Чертоги разума. Изгнанник

– Неужели я прав? – восторженно воскликнул Лариан.

– В какой-то степени – да, – подтвердил Нортон и двинулся вперёд по коридору. Лариан поспешил за ним следом.

– И что теперь будет? Она тебя накажет?

– Нет! Что ты!

– Для «нет» этот Тайлер выглядел слишком довольным. Он меня явно недолюбливает.

– Его зовут Тайлер Бейл. Он наш следопыт. Не обращай внимания и не принимай на свой счёт. Просто ему хочется, чтобы Мелла заметила его старания.

– А она заметит? – Лариан вспомнил зелёный пламенеющий взгляд девушки и тут же ощутил теплоту внутри.

Нортон лишь пожал плечами, и сразу же после этого остановился: коридор впускал их в небольшую квадратную комнату – развилку, с обеих сторон которой напротив друг друга располагались двустворчатые двери. В конце комнаты виднелся чёрный прямоугольник – продолжение коридора, уходящего вглубь.

Здесь было гораздо теплее. Лариан позволил себе немного расслабиться.

Над правой дверью висела металическая табличка «Живой сад», а под ней располагалась высеченная в камне надпись, которая гласила: «Ab ovo usque ad mala».

Когда Нортон подошёл к двери, Лариан внимательно присмотрелся к надписи.

– Что это значит? – спросил он.

Нортон еле заметно улыбнулся.

– От начала и до самого конца.

Лариан задумался: почему здесь значилась именно эта надпись?

– Звучит красиво. А зачем она тут?

– Скоро поймёшь.

Нортон почти вплотную подошёл к двери и набрал код на панели сбоку. Лариан наблюдал за его действиями, не ожидая ничего сверхъестественного или просто интересного, но то, что за ними последовало, поразило его гораздо больше, чем всё, что он видел до этого.

Створчатые двери поползли в стороны, и его взору предстало большое пещерообразное помещение. На высоте потолка на серых каменистых уступах пристроились крупные светильники, дарившие солнечное тепло, которое волной прошлось по коже Лариана. Помещение было глубоким и уходило вниз.

Открывшиеся двери впускали на большой полукруглый балкон. Его перила были выкованы из белого железа в виде крохотных завитков, напоминающих кружева, что совсем не подходило грубости этого места и станции в целом. По бокам от балкона шли две широкие витые лестницы, ведущие вниз.

Но самым главным в этом огромном помещении были растения.

Настоящие! Живые!

Тысячи и тысячи растений, когда-то заселявших поверхность Земли, но давным-давно утерянных после Эпохи Жнеца.

Здесь было всё. Множество разнообразных по виду и строению деревьев. Там виднелись и могучий дуб с пышной кроной, и стройная ель, и кудрявая пятнистая берёза, и душистая, как луговая трава, липа, и высокая элегантная сосна, и густой орешник вместе с величественной секвойей. Внизу, у подножия деревьев, были полянки с кустарниками и всевозможными травами. Всюду слышались пение птиц, жужжание и стрекотание насекомых.

– С ума сойти! – поражённо протянул Лариан, выходя на балкон. – Я такое видел только в учебниках!

По бокам балкона на небольших каменистых уступах росли две вишни, а венцом всего этого зелёного царства была яблоня. Её ветви с невзрачными на вид, потрёпанными листочками украшали крупные розоватые плоды. Дерево пристроилось в середине балкона, разрастаясь в каменном круге.

Лариан чуть не лишился дара речи. Нортон увидел, как постепенно его лицо озаряется потрясением и восторгом, и осознание того, как что-то невозможное становится реальным, вспыхивает в глазах, и вспомнил, что некогда и сам пережил такие же чувства. Внутри всё бушевало от нахлынувших эмоций. Хотелось кричать.

– Удивительно, не правда ли? – спросил Нортон.

Лариан подошел к краю балкона и вцепился в кружевные перила с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он слегка наклонился и посмотрел вниз, на всё великолепие Живого сада – здесь даже пахло иначе, и этот запах было ни с чем не сравнить.

– Ничего подобного никогда не видел, – почти шепотом вымолвил Лариан и добавил, посмотрев на Нортона: – Как вам удалось?

Нортон встал возле него и облокотился на перила.

– Наша станция занимается восстановлением природы до Эпохи Жнеца, – пояснил он. – Все эти растения когда-то заселяли территорию Земли и являлись её неотъемлемой частью. Мы хотим восстановить всё. Вернуться к истокам. В этом и заключается суть станции.

– А другие станции? Они тоже выращивают растения?

– Нет. Это задача «Хроны» – нашей станции. У других свои цели.

Лариан с любопытством повёл бровями.

– Какие же?

Нортон устало выдохнул, явно не желая рассказывать об этом. Отчего же?

– Можешь не говорить, если это секрет, – поспешил добавить Лариан. Он попытался выглядеть при этом абсолютно равнодушным.

– Ну, почему же сразу секрет… – пробормотал Нортон, направляясь в сторону яблони. Лариан проследил за ним взглядом.

– Всего есть четыре станции, – пустился в объяснения Нортон. – «Хрона» – это мы. Наша задача – воспроизвести и сохранить флору Земли, которая была утеряна во времена Эпохи Жнеца. – Оказавшись возле тонкого ствола раскидистой яблони, Нортон повернулся к Лариану. – Есть «Ирбис» – они отвечают за всю фауну, что когда-то бродила по поверхности. Их задача восстановить утерянную популяцию.

Лариан моргнул.

– Неужели?

– Именно, – улыбнулся Нортон и продолжил: – Третья – это «Лилидон». Одна из старейших станций. Она хранит искусство. Всё, что когда-то сотворил человек: книги, картины, скульптуры, кинематограф и тому подобное. Их задача – не утратить лицо нашего прошлого. Его историю, которую с такой охотой забыл Галодрион. Кстати, именно они решили, что над каждым залом, который хранит цель существования станции, должна значиться надпись: «Ab ovo usque ad mala». Это помогает нам помнить, ради чего мы всё это делаем.

Лариан был потерян. Он всю жизнь думал, что Изгнанники – это варвары, живущие для себя и не щадящие никого. А они оказались совсем другими.

– И как же вам всё это удалось? – спросил Лариан.

– Долгим и упорным трудом. Ценой многих жизней. Не одним поколением.

– Дорогого стоило?

Нортон молча кивнул, посмотрев на свои отливающие металлом руки.

Он сорвал с высокой ветки большое яблоко, и для этого ему даже не пришлось вставать на цыпочки.

– А эти слова при входе? – Лариан попытался, чтобы его голос звучал спокойно, однако в нём всё же проступало волнение.