Корабль уродов

– Не знаю. По-моему, это всё мерзко, и надо забыть.

Я покачал головой.

– Слушай, можешь позвать Артура? Я хотел вам обоим одну вещь рассказать.

Я бы пригласил и Якобса, но не мог избавиться от осторожного недоверия к нему.

Вренна взглянула на меня устало.

– А можно не сейчас, Джек? У меня есть дело.

Я удивился. Неприятно удивился. Что-то в ней изменилось, что-то стало не так после того, как я вернулся из небытия. Уж не разочарована ли она?..

И тут я вспомнил что-то. Перед глазами на секунду всплыло изображение светловолосого человека, стоящего рядом с нею, потом сидящего напротив меня, с ледяными глазами, с раздутыми от бессильного протеста ноздрями. Я крупно видел его лицо – он наклонялся надо мной? И мы, кажется, даже говорили тогда. Я бормотал что-то бессвязное, слышал чей-то голос в ответ. Всё это было приветом из прошлого, всё это что-то значило. Я силился нащупать свои воспоминания внутри воспоминаний, поймать те ощущения – но лицо… я уже вспомнил его. Сейчас, на трезвую голову, я понял и вспомнил достаточно.

– Лени?..

Она раздраженно молчала.

Воспоминания разбивались о мой разум, как волны, накатывая одно за другим, и я не мог укрыться от них. Они шли вперемежку – то старые, с Лени-мальчишкой, над которым я потешался, проверяя свои постановочные способности, то свежие, туманные и болезненные, в которых человек с тем же лицом почему-то лет на десять старше и вызывает уже мой страх.

Была поздняя беспросветная ночь, может даже утро – раннее декабрьское утро, часов пять. Вренна вышла из палаты на несколько минут, измученная, с глазами, тонущими в огромных темных омутах вокруг них, и вернулась с ним, с незнакомцем, как мне показалось. Я был наполовину в сознании – всё видел и слышал, но плохо связывал события между собой и едва ли мог логически мыслить.

Теперь я припоминаю, что Вренна попросила этого «незнакомца» посидеть со мной, потому что она почти сутки не спала и валится с ног, а он… и возразить не успел. Потому что она и не просила толком, а просто сообщила ему, поставила в известность, что идет спать на несколько часов, а он остается тут, на ее месте.

Она вышла, «незнакомец» подошел, встал надо мной, и мы долго молча буравили друг друга взглядами. Если бы это был поединок взглядов, то он бы, несомненно, победил. Потому что меня его вид наполнял ужасом. Я ясно видел, как он достает откуда-нибудь мокрую тряпку, накрывает мне нос и рот – и вот, я беззвучно и беспомощно задыхаюсь, как какой-нибудь недоношенный котенок. Я мог выдумать множество способов тихого и безапелляционного убийства, и взгляд этого человека, неотрывный, безжалостный, не давал мне думать ни о чём другом.

Но хуже всего было, что даже ничего не делая, он может наслаждаться моим ничтожеством и унижением. Меня накрывали, затягивали на секунды бездонные пропасти воспоминаний, я приходил в себя, видел его сидящим напротив, ловил себя на том, что брежу вслух, проклинал всё, снова отключался. А потом его место занял Якобс, и я с облегчением и неосознанной благодарностью уснул.

Теперь я сидел на кровати, и в ушах стояли шаги Вренны и щелчок, с которым за нею закрылась дверь. «Он всё еще здесь? – напряженно думал я, – если он всё еще здесь…» Мысль об этом человеке вызывала во мне злость – обнаженное, раскаленное чувство соперничества, мстительность и ревность. Всё, что было с ним связано, выводило меня из себя. И зачем я тогда оставил его в живых?

Люди | 17

I

С отменным щелчком Леон откупорил четвертую бутылку пива и разлил его по граненым стаканам.

По мере того, как город неохотно оживал, здесь заново открывались бакалеи, и становилось возможно употреблять что-то кроме больничных запасов. Впрочем, Леон не был уверен, что пиво и прилагающиеся к нему разносолы были результатом покупки, а не мародерства.

Легкий хмель пустил свои побеги у него в голове, и теперь разговор клеился легче.

– Слушай, конечно, я не буду говорить, мол, какого черта он поправляется. Он твой друг – да и вообще, это не по-человечески, – Леон отхлебнул из стакана. – Но просто я не понимаю, что она в нем нашла!.. Вот сколько можно вокруг него бегать?

Артур, его пивной собутыльник на этот вечер, усмехнулся и промолчал, посчитав этот вопрос риторическим.

– Она ведь даже – представляешь? – заставляла меня с ним сидеть! Господи… Да я в страшном сне представить такой злой иронии не мог. Я даже не знаю, что было ужасней – подтирать за ним (черт возьми!) или выслушивать его бредни о великой жертве или еще более величайшем предназначении.

– Только после трех стаканов дешевого пива человек может сначала вспомнить, что говорит о твоем друге, а потом начать поливать его грязью, – философски заметил Артур.

– Грязью? По-моему, я очень сдержано выражался. Грязью я поливаю по-другому.

– Ну, разумеется. Я вот только не очень понимаю, за что ты, собственно, так взъелся на него? Ну, помимо ревности, разумеется.

– Я думал, ты знаешь эту историю?

– Как он развел вас с Вренной? Да, разумеется. А ты бы предпочел, чтобы он действительно кого-то из вас убил?

Леона передернуло от снисходительности, сквозившей в голосе этого пижона. Он фыркнул:

– Дело же не в этом.

– А в чем же? – нелепо потягивая пивную пену с края стакана, Артур буравил его черными насмешливыми глазами.

– В том, что он заставил нас поверить в смерть друг друга, – с расстановкой раздраженно разжевал Леон. – Это ведь всё равно что он убил ее для меня, а меня – для нее, понимаешь? Мы абсолютно верили в то, что другого больше нет.

– Я понимаю.

– Пф, – он закатил глаза.

– Пять лет назад, – повествовательным тоном начал Артур, выжимая в осевшее пиво вялую четверть апельсина, – я во второй раз в жизни попал в клинику. Тебя кстати не напрягает общаться с психически неуравновешенным огненным магом? Так вот…

Леон, слышавший от Вренны про «огненную магию», про себя усмехнулся.

– …Дело было в том, что мне – вернее, нам: мне, моим товарищам и моей будущей жене – прислали фотографии и видеозапись. С казнью нашего общего друга. Отвратительно долгая казнь и отвратительно подробная запись с отвратительными комментариями и разглагольствованиями. Автор записи явно наслаждался происходящим – и автор записи явно был сестрой нашего друга. Впрочем, сводной. Никто из нас не усомнился в подлинности записи, и… мы очень горевали, конечно, и винили себя…

Я в ту пору был беглым психом (ничего не изменилось). А поскольку матушка моей невесты считала, что я свел ее дочь с пути истинного, и поскольку она обладала неплохими связями – охотились за мной довольно усердно. Поэтому стоило мне отвлечься на оплакивание друга, как сосредоточенность моя пала, и им удалось меня отловить.

Собственно, я не знаю, зачем рассказываю про психушку, невесту, тещу и прочих – суть, конечно, в той видеозаписи. В общем-то, я выбрался из клиники и пережил еще массу захватывающих приключений, а затем, недавно, несколько месяцев назад, я встретил того самого друга, чью смерть видел собственными глазами. И это была не галлюцинация, не призрак и даже не зомби. Живой и здоровый (ну почти) человек, который также пять лет назад получил всяческие свидетельства и доказательства моей и остальной компании смертей. Разница лишь в том, что незадолго до этого его сестра (та самая, которая сводная, она же единственная) позвонила ему и намекнула, что все фотографии нужно воспринимать как угрозу – серьезную угрозу, но не более того. Всё, что требуется от него, чтобы не допустить воплощения этих фотографий – не водиться с нами и поменьше выходить из дома – ну, может, что-то еще, я точно не знаю. Вот, а звали того нашего друга (и по сей день зовут) Джек Вентедель.

Минуту Леон молчал, переваривая.

– А тебе не приходило в голову, что он сам всё это подстроил? – наконец мрачно спросил он. – Иначе он мог бы позвонить вам, как-то дать знать, что он в порядке.

– А тебе не приходило в голову, что в вашем случае всё подстроила Вренна? – легко и с иронией парировал Артур.

– Ясно, – буркнул Леон.

– А не связался он с нами, я думаю, потому что ему вполне ясно пригрозили на этот счет.

Несколько минут они молча разглядывали стаканы, затем Леон долил в свой остатки пива из бутылки.

– На видео и фотографиях, как я понимаю, – констатировал он, – были другие люди, так. Плюс эффект Кулешова – ты видишь лицо одного человека, потом лежащего на земле каскадера – и думаешь, что на земле лежит тот первый.

– Ну да. Кого сейчас удивишь вымыслом на экране. Спецэффекты, всё такое.

Леон кивнул.

– Спецэффекты плюс эффект любительской камеры – вот и получается иллюзия достоверности, правдоподобный лохотрон.