. Много ли ее в нашем суетном мире? – сказала Аня. – …Да, есть еще одна тонкость в воспитании многих современных детдомовских детей, брошенных родителями-наркоманами или алкоголиками, которую надо обязательно учитывать – это низкий потолок их умственных способностей. Нельзя от них многого ожидать. Я в детдоме сама читать выучилась, и Лариса своим детям при мне один раз показала буквы, объяснила, как из них слова складывать, и проблем с чтением у них не возникало. Заинтересовались, сначала требовали им читать, потом самих за уши было не оторвать не только от художественной, но и от научной литературы. Так и идут по жизни – ни дня без книг. А с современными детдомовцами бьешься, бьешься… Главное, вырастить их добрыми, порядочными и трудолюбивыми. Сколько таких детей ни учи, сколько ни вкладывай, выше запрограммированной планки в своем развитии они не поднимутся. Руками работать у них лучше получается. Это их спасает. Именно это их качество надо использовать на полную катушку.

И сдерживающие центры у них часто не работают, словно атрофированы. Каждый шаг приходится контролировать. То у девочки неожиданно с двенадцати лет проявляется сильнейшая тяга к мужчинам, то у мальчика – к алкоголю и дракам или к воровству. В характерах этих детей очень много плохого набирается от обоих родителей. Много времени, сил, любви и терпения требуется для воспитания таких детей. Но они небезнадежны. Это я точно знаю. Прихожу я от них предельно вымотанная, опустошенная. Долго мне не удается изгладить впечатление, произведенное несчастными детьми. Они такие ласковые… такие жалкие…