Карамель. Новый Мир

– У Говарда есть сын? – искренне удивляется Сара и смотрит на меня. – Я думала, у вас в семье две дочки.

Отвечаю:

– Сейчас – да. Бес погиб, едва ему исполнилось шесть. – Слова даются с трудом, выскребаются из горла. Мерзко. Словно песок в рот набрала – вяжет. – Подрыв моста, ведущего в Академию, – спотыкаюсь; горло сухое, чтоб его, а глаза влажные, – Мы шли на подготовительные занятия, но Бес убежал вперёд, а я отвлеклась. – Перевожу дыхание и, глядя на звёздное небо, представляю, что где-то среди них – Бес (то больная фантазия из-за пропущенных таблеток, Кара, ибо на самом деле Бес кремирован и находится в усыпальнице Голдман). – Погиб на месте.

– Сочувствую твоей утрате, Карамель – говорит Сара.

В тот день я потеряла брата и обрела себя. Тот самый транслируемый образ, который налип к хрупкому лицу. Отец говорил, что Свод Правил обезопасит меня, обезопасит нас, обезопасит семью. Если следовать ему, слушаться, нести в массы, действовать согласно обозначенным истинам, транслировать правильные и удобные законы, нас никто не потревожит и не тронет. Мы будем сильны и будем выстраивать идеальный мир вокруг нас. Идеальный Новый Мир. Совершенствовать град будущего, делать его лучше каждый день.

В разговоре с Каином в авто – на мой день рождения – он сказал, что я просто травмированный ребёнок. Не могу избавиться от этой мысли. Он всегда знал про Беса.

– Мне кажется, – предполагаю я, – Каину известно об этом пункте в биографии Голдман.

– Отчего тебе так кажется? – кивает Сара и поправляет на мне одеяло: прикрывает грудь, чтобы ночная прохлада на забралась под одежду и не стянула лёгкие.

Рассказываю. Женщина хмурится. Затем бросает:

– Ляпнул по глупости, вот и всё. Не думаю, что он знает больше меня, а я знаю много, Карамель.

Каин точно знал.

Делюсь мыслями:

– Подрывы в Новом Мире случаются не так часто, а если случаются – у всех на слуху. Но про Беса все словно забыли.

– Разве Свод Правил не регулирует заинтересованность людей в постороннем? – вопрошает Сара. – Палата Социума – во главе с Говардом Голдманом – сама же обложилась законами, чтобы её представителей никто не трогал, а если смутные мысли и посещали головы людей – там же перегнивали.

– Мы – и отец больше всех – создавали лучший мир.

– Получилось? – с едва различимым ехидством выдаёт Сара.

– Получилось, только я подвела.

Не позволю ей порочить имя отца, обесценивать его труды и заслуги, принижать таланты. Не позволю. Я Голдман. Вне зависимости от происходящего вокруг, от отягощающих обстоятельств и мнения иных. Я –Голдман.

– Ты поступила так, как хотела, не вини себя, – говорит Сара. – Я – нарушившая законы – спустилась в Острог по необходимости, ты же – правдоборец, северянка, идеальный гражданин Нового Мира – спустилась в Острог по своему желанию. Кто обладает большей смелостью и решительностью?

Звучит хорошо (даже красноречиво), но не уверена, что истинно. Сама ли я решила оставить Новый Мир? Встреча с янтарными глазками внесла свою лепту: наши беседы, его признания. Жалоба Ирис, хотя её – как и проклятые статейки в сплетнике, ещё не вышедшие на официальный канал, на внешние СМИ – можно было умять, отец бы справился. Точно ли я сама приняла решение спуститься в Острог? Оно не навязано? Не желаю ли я очутиться вновь на улице Голдман, зная, что личный водитель отвезёт меня на учёбу в Академию, где я встречусь с навязанной социальными нормами подругой и выбранным для отношений партнёром, после чего – в обеденный час – Золотое Кольцо одурманит блеском рекламных вывесок и бегущих строк, а на Здании Комитета Управляющих появится моё лицо, и наставляющий голос потребует послушания и следования Своду Правил. Понимаю, что плачу. Я бы отдала всё на свете, чтобы вернуться в идеальный (зная, что он не таков) Новый Мир. Я бы – чёрт с ним – вновь отдала Беса, чтобы увидеть наглое лицо сестры, услышать строгий голос матери, ощутить заботливый взгляд отца.

– О чём задумалась, Карамель? – спрашивает Сара.

– Предпочту оставить мысли при себе.

– Хочешь, поделюсь своими?

Согласно киваю.

– Сомневаться – нормально. И я была северянкой с роем сомнений в голове, когда оказалась…

Перебиваю:

– Сомнения, говорит отец, есть предатели неокрепшего ума, ибо они заведомо обрекают идеи и планы на провал, без возможности на реализацию.

– Он воспитал из тебя солдата, верно? – саркастически хмыкает женщина.

– Что?

– В твоём возрасте он позволял себе чувствовать, – настаивает она.

Выпаливаю резко:

– Закрой рот.

Сара удивляется. Откланяется и просит повториться. Объясняюсь:

– Не позволю плохо говорить о нём. Никому. Кем бы ты ему не была и кем бы он не стал, Говард Голдман – мой отец, и его мнение оспариванию не надлежит. Он – закон Нового Мира. Он – власть всех пребывающих в нём. То, что ты находишься за пределами Нового Мира, не даёт тебе права судить о нём плохо.

А Сара не сдерживается и выплёвывает то, что собиралась долго держать при себе, не обнажая ни мысли, ни воспоминания:

– Я любила Говарда Голдмана, и ты смеешь наблюдать воочию, куда эта любовь привела, поэтому у меня нет мотивации или тяги оскорбить его, Карамель.

Замолкаю и отворачиваюсь. Смотрю на звёзды, которыми с добрыми (я надеюсь) намерениями поделилась Сара из Острога.

– Не хочешь узнать обстоятельства? Не хочешь узнать о нашем прошлом? – любопытствует беженка.

– Отец говорит, не задавать вопросы, к ответам на которые не готов. Я не хочу слушать твои ответы, какие бы вопросы (и догадки) меня сейчас не терзали. Я жила без этой правды и без неё проживу, спасибо.

– Вот как… – спокойно протягивает женщина.

– Но знай: ему плевать на тебя, Сара из Острога. Сейчас – плевать. Моего отца волнует только его семья – жена и две дочери.

– Не сомневаюсь, – улыбается женщина. – Ты забыла упомянуть дядюшку.

– Я сказала, до кого в этой жизни отцу есть дело, и брат – как иные родственники – не входят в список близких. И ты в этот список не входишь, про тебя отец даже не рассказывал – старая тайна, нарост памяти, вот кто такая Сара из Острога.

– У секретов, милая моя, как и у лжи не бывает срока годности.

– Я обозначила свою позицию: твоя правда и твоя история мне не нужны. Когда я сунула от любопытства нос в хронику с именем «сумасшедшей влюблённой», нарастающие комом проблемы привели к нынешней – непоправимой – ситуации. Я ничего не могу изменить.

– Так ты хочешь домой? – на выдохе выдаёт Сара. Вопрос сменяется утверждением, хотя моё выражение лица не даёт ни намека на правду. – Ты хочешь домой, Карамель Голдман.

Молчу. Сара добавляет:

– В Новый Мир. Твоё сердце отдано этому городу, даже не спорь. Сидя под его пятами – оплёванная его же правилами – ты восхваляешь город. Ты хочешь домой.

– Мои желания более неважны.

– Вернись, – улыбается Сара.