Когда искушение становится работой

Я убеждала себя в этом.

Убеждала, смотря в бледные лица Халлеров.

Агнес, ничего не понимая, остановилась на пороге, будто ощутила холодное напряжение в воздухе. Я видела, как мои слова повисли между ними, как неоплаченный счет, который теперь необходимо было выкинуть.

– И как давно ты знаешь? – спросил Олег поднимаясь.

– Я только сама узнала.

Я пыталась словить его взгляд, но он больше не смотрел на меня.

– Значит еще есть время…

– Время на что? – спросила я, страшась ответа.

В этот момент мне все было ясно по лицу Олега. Я уже слышала, как рушилась моя жизнь.

– Сделать аборт, конечно.

Тогда все и рухнуло окончательно. Палач вознес свой топор над моей головой и ловко воспользовался им.

– Я не стану этого делать, – мой голос задрожал, и я медленно понялась с дивана. – Не хочешь ребенка ладно, я забуду, что ты его отец, но убивать его я не стану.

В животе у меня все скрутило от взгляда Олега. Внезапно я поняла, что он не просто раздосадован новостью, а зол. Взглянула на Агнес, но та к моему удивлению молча стояла у стены с ничего не выражающим лицом. Я попыталась объяснить, что ребенок не станет концом жизни, что справлюсь сама, но чем дольше я говорила, тем больше искажалось лицо Олега.

Это было не то, что он хотел услышать. Я тоже в душе ожидала поддержку, а наткнулась на злость. Сердце снова забилось быстрее, и я умолкла. В комнате воцарилась мучительная тишина. Инстинкт подсказывал, что мое решение может изменить все в их жизнях. Олег долго смотрел на меня, а потом спросил:

– Ты что, с ума сошла? Тебе, больше нечем заняться? – Он шагнул ко мне ближе, и я попятилась, боясь его безумного взгляда. – Какие дети? Сейчас же не до этого! Ты должна сделать аборт.

Сейчас не до этого.

Не до этого.

В моей голове проскользнул вопрос не думали ли мои родители также, отдавая меня в приют. Я почувствовала, как подступают слеза. Стало мерзко и тошно.

– Я не могу, Олег, – сказала я как в бреду. – Я тоже росла в детдоме. Я не хочу повторить судьбу, которая меня туда привела.

Лицо Олега исказилось, но я стояла твёрдо, готовая отстаивать свою жизнь и своё будущее. Он бы не смог меня переубедить и наверняка уже понимал это.

– Если ты оставишь ребенка, то я уволю тебя, – объявил он. – Сделаю так, что ты не найдёшь работы в этом городе. Понимаешь?

– Увольняй, – тихо ответила я, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Да, это будет сложно, но я не пожертвую своим ребенком ради твоих страхов. Я заслуживаю право на выбор, даже если он тебе не нравится.

Снова стало до жути тихо.

Глаза Олега потемнели от гнева, и я почувствовала, как напряжение в комнате нарастает. Агнесс, наконец, вмешалась, обрывая молчание:

–Олег, подумай, это же все меняет. Может быть, ты не все понимаешь? Ей нужна поддержка, а не угрозы. Ребенок Халлер как и мы. Первенец.

Олег вздрогнул от слов матери и обернулся к ней.

– Халлер как и мы? – презрительно усмехнулся он. – Бред. Этот ребенок не начнет новое поколение Халлеров, не с моей подачи.

Я смотрела на него, и внутри меня всё закипало. Мне было не понятно, как он мог быть таким жестоким.

– Олег, – предостерегла его мать, но тот уже отвернулся.

– Я не могу верить в твой выбор, – сказал он мне становясь ровно напротив. – Ты же не осознаешь, что мать – это не только привилегия, но и бремя. Откуда тебе вообще знать об этом?

– Я не позволю тебе решать за меня.

– А ты глупее чем я думал, – усмехнулся он. – Решила будто можешь прийти сюда и отстаивать свои интересы? Аня, ты же никто. Щелчок и город о тебе даже не вспомнит. Что ты будешь делать? Какую жизнь дашь ребенку? Ничтожную. Он вырастет в вечных мечтах достигнуть того, что ему не светит, как и тебе.

– Я не могу поверить, что ты так думаешь, – прошептала я. – Я не хочу, чтобы мой ребенок испытывал ту же пустоту, которую испытала я. Я смогу дать ему лучшее, даже если это потребует от меня невозможного.

Олег расхохотался.

– Лучшее? Скажи мне, как? Ты думаешь, что одной только мечтой можно создать семью? Ты живешь в иллюзиях, Аня.

– Ты не знаешь меня! – вспыхнула я. – Я не боюсь. Я могу дать этому ребенку то, что не получила сама. Да, я росла в приюте, но это не значит, что я не смогу быть хорошей матерью.

Олег, казалось, был готов взорваться от ярости. Его губы скривились в недовольной усмешке, он вновь шагнул ко мне ближе, но я стояла на месте.

– Но я не позволю, – прошипел он. – Я сделаю всё, чтобы ты пожалела о своем решении.

Было так больно. Мерзко и липко. Я почувствовала, как слова Олега ранят мою душу, вызывая бесконечный поток сомнений. Как я могла вообще верить ему. Почему решила, что он хороший человек? Как влюбилась? Каждый его упрек звучал как печать на приговоре, но я не могла позволить себе сдаться. Я повернулась к Агнес, ища в её глазах поддержку, но она была холодна, как и всегда. Что ж, раз они решили уничтожить мою жизнь, может мне удастся нарушить их покой первее.

Отвратительно. Обидно. Я вновь чувствовала себя одинокой.

На продолжение этого нелепого спора у меня не осталось сил, и я ушла. Переступая порог своей квартиры, я думала о будущем. В моей голове все еще звучали слова Олега о том, что я бы все равно не смогла стать хорошей матерью.

Глава 4 Праздник воссоединения

Острые края месяца блистали в небе, как наконечники креста, возвышающийся над входом в церковь. Вокруг не было фонарей. Последний остался в метрах ста на улице. После ярких огней проспекта природного света звезд казалось мало. Мой взгляд впился на дорожку света из-под дверей церкви. Яркая. В темноте она напоминала золотую полоску браслета.

Я растерла замёрзшие руки и сделала еще пару шагов к двери.

Вокруг было тихо. Безлюдно. Словно это место погрузилось в какой-то таинственный, магический транс. Мне показалось странным, что Олег пошел бы сюда. Я засомневалась, что правильно все запомнила. К тому же мне было страшно. Тягучее, опаляющее чувство страха разгоралось у меня под грудью. Оно все росло и росло по мере того, как я стояла перед дверью церкви и не осмеливалась зайти. Отчего-то мне казалось, что там меня ждет нечто ужасное. Нечто, способное сломить. Покалечить. Даже убить. Но злилась я сильнее чем боялась. Мне хотелось испортить Олегу вечер также как он испортил мне жизнь. Маленькая и дешёвенькая расплата за его холод. За обиду, которую он мне нанес.

Я нахмурилась. Мысли о Олеге и его семье теперь ощущались иначе. Они как последний отзвук печальной мелодии скрипки, как оборванный в середине спектакль, как дождь, заставший тебя в ночи, имели привкус разочарования и подступающей трагедии. Несокрушимый замок его жизни давил на меня своими холодными стенами. Я хотела, чтобы своды его дворца дали трещину. Чтобы этот идеал пошатнулся, как шатался у меня всю мою жизнь.

Коснувшись массивной ручки, я решительно отворила дверь и переступила порог церкви, в которой уже бывала, но дальше пройти не смогла. Замерла на пороге пораженная видом, что открылся мне подобно самой сокровенной тайне преступника. Я помнила, как выглядел холл, когда я впервые его увидела. Помнила, какое впечатление он на меня произвел, каким величественным, но при этом ветхим показался. Но святые мне свидетели, чьи лики были изображены здесь на фресках, раньше это место не выглядело столь гнетущим и мрачным. Таким пугающим.

Сразу за дверью меня встретила вереница людей в черных мантиях и таких же черных как сама ночь масках. Их лиц я не видела, но и они будто не замечали меня. Напоминали статуи, вросшие в земли подобно вековым дубам у церкви. Никто из немых стражников не шелохнулся, когда я шагнула на блестящие плитки пола. Они продолжали стоять, образуя черный коридор тел.

Я двинулась вперед по этому коридору старясь не обращать внимания на жуткие фигуры. Задумалась как выгляжу со стороны. Я надела единственные мало-мальски праздничные вещи, что у меня были. Олег говорил о сегодняшним собрании церкви как о празднике, и я решила, что стоит выглядеть соответствующе. Хотя, получилось так, что я мало чем отличалась от фигур по бокам. Вся в черном. Такая же мрачная в своем единственном черном кружевном платье. Осенних сапогах на шпильке и черной, приталенной дубленке. Если бы не мои рыжие волосы, рассыпавшиеся по плечам, я бы и вовсе слилась с тенью.

Быстро стало понятно, что вереница людей ведёт меня вовсе не в главный зал, а в другое незнакомое мне место. Она заворачивала у входа, а поле вывела к арке и спуску в подвал. Спустившись по крутой каменной лестнице, я ожидала, что окажусь среди серых сводчатых потолков, но на самом деле вышла в комнату, увешанную черным бархатом. На одной из стен висел багряный занавес и из-за него доносились голоса и звуки духовых инструментов.