Голубь встрепенулся и по привычке коснулся клювом моих пальцев. Он уже не выглядел беззащитным и израненным, скорее скучающим и печальным. Я открыла дверь клетки и выжидающе посмотрела на него. Аккуратно переступая с лапы на лапу он попятился к выходу, поворачивая голову из стороны в сторону, словно привыкая заново к свободе. А потом расправил сначала одно крыло, затем другое, взмахнул ими и вылетел из клетки.
Дедушка положил свою руку мне на плечо, и мы с ним смотрели на небо, в котором кружил голубь над желтой крышей нашего дома. А еще я смотрела, как из окна смотрит вверх заспанная бабушка, показывая Чб, как далеко улетел голубь, а он только обиженно облизывается и отворачивается.
Кстати, тот самый зуб, из-за которого все приключилось, выпал в тот же вечер от неудачного укуса яблока, вот и поделом ему.
Могла ли зубная фея прикинутся голубем, или это я все выдумываю?
Второй раз в первый класс.
– Ксюш! Возьми телефон на кухне! Отец звонит, -кричит бабушка, и я бегу со всех ног, потому что ответить папе это невероятно важно. Снимаю трубку.
– Котопес, привет, как дела у тебя?
– Все хорошо, а как ты?
– Работаю, как еще, времени совсем нет, мы с бабушкой заедем к тебе сегодня вечером. Я ее от Виктор Федоровича заберу и к тебе, хорошо?
– Хорошо, а что она у него делает?
– Болеет он, пришла помочь, еду принесла.
Бабари молодец, думаю я, заботится о своем муже, даже когда они не живут вместе.
– Сильно болеет? – спрашиваю я.
– Да вроде нет, я сам хотел съездить проведать, но времени ни минуты. Через два месяца уезжаю в командировку, привезти тебе что-нибудь?
– Ну, привези, -тяну я, – только что-нибудь не розовое и не блестящее.
– Добре, постараюсь найти экипировку для сварщика.
Я смеюсь, а он уже начинает торопиться.
– Все, до вечера, у меня сейчас переговоры важные, с итальянцами по новой партии мебели. Целый месяц их ждал.
– Хорошо… – я вздыхаю и кладу трубку.
Взрослые странные. Я вот папу жду уже третий месяц, а он не переживает так сильно, как из-за итальянцев. Хотя должен переживать даже сильнее.
Я не стала долго раздумывать над этим, потому что решила, что просто чего-то не понимаю, может пойму попозже.
– Ксюш, что отец звонил? – кричит с кухни бабушка.
– Ничего такого, сказал, заедет вечером с Бабари.
– Вот уж чего-чего, а Риммы мне только не хватало.-вздыхает бабушка.
Она не любит, когда приходит Бабари, потому что та, по ее мнению, только раздает советы. Стоит ей только войти к нам в дом, она тут же замечает, что тут это не так, тут другое, и моей бабушке это ужасно не нравится. Когда я говорю, что Бабари просто хочет, как лучше, моя бабушка говорит, что когда люди, действительно, хотят помочь, тогда они делают, а словами может бросаться каждый, и хуже всего, когда это делает родной человек. Я начинаю спорить, и говорю, что Бабари часто приходит погулять со мною и покупает вкусности, но моя бабушка говорит, что когда у моей мамы в животе были близнецы, Бабари узнала об этом, пришла и долго кричала, что сейчас Саше дети не нужны, и пусть моя мама принимает меры, я не знаю какие, но видимо не очень хорошие. А когда близнецы все-таки родились, Бабари сказала, что может гулять с ними раз в неделю. Бабушка говорит, что это не помощь, а показуха. Я не знаю, права она или нет, потому что меня тогда еще не было. А сейчас нет и близнецов.
Но в этот раз я не стала спорить с бабушкой, потому что мне очень хотелось увидеть папу, и поэтому я считала часы до вечера. Ждать моего папу это самое неблагодарное занятие. Вроде так говорят о делах, которые никому не нужны, и не приносят пользы. Обычно, он заканчивает работать вечером, и поэтому как только стрелка касается пяти часов, я начинаю ждать. Сейчас я уже понимаю время, и знаю, что раньше семи его ждать не стоит, но привычка начинать ждать раньше осталась. Хоть это и дурная привычка.
Вот я стою у окна, встав на колени на тумбу от телевизора, отодвигаю шторы, и смотрю в пыльное окно. Иногда Чб приходит ждать вместе со мною, иногда сбегает куда-то. Проезжают трамваи, машины, одни люди с остановки заходят в трамвай, другие выходят из него. Так проходит час, и наконец я вижу, как к нашему забору подьезжает машина папы.
– Дедушка! Открывай! Папа приехал! – начинаю вопить я, спрыгивая с тумбочки, и бегу к двери.
Дедушка неспешно моет руки после огорода, и берет ключи.
– Ну, дедушка, давай скорее, он же ждет там, -тороплю я.
Он как-то странно смотрит на меня и говорит:
– Ты же ждешь, пусть и он подождет.
– Дедушка!
– Иду… иду.
Наконец я слышу скрип калитки и тяжелые шаги по порогам. Выбегаю и тут же прыгаю на папу.
– Я так рада, что ты приехал!
– И я рад, только аккуратнее, аккуратнее, видишь, брюки белые.
– Ладно, – я киваю головой и начинаю обнимать его еще сильнее, а потом оборачиваюсь и вопросительно смотрю на него, -а где Бабари?
– Сейчас зайдет.
Я хватаю его пальцы и крепко сжимаю в своей маленькой руке. Мы вместе входим в дом.
– Здравствуйте, Элла Ивановна, как поживаете тут?
– Да потихоньку, твои дела как? Дочка-то скучает по тебе.
– Знаю, но работы столько наваливается, даже не представляете. Все ради нее стараюсь.
Вдруг он щелкает пальцами в воздухе и громко говорит.
– Забыл! Я же ей подарок привез. Сейчас принесу. Заодно посмотрю, где там мать застряла.
Папа быстро выбежал на улицу, а я лукаво посмотрела на бабушку типа: « А ты знаешь, что за подарок?», а она пожала плечами.
Снова заскрипела дверь веранды, и на кухню вошел папа, только на этот раз уже с Бабари, которая держала в руках большой пакет, красный в белый горошек.
– Бабари! -воскликнула я, и обняла ее.
– Здравствуй, здравствуй, моя милая. Как у тебя дела тут? Худая-то какая! Бабушка тебя здесь совсем что ли не кормит? Ленка такая же худющая была, как из Освенцима, да простит Бог. Ты-то кушай.
– Лена была чемпионкой по художественной гимнастике.-строго сказала моя бабушка, и посмотрела Бабари в глаза, после чего та резко замолчала и отвела взгляд.