Тени забытых богов

Когда он закатал ее, мы увидели три глубокие царапины, сочащиеся кровью…

Вовка разорвал свой носовой платок – “чистый!” – и перевязал раненого.

– Ты просто напоролся на сучок, – сказал он.

Багрик тихо стонал, а мы все молчали, понимая, что никакой сучок не может оставить такие три характерные параллельные полосы.

Это мог сделать только оборотень, да и то, как бы играя, пугая…

Судя по расстоянию между царапинами, лапа у оборотня была огромной, величиной со сковороду.

* * *

В школе какое-то время Багрик ходил героем, вырвавшимся из лап оборотня и получившим от того отметины на память.

Случалось, к нему подходили делегации от младших классов с просьбой показать “след оборотня”, и тогда Багрик, немного поломавшись для виду, гордо отходил куда-нибудь в угол и закатывал штанину…

Это загадочное происшествие разъяснилось в полной мере лишь через пару месяцев.

(“След оборотня” на ноге у Багрика к тому времени прошел окончательно.)

Оказалось, что Алый, находясь в нашей “хмельной компании”, но уже тяготясь общением со “слабаками”, той же осенью сблизился с кругом Эдьки Шашкова из третьей школы – неулыбчивого блондина с холодными рыбьими глазами, щеголя и мота, который всегда был при деньгах.

Шашков уже тогда терпеть не мог Дрючка, к которому Наташа, как это ни покажется удивительным, относилась с явной симпатией.

И вот, вызнав от Алого о готовящейся вечерней вылазке в парк, Шашков предложил тому “облажать замухрышку”.

Всего-то и требовалось, чтобы Алый пошел через пролом первым и прикрепил между березами кусок колючей проволоки, заранее спрятанный в траве.

Эта проволока, по мысли Шашкова, сыграла бы роль оборотня и выставила бы Дрючкова в смешном свете, слухи о чем непременно дошли бы до Наташи.

Но Дрючок не уступил своей очереди, и Алому пришлось срывать зло на том, кто шел следующим за ним.

На беду Багрика, этот жребий выпал ему.

Позднее Алый рассказывал эту историю, как забавный анекдот.

Правда, о роли Шашкова он умалчивал, а тот никогда и не вносил поправок, ведь главный приз – Наташа, в конце концов, достался ему, Эдичке.

* * *

Погрузившись в воспоминания, я и не заметил, как дошагал до торгового центра, откуда брала начало самая протяженная городская магистраль – Парковый проспект. В запасе у меня оставалась еще четверть часа, но я решил не изображать из себя пунктуалиста. Газет я даже не разворачивал. Просто свернул их трубочкой и держал в руке. Не хотелось ни на что отвлекаться перед встречей с Дрючком.

Поймать машину не составляло труда, и уже через семь-восемь минут я оказался на другой оконечности Паркового проспекта – у центральных ворот дворцово-паркового комплекса “Диана”.

В мои школьные годы эта местность считалась даже не околицей, а загородной зоной. Позднее здесь вырос крупный жилой район. По периметру площади и дальше, вдоль проспекта, выстроились изрядно постаревшие девятиэтажки с четкой доминантой – четырнадцатиэтажной гостиницей “Ракидон”, самым высоким зданием города, предметом гордости местных патриотов. Ходили слухи, что при устройстве фундамента гостиницы было срыто какое-то древнее, еще языческое кладбище.

По правую руку от центрального входа в парк, вдоль Старощанского шоссе, тоже поднялся новый, более поздний жилой массив. Сама площадь являлась крупным транспортным узлом – через нее проходили многие пригородные маршруты автобусов. Здесь же было устроено троллейбусное кольцо, оборудована стоянка для интуристовских машин. Вокруг множество магазинов, ларьков, киосков, чуть в глубине шумит базарчик. Повсюду суета, движение, голоса.

И лишь по какой-то странной прихоти обстоятельств ничто не изменилось на пустыре, примыкающем к ограде парка по левую сторону от центрального входа. Те же заросли кустов, бурьян, полное безлюдье.

Там, за крутым изгибом бетонных плит, мы встречаемся с Вовкой.

Я закурил и двинулся вперед.

ВСТРЕЧА СТАРИННЫХ ДРУЗЕЙ

Хорошо протоптанная тропинка вилась на некотором расстоянии от забора. Видимо, потайным лазом охотно пользовались и поныне.

Пройдя немного вперед, я оглянулся. Кусты за моей спиной, казавшиеся со стороны площади редкими, теперь образовали сплошную полосу, препятствующую малейшему обзору. Иллюзия абсолютной уединенности была полной.

– Здорово, столичный пижон! – раздался рядом хрипловатый голос.

Вовка! Я так и не понял, откуда он появился.

– Здорово, мент поганый! – в тон ответил я.

Мы стиснули друг друга в объятиях.

За то время, что мы не виделись, а не виделись мы лет шесть-семь, он почти не изменился: все тот же мускулистый дылда с белобрысой челкой и целой галактикой веснушек с эпицентром вокруг сломанного носа.

На нем была светлая безрукавка и темные брюки с плетеным ремнем.

В этом “прикиде” он походил на рядового штатского служащего, озабоченного текущими делами даже на досуге.

Во всем его облике я по-прежнему не находил ни грана начальственной вальяжности.

Мы медленно побрели по тропинке в сторону потайного хода.

– Послушай, Дрючок, – начал я. – Разве мы с тобой ограбили банк? Или готовим покушение на вашего мэра?

Он неопределенно хмыкнул в ответ.

– Зачем же эта конспирация? – продолжал допытываться я. – Почему мы не можем посидеть в каком-нибудь уютном салуне за стаканом виски со льдом, как нормальные белые люди?

– Идея сама по себе хорошая, кивнул Вовка. – Да только сейчас в нашем славном Белособорске развелось сликом много нехороших дядей, которые спят и видят, как бы подловить меня на компромате, пусть даже пустяковом. Тебе же не надо напоминать, что даже великие люди нередко горели на пустяках? Ты ведь приехал ради Алексея?

– И по этой причине тоже. Причем, рассчитываю на твою помощь. Но у вас тут драчка в верхах, что ли?

Мы подошли к зарослям высоченных кустов, внутри которых обломанные ветки создавали этакий тенистый коридор, ведущий к пролому в заборе. Утоптанность тропинки доказывала, что этим ходом активно пользуются и поныне.

На какой-то миг мы оба, не сговариваясь, синхронно перенеслись мыслями в золотую школьную пору.

– Было дело под Полтавой, – резюмировал Вовка, кивая на пролом. – Эх, сейчас бы мне те заботы…

Кошачьей походкой он прокрался к забору, просунул голову в дыру, огляделся и только после этого повернулся ко мне:

– Прошвырнемся по парку, коли уж мы здесь оказались?