Анна – королева франков. Том 2

– Красивое кольцо, – добавила она, любуясь подарком.

– И о нем тоже никто не должен знать.

Сказав это, Анна уверенной походкой пошла из сада, бросив на ходу:

– Наверное, мне уже пора кормить сына.

Вторая встреча Анны и Рауля де Крепи произошла в зале на глазах у всех. Королева радушно, но без особой любезности поприветствовала знатного гостя, спросив, как поживают его жена и дети и хорошо ли он устроился во дворце.

Выслушав однозначные ответы графа, она отправилась на свое обычное место возле камина, где ее тотчас окружили девушки. К ней подошла с улыбкой на лице Эрменсинда и села рядом. Наклонившись к королеве, она тихо сказала:

– Граф Валуа не сводит с вас влюбленных глаз.

– Я знаю, но мне это безразлично, – ответила Анна.

– Он известный дамский угодник, поэтому мало кто из женщин остается равнодушным к его знакам внимания. Почему бы и вам не пококетничать с ним? Ведь так приятно чувствовать себя желанной.

– Это мне чуждо, герцогиня. Я воспитана в строгости и правилах приличия, а потому жаркие взгляды других мужчин меня не воспламеняют. По-видимому, графу уже надоели служанки, а потому он решил попытать счастья с королевой. Но, увы, надежды его тщетны. И мне жаль, что он тратит свои силы на недосягаемое.

Разговор их на этом оборвался, так как Рауль де Крепи ввел в зал молодого мужчину, которого привез с собой.

– Дамы и господа, – громко произнес он. – Разрешите представить вашему вниманию трубадура Барзэлеми Планеля, которого я приютил в своем замке, чтобы он развлекал меня. Я привез его с собой ко двору короля, чтобы он усладил и ваш слух.

Придворным низко поклонился черноволосый мужчина лет двадцати пяти, державший в руках четырехугольную кроту.[12 - Старинный струнный инструмент смычковый инструмент, имевший хождение в VI – XII веках] По осанке его худого тела и выражению столь же худощавого лица было видно, что он готов развлекать благородных слушателей, но старался сохранить независимость по отношению к господину, чей хлеб он ел.

– Барзэлеми, – обратился к нему граф, доброжелательно улыбаясь, – выбери свою лучшую песню и спой нашей королеве!

По всему было видно, что Рауль де Крепи выпил изрядное количество вина, глаза его еще больше потемнели, но в них продолжали мерцать чувственные искорки, когда он смотрел на золотоволосую красавицу, которая похитила его сердце.

Анна поблагодарила своего гостя и приготовилась слушать. Однако сенешаль Гийом де Гомец раздраженно сжал свои узкие губы, поскольку его всегда внутренне бесил граф Валуа своей красотой, заносчивостью и происхождением от Карла Великого.

Трубадур с робкой улыбкой смотрел на королеву. Он никогда не видел Анну, приехавшую из далекой северной страны, а только слышал о ее изумительной красоте. Ему было не по себе. В обществе такой сдержанной и благородной дамы он никогда не посмел бы петь про грубых мужланов, песнями о которых он развлекал простонародье.

– Чтобы вы хотели услышать, ваше высочество? У меня для знатного общества имеются стихи о храбрых рыцарях, о сновидении, которому суждено свершиться, о жестокостях судьбы, о побуждении баронов к войне против Ричарда, о преимуществах войны перед миром, о двух королях, о жестокосердечной Даме…

– Довольно, – прервала его перечисления королева. Лучше спой нам какую-нибудь песню про любовь.

Её поддержало много женских голосов, но не это обратило на себя внимание Анны, а то, как трубадур бросил быстрый взгляд на своего благодетеля, который еле заметным кивков головы дал ему свое благословение на что-то.

Вслед этому они разыграли сценку, которая вызвала в душе Анны улыбку, которой она не позволила проявиться на ее благородной лице.

Обратившись к своему сеньору и как бы спрашивая его совета, трубадур предложил:

– Не спеть ли мне песню о полной зависимости от Дамы?

– Это хороший выбор, – одобрил граф.

Барзэлеми, настраивая кроту, незаметно наблюдал за королевой, почувствовав зависть ко всем, имеющим возможность находиться рядом с ней, внимать ее речам и любоваться ее красотой. Он понимал, что между ним, безвестным жонглером, и этой франкской королевой лежит целая пропасть. И несмотря на все свое легкомыслие, ему безудержно захотелось сделать нечто такое, что вызвало бы улыбку на устах молодой королевы. Грустная и немногословная, с лицом, похожим на мадонну, она не походила ни на одну женщину на свете, каких он встречал за свою недолгую жизнь.

И Барзэлеми начал петь, сопровождая слова музыкой:

«Хоть тоска мне сердце ранит,

На губах играет смех.

Вряд ли каяться кто станет

За несовершенный грех.

Жив я тем, что ежечасно

Надо мной она лишь властна.

Прочее – ненужный хлам!

Только пусть меня поманит,

Стану я счастливей всех.

Хоть она с решеньем тянет,

Я надеюсь на успех.

Ибо, как Писанье учит,

День, который нас улучшит,

Равен ста обычным дням».

Когда трубадур умолк и прозвучала последняя нота, граф Валуа сказал:

– Позволь, милостивая королева, моему жонглёру спеть Песню о дальней любви.

Анна медленно кивнула головой, предчувствуя подвох, но отказать Раулю де Крепи основания у нее не было, хотя и понимала, что предыдущей песней он выразил те чувства, которые испытывал к ней. Её голубые глаза, когда она взглянула на графа, на фоне платья из бирюзового плотного шелка показались ему еще более глубокими и манящими.

Барзэлеми поудобнее устроился на стуле. Раздались негромкие, но приятные звуки, оттенявшие красоту молодого голоса, который запел:

«С Творцом, создавшим тьму и свет,

Любви не позабывшим дальней,

Я в сердце заключил завет,

Чтоб дал свиданье с Дамой дальней,

Чтоб стали комната и сад

Роскошней каменных палат