– Алло!
Молчание.
– Алло! Говорите! Вас слушают!
– Спокойно! – ответил знакомый хрипловатый голос. – Не называй меня по имени. Помнишь то место, откуда мы делали вылазки за запиской?
Вовка! Я едва сдержался, чтобы не обложить его непереводимой игрой слов. Впрочем, эмоции следовало держать в кулаке.
– Так помнишь? – тихо повторил он.
– Потайной лаз?
– Именно. Сможешь там быть через полчаса?
– Полагаю, да.
Прежде чем я успел что-либо сообразить, он повесил трубку.
– Сын, кто там? – поинтересовалась из комнаты матушка.
– Ошиблись номером.
Клара вышла было в прихожую, но я сделал ей знак, и мы уединились на кухне.
– Дрючков приглашает меня на срочную встречу без галстуков, – сообщил я ей.
– Ну, вот видишь! Значит, ему все-таки есть что сказать.
– Никому пока ни слова, даже маме. Не будем возбуждать ложных надежд. Я обернусь быстро. А ты, милая, утихомирь как-нибудь домашние страсти. Не знаю, что с ними сегодня случилось.
– Я постараюсь, – она и протянула мне газеты. – Прочитай по дороге. Тут, как мне кажется, есть информация к размышлению.
Я заглянул в комнату. Алешка с Лилей все еще объяснялись за портьерой.
Мне оставалось лишь найти благовидный предлог для отлучки.
– Мама, извини, но я должен покурить, а сигареты как нарочно закончились. Так что прогуляюсь, пожалуй, до торгового центра, а заодно подышу свежим воздухом, – изрек я первое, что пришло в голову.
– Да что же ты, сынок, не успел приехать, и опять из дома! – забеспокоилась мама. – Я выдам тебе пачку из запасов Алеши, раз уж вы оба так и не сумели избавиться от этой вредной привычки.
– Нет-нет, мама, у нас с Алешкой разные вкусы. Вернусь через часок. Надеюсь, к тому времени в доме будет тишь и покой. Просьба не донимать Клару занудными расспросами. Ну, я поскакал!
6. ПОТАЙНОЙ ЛАЗ
…В ту далекую уже осень в нашем восьмом “В” сложилась крепкая, хотя и краткосрочная компашка из пяти пацанов. Кроме нас с Дрючком, в нее вошли Сашка Загвоздкин, Женька Багрянский и Алый-Малый. Дискотек в ту пору не существовало, о видиках и слыхом не слыхали, на танцплощадку нас не пускали, да не очень-то и тянуло, и мы все вечера бесцельно слонялись по городу в поисках приключений. Алый-Малый, самый сильный среди ровесников не только в нашем классе, но и, наверное, во всем городе, регулярно предлагалл нам для веселья затеять драку с парнями из третьей школы, но поддержки не получал. Может, оттого, что остальные не были прирожденными драчунами.
Как-то раз наша вечерняя прогулка закончилась на площади перед парком “Диана”. Вдоль центральной аллеи, уже закрытой для посетителей, горели фонари, но сам парк лежал темной затаившейся массой.
– А что, орлы, слабо прогуляться сейчас до графини и обратно? – неожиданно спросил Дрючок.
– Как два пальца обслюнявить, – хмыкнул Алый.
– Э, нет, – хитро сощурился Вовка. – Кодлой идти, конечно, проще пареной репы. А если по одному? И не по центральной аллее, а по дальней, неосвещенной – между Ракидоном и оврагом.
При этих словах у меня по спине пробежал холодок. Думаю, у других тоже.
– Этак любой может постоять десять минут за забором, а после поклясться, что обнимался с графиней! – хохотнул Загвоздкин.
– А мы сделаем по уму, – спокойно возразил Вовка, давно, по-видимому, продумавший свою идею. – Завтра после уроков пойдем в парк и спрячем записку с нашими автографами в щель под статуей. А вечером соберемся на этом же месте и кинем на пальцах порядок очередности. Только, чур, я иду первым. Нас как раз пятеро, и получается четкая система. Я приношу записку, второй уносит ее на старое место, третий приносит опять, четвертый уносит, пятый возвращает окончательно, после чего записка остается в нашей коллекции навсегда. Какие будут возражения?
Возражений не было. Не сознаваться же в собственной трусости! Тем более что “завтра” казалось очень далеким днем. Завтра мог пойти дождь. Любого из нас по какой-то причине могли задержать дома родители. Наконец завтра все мы могли сделать вид, что совершенно забыли об этом разговоре.
Однако события приняли прямо-таки неотвратимый характер. После уроков мы отправились в парк, где сунули в щель постамента бронзовой графини многократно сложенный листок, на котором было начертано: “Здесь кайфовали с оборотнем”. Сбоку красовалось изображение улыбающегося черепа и горящей свечи. Рядом в столбик шли наши подписи, причем каждый норовил подписаться позаковыристей. Подделать такую записку было невозможно.
Вдобавок настырный Дрючок предложил собраться у парка попозже, например, после девяти. Дабы усложнить испытание. Тем самым малодушный получал дополнительный шанс: родители, мол, не пустили.
Малодушных среди нас не оказалось. Собрались все.
Стояла, помнится, середина октября, вечер выдался пасмурным: облака обложили небо да еще налетали с реки порывы пронизывающего ветра. Под ногами шуршала листва, но деревья еще сохраняли свой пышный убор.
В окошечке милицейского поста горел свет, но мы и не намеревались пользоваться центральным входом. Любой местный пацан знал, что если пройти вдоль ограды по направлению к Ракидону полторы сотни метров и раздвинуть кусты, то можно обнаружить пролом, через который легко пройти на территорию парка. Даже не сгибаясь. Этим потайным лазом мы обычно пользовались по воскресеньям и праздникам, когда вход в парк становился платным. Но никогда прежде нам не доводилось приходить сюда поздним вечером.
Высоченный бетонный забор, состыкованный из плит, выпускаемых местным домостроительным комбинатом, тянулся не по прямой, а круто изгибаясь. Не успели мы пройти и полсотни шагов, как этот изгиб скрыл от нас не только фонари центрального входа, но и всю площадь перед парком с ее светильниками и освещенными окнами домов. Лишь где-то далеко за Ракидоном дрожало несколько бледных огонечков.
И вот он, еще более темный, чем окружающий мрак, шатер, образованный высокими кустами, ведущий к пролому в ограде.
Каждый из нас назубок знал планировку парка. Тропинка через потайной ход выводила на одну из боковых аллей, весьма узкую и извилистую, которая даже в солнечный день казалась погруженной в сумерки. Эта мрачноватая и пустынная аллейка делала крутой поворот почти под углом девяносто градусов и вливалась в другую, более популярную у туристов аллею, которая, в свою очередь, пересекала по мосту Оборотня овраг и распадалась на многочисленные тропинки, одна из которых заканчивалась у бронзовой статуи Дианы-Артемиды, где смельчака и ждала записка.
Вместе с тем, это был самый короткий путь. Я уже подсчитал, что в нем примерно двести шестьдесят моих шагов. Всего-навсего. Как два пальца обслюнявить, если воспользоваться лексикой Алого-Малого. Какие-то шесть-семь минут, и ты выдерживаешь экзамен на звание настоящего парня.
Алый достал из кармана куртки пачку “Примы” и лихо закурил, приглашая последовать его примеру остальных. Курение в нашей среде считалось признаком взрослости. Все взяли по сигарете. Кроме Вовки Дрючкова. Он уже и тогда не поддавался стадному инстинкту.
Вволю накашлявшись, мы сошлись в кружок. Сколько ни тяни, а делать дело надо.
Алый извлек из коробка пять спичек, обломал у одной головку, после чего перетасовал те за спиной и, зажав в руке, выставил перед нами:
– Тащите, кролики! У кого короткая, тот идет.
– Не надо, – спокойно возразил Вовка. – Первым пойду я.
– Это почему же? – сощурился Алый.
– Моя идея, мне и идти!
– Вот и иди! – моментально среагировал Загвоздкин. – Иди себе, иди и иди! Все прямо и никуда не сворачивай! Авось избавишься от привычки соваться повсюду со своими гениальными идеями.
Алый неожиданно заартачился: