Корабль уродов

Игорь вернулся с бутылкой воды, парой банок консервов, пластмассовыми приборами, пачкой чипсов, пачкой сигарет и зажигалкой. Курить хотелось тоже, это точно.

Я понял, что пора садиться, но это не помогло. Я продолжал лежать. Игорь тоже понял, что мне пора садиться, и, пока он подтягивал меня выше по кровати, усаживал и облокачивал на подушку, я проклянул мирозданье.

Закончив, он встретил мой взгляд и засмеялся.

– Скажи спасибо, что Вренну не зову – она б тебе еще и колыбельную спела.

«Если бы Вренна суетилась вокруг меня, это по крайней мере можно было бы понять не только как признак моей немощности», – фыркнул я, но сам тут же усомнился в этой мысли.

Игорь дал мне бутылку, и я, достав наконец руки из-под одеяла, принялся жадно пить. У воды был странноватый вкус, и с каждым глотком мне хотелось пить всё больше и больше. Пока внезапно пищевод не воспротивился и не сжался, останавливая последний глоток под самым горлом. Я поперхнулся, судорожно отдал бутылку Игорю и наклонил голову вниз, чувствуя наступающую волну. Меня вырвало свежевыпитой водой, постель мгновенно стала мокрой, а на подушке, не проникая в ткань, остались медленно таять несколько лоскутков голубой слизи.

Я выругался. Получилось даже довольно громко.

– Что это за хрень?

– Тебя всё время, как ты вывалился из Кристалла, этой штукой тошнит, – виновато объяснил Игорь. – Оно… по ходу, залезло в тебя, пока ты залез в него.

– Что за порнография?

– Хе-хе. Из тебя вылилось уже литров десять, мне кажется. Теперь это уже так, остатки.

Я попытался всё это представить, и меня едва не вывернуло опять, теперь уже от отвращения.

Липкая холодная простыня заставила меня собраться с силами, и я вылез из постели – постоял пару секунд, борясь с головокружением, и сел на пол возле кровати.

– Давай поищу полотенце, – вздохнул Игорь и вышел из комнаты.

Я посмотрел на сухой паек, разложившийся на прикроватном столике, испытал секундный приступ аппетита, тут же понял, что меня вывернет от любого веществе в пищеводе – и закурил. Волны никотина сладко заливали изголодавшийся по сигарете организм.

Вскоре вернулся Игорь с полотенцем, а затем, не прошло и получаса, как в палату набилась целая толпа посетителей, пришедших поглазеть на меня внезапно подвижного и говорящего. Я пытался отвечать им и отшучиваться, но от галдежа и духоты, которую они принесли с собой, меня начало мутить, и я с трудом воспринимал смысл их слов. А потом как-то неожиданно стало тихо, и рядом со мной осталась только Вренна.

Я представил себя со стороны – лежу бледный, тощий на полу возле кровати, бормочу что-то, медленно перевожу мутный взгляд туда-сюда – вот она и разогнала всех. Меня снова свело от отвращения к собственной беспомощности.

Вренна меняла постель.

Мне чертовски захотелось остановить ее и прогнать, но это бы только ухудшило мое положение – мало того, что сам о себе позаботиться не могу, так еще и капризничаю.

Она закончила и обернулась ко мне, ожидая, наверно, увидеть, что я без сознания. Наткнулась на мой взгляд, тихий и безумный, и отвела свой.

Всё это было до боли неловко. Мы оба, должно быть, то и дело вспоминали, как я в прошлый раз так валялся, при смерти, а она стояла надо мной, безрадостная и безучастная, точно зная, как именно яд убьет меня. Сейчас я валяюсь если не при смерти, то полуобморочный, и она без понятия, как мне помочь, бегает и суетится вокруг меня, чуть ли не слюнки подтирает, а стоит мне посмотреть на нее – и она притворяется враждебной и безучастной. И самое тупое, что, черт возьми, будь она на моем месте, а я – на ее – так вел бы себя точно так же – точно так же бегал бы вокруг нее и точно так же отводил глаза. Да что же за отношения у нас, нелепые и болезненные! Почему мы не можем обходиться друг с другом как нормальные люди?

– «Как ты себя чувствуешь?» – насмешливо спросил я сам себя и сам себе ответил: – «Гораздо лучше» «Я рада, что ты пришел в себя».

Она зажмурилась и беззвучно рассмеялась. Обернулась ко мне с усмешкой:

– Конечно, давай будем говорить бессмысленные фразы, это же так весело и занимательно.

Я улыбнулся. Она присела рядом и в ответ на мои вопросы стала неспешно рассказывать свою версию произошедшего в Замке.

На протяжении двух следующих дней мне становилось хуже. Я не мог ни есть, ни пить и физически чувствовал, как час от часу мои силы иссякают. При этом я довольно много бодрствовал, не разрешая себе уснуть, и в голове моей крутились самые мрачные мысли. Я думал, что пришло время мне платить за все мои ошибки, что я должен был умереть еще на балу, захлебнуться в кристалле, но мне удалось вывернуться из лап смерти и убежать – но всего на несколько дней, а теперь костлявая вернулась за своей добычей. Я вспоминал все ситуации, когда моей жизни грозила опасность (а их оказалось удивительно много), и говорил себе, что выжил в них только потому, что моя роль в этом мире еще не была сыграна до конца. А теперь, когда я расторг Договор – моя задача выполнена, и я могу и должен умереть.

Всё это время рядом со мной кто-то дежурил, пытался помочь мне – и чаще всего это была Вренна. Иногда я почти не замечал ее, иногда начинал с тихим жаром пересказывать свои мысли, и она пугалась и злилась на мой фатализм, но утешить меня не могла.

Потом я надолго отключился, а когда пришел в себя, то увидел над собой незнакомого человека в очках с непроницаемым выражением лица.

– Лежите, – требовательно сказал он, когда я начал шевелиться. – Я поставил вам капельницы – не двигайте руками. Как ваше самочувствие?

Самочувствие было на удивление приличное.

А не прошло и часа, как начались всяческие врачебные экзекуции, которые сводят на нет любой фатализм и любую философию.

Как вскоре выяснилось, этими экзекуциями, как, собственно, и спасением, я был обязан Якобсу. Впрочем, косвенно.

Мое состояние казалось безнадежным не только мне, но и окружающим. Маясь безысходностью, Якобс позвонил Артуру. Не чтобы поделиться горем – скорее, наоборот: притвориться, что всё в порядке… но разговор мгновенно вышел из-под контроля:

– Господи, да я вам с Джеком тысячу раз звонил! Где вы? Что с вами? Почему вы две недели не брали трубки? Мекс всё твердит, что у нее видения, и вы в беде!

Якобс опешил, замялся. Было бы издевательством сказать, что мы были в Морской Короне за десять минут до взрыва, но всё хорошо, мы успели сбежать, вот только Джек прямо сейчас умирает.

– Да что ты молчишь? Алло!

– Да, я… мы в Штаман-Рейне. Джек болен.

– Чем? Что с ним?

– Не знаю. Никто не знает. Что-то странное.

– Что значит «что-то странное»? Какие симптомы?

И Якобс рассказал всё по порядку, начиная еще со своего проигранного спора с наемниками Мморока. Когда он дошел наконец до симптомов, Артур потребовал, чтобы он повторил их все Мекс, и передал ей трубку. Мекс сосредоточенно выслушала – и разозлилась:

– Что, и это всё? Да я и двух курсов в меде не закончила – и знаю, что тут делать! У вас что, интернета нет? Нельзя прогуглить? У него просто обезвоживание и голод. Нужно ввести глюкозу и раствор соли. У вас там есть врачи?

Покатавшись по городу, в который постепенно возвращалось население, Игорь с подручными раздобыли врача, и то ли наняли, то ли похитили его, чтобы он меня лечил. С помощью элементарной капельницы он за считанные часы поставил меня на ноги, а затем всякими изощренными методами, которых и названия-то вспоминать не хочется, стал постепенно выводить из моего организма остатки кристалла.

Через неделю этот врач заявил, что сделал всё, что в его силах, и безучастным тоном дал мне сотню рекомендаций, кардинально не соответствующих моему образу жизни. И, взяв оплату мелкими купюрами, радостно уехал. Может, мы его пугали, а может, лечить Вентеделя казалось ему чем-то недостойным.

Я всё еще чувствовал себя довольно слабым и боялся съесть лишний кусок мяса, но опасений мое состояние больше не вызывало. Тем временем из нашего убежища приехал Артур, из ревнивой предосторожности оставив Мекс дома, и мы подолгу трепались втроем: я, он и Якобс. Правда, выяснилось, что с ноутбук с моим «летчиком» безвозвратно сгинул, и на минутку мне снова захотелось впасть в депрессивный авитаминоз – но вскоре я решил, что таки отделался малой кровью.

По мере выздоровления, чем больше я убеждался в своей безопасности, тем сильнее меня волновал один странный вопрос. Что происходило с голубой слизью, после того как она расставалась с моим телом? Нет, это не зависимость и не умопомешательство. Это вполне закономерный вопрос. Но я осознавал его нелепость и задавал только тем, кто мог знать, и очень осторожно. Большинство не понимало, о чём я, и я закрывал тему. Потом я спросил Вренну, и она пожала плечами:

– Она уползла. Я видела, как она перебиралась через стенку тазика, как медуза. Ну, это же часть кристалла – она что-то себе думает, хочет.

Я уставился на нее:

– Ты понимаешь?

Вренна встретила мой изумленный взгляд с легким недоумением.