– Нет. Ни слова не написал мне с тех пор, как мой супруг отослал его со двора.
– И правильно. В стенах дворца много глаз и ушей. Кто-то ненароком может заметить и донесет королю. Зачем тебе неприятности!
– Да умом я это понимаю, но вот сердце противится. Только недавно перестала выискивать графа взглядом среди придворных. Особенно, когда все собираются за столом. Спускаюсь со своей опочивальни в зал и прислушиваюсь, не зазвучит ли ненароком его бархатный голос. Но вот родился Филипп – и легче стало. Больше о сыне думаю, а не о том, о ком и думать -то грех.
– А король где? – спросила Марьяна. – Не на войне случаем?
– Нет, опять уехал. Теперь собрал вассалов в санлисском дворце. Все совет держат, как с герцога норманского спесь сбить. Но, думаю, зря время тратят. Все равно у них ничего не получится. Уж больно везуч в военных делах Вильгельм. К тому же отчаянно смел и решителен. Таких судьба балует.
А поскольку мой супруг часто терпит поражения в военных походах, боюсь, чтобы не погиб в одном из сражений. Филипп слишком мал, чтобы стать вместо него королем: ведь Роберт Бургундский, будто коршун, кружит над троном, ожидая своего часа. Не станет Генриха, тотчас его захватит, и какова будет моя судьба и сына неизвестно. Как бы чего плохого с нами не произошло.
Марьяна в испуге от таких речей снова перекрестилась.
– Не стоит, моя госпожа, думать о таких злых вещах. Думай лучше о хорошем. Смотри, какой у тебя сын рас…
Не закончив фразу, Марьяна оторопело уставилась куда-то за спиной Анны. Та, услышав сзади какие-то еле уловимые шорохи, резко обернулась и замерла: к ним приближался Рауль де Крепи с неизменной улыбкой на лице и дьявольским огнем в черных глазах.
Анна, держа в руке романскую повязку, замерла, словно изваяние, не в силах пошевелить даже мизинцем, и ее золотистые волосы нежно ласкал теплый осенний ветерок. Она жадно вглядывалась в любимое лицо, которое оставалось все таким же красивым и мужественным. Правда, черты на нем заострись, появилось несколько новых морщин возле волевого рта и виски чуть больше припорошила седина, но улыбка… улыбка, слегка искривив твердые губы, осталась такой же неизменно привлекательной.
Граф Валуа отдал бы один из своих городов, лишь бы прикоснуться к этим пленяющим своим золотом косам. Он прилагал немало усилий, чтобы не оттолкнуть эту рутенку, которая ни на шаг не отступила от своей госпожи, когда он медленно подходил к ним.
Молодая королева не опустила своего взгляда с Рауля де Крепи, хотя физически ощущала впившиеся в нее его огненные, словно у хищного зверя, глаза. Она попыталась избавиться от них, посмотрев в сторону, но не смогла из-за их невероятного магнетизма, который притягивал к себе, не отпуская. Никакие усилия не помогли, а потому она так и продолжала стоять, не пошевелившись, словно безмолвная статуя. В ее голове перемешались обрывки мыслей, которые свелись к одному простому вопросу: что она делает в сладостном плену этого жгучего взгляда?
Граф подошел совсем близко и, не сводя с Анны своих гипнотических глаз, низко поклонился, сказав:
– Я приветствую вас, моя королева, и спешу поздравить с рождением наследника королевского трона.
– Спасибо! – прошептала она, не добавив больше ничего, так как все франкские слова вдруг улетучились из ее головы.
Какое-то время они стояли молча, не сводя друг с друга глаз, а потом Анна растворилась в голосе, о котором так тосковала ночами:
– Я не мог не приехать, моя королева. Это было выше моих сил. Я много раз порывался это сделать, но… повода не было. А теперь я вновь у ваших ног.
Анна постепенно приходила в себя и, осознав, что происходит, испуганно вздрогнула.
– Нас могут увидеть, – прошептала она.
– Но мы ведь в саду не одни, моя Анна. С нами ваша служанка.
– Все равно это неприлично! – возразила она, сделав несколько шагов в направлении выхода.
Но Рауль де Крепи не позволил ей уйти, придержав за руку.
– Не убегайте, прошу вас, – сказал он. – Я так часто и много мечтал о той минуте, когда увижу вас, а потому не лишайте меня этой радости. Прошедший год, в течение которого я был вынужден находиться вдали от вас, был для меня пыткой. Ваш образ преследовал меня повсюду, даже во сне. Я люблю вас, моя Анна, как и прежде. И сила моего чувства к вам не ослабла. Возможно, даже стала сильнее.
– Вы не должны мне говорить этого, граф, – попыталась остановить его откровенные признания Анна. – Ваши слова грешны, и они отравляют мой слух и сердце.
– Не нужно лукавить, моя королева. Уверен, что они всё же ласкают и ваш слух, и ваше сердце, но вы не находите в себе сил признаться мне в этом. Я по вашим глазам читаю, как вы тосковали по мне. Мне это понятно, потому что я сам так же сильно тосковал по вам.
Анна не нашлась, что сказать на это, но легкий румянец, покрывший ее щеки, выдал чувства, которые она испытывала в этот момент в душе.
– Я привез вам подарок, – мгновение спустя произнес Рауль Валуа и достал из кармана золотое кольцо, в ажурном обрамлении которого сверкал в лучах осеннего солнца крупный голубой бриллиант в форме сердца.
Анна, увидев такую красоту, ахнула от восторга, но, одумавшись, сделала шаг назад, качая головой.
– Я не могу принять его. Подарок за сына я могу взять только от своего супруга.
– Вы неправильно поняли меня, моя королева. Это кольцо я дарю вам, как память о себе, чтобы вы помнили обо мне в разлуке.
– Нет, и в этом случае я не могу принять его. Моему супругу не понравится, если я буду носить на своей руке память о другом мужчине.
– А вы ему об этом не говорите, моя Анна. Разве он знает все ваши кольца, которые вы привезли с собой?
Она отрицательно покачала головой, ничего не ответив на сказанное графом.
– Вот и хорошо. Эта тайна останется известна только нам двоим. Вы будете смотреть на кольцо и вспоминать обо мне. Меня же одинокими вечерами будет согревать мысль, что вы носите его, помня о том, что я сердцем с вами.
И, преодолев робкое сопротивление королевы, Рауль де Крепи надел на безымянный палец ее правой руки кольцо. Оно пришлось ей впору, что очень его обрадовало.
– Вот видите, моя Анна, кольцо идеально соответствует вашему пальцу. Это судьба. Только прошу вас не снимать его. Я и так лишен всего, что связано с вами. Вы можете пообещать мне эту малость?
Какое -то время Анна молчала, глядя на сверкавший в лучах осеннего солнца драгоценный камень, а потом кивнула головой.
Рауль, не сдержавшись, припал в поцелуе к её руке, тихо сказав:
– Как бы я хотел, чтобы это были ваши соблазнительные губы…
И вновь румянец окрасил красивое лицо Анны.
– Вы надолго к нам? – перейдя на другую тему, спросила она.
– Обстоятельства покажут. Насколько я знаю, король сейчас со своими вассалами в Санлисе. Я задержусь во дворце до его появления. Уверен, как только сенешаль увидит меня здесь, тотчас пошлет ему сообщение, и он незамедлительно примчится сюда.
– Тогда вам лучше уехать до этого момента.
– Сбежать, как трусливый заяц? Нет, моя королева. Так я не поступлю. Меня уже видели рыцари из охраны во дворе. И, если сбегу, не дождавшись его высочества, вызову у него много ненужных мыслей и подозрений, которые коснутся и вас, чего я никогда не допущу.
Как его вассал, я имею полное право посетить королевский двор и поздравить королеву с наследником. Пусть так и будет выглядеть мой приезд, а истинную причину будем знать только мы с вами. Так что я останусь при дворе до тех пор, пока король вновь не откажет мне в нем.
Радость вспыхнула в глазах Анны. И хотя она быстро спрятала ее за опущенными ресницами, Рауль заметил это и нежно сжал кончики ее пальцев, дав знать, что её чувства не укрылись от него.
– Я счастлив находиться рядом с вами, королева моего сердца, – сказал он, – но мне пора уходить. Я и так долго задержался с вами в саду. Я выйду из него первым и направлюсь во дворец, чтобы поприветствовать всех, кто там находится. Вы же, придя несколько позже, сделайте вид, что впервые увидели меня. И пусть Господь простит нам это вынужденное притворство!
И, слегка поклонившись, граф Валуа покинул сад. Анна стояла не шевелясь. Марьяна, которая отошла от них и находилась поодаль, вернулась обратно и понимающе посмотрела на свою госпожу.
– Не вздумай никому сказать, что граф был здесь, – предупредила ее Анна.
– Да кому я могу сказать? У меня здесь, кроме тебя, моя королева, никого больше нет, кому бы я могла открыть свою душу.